Политика

Александр Бородай: каждый несет свой крест

6 468

Андрей ФЕФЕЛОВ. Александр Юрьевич, несмотря на твой уход с поста премьер-министра ДНР, ты остаешься, что называется, в обойме. Ты переживаешь острый, опасный и сложнейший период своей жизни. Но расскажи мне, как ты попал в этот страшный водоворот событий и явлений? Ведь многим со стороны кажется, что ты вошел в историю на волне хаоса, что твое назначение на должность премьера ДНР было сугубой случайностью. Как ты это сам ощущаешь: свою судьбу, свое предназначение?

Александр БОРОДАЙ. Андрей Александрович, ты же знаешь, что я никогда не стремился к роли публичного политика, но в какой-то момент пришлось взвалить на себя и такую ответственность. Однако, ничего случайного и хаотичного в этом не вижу. Я всегда находился в водовороте довольно бурных и неординарных событий, происходящих на моей Родине.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Мы познакомились с тобой больше двадцати лет назад, в высокие дни октября 1993 года, тогда ты был активным участником восстания, с оружием в руках защищал Дом Советов. Потом была Первая чеченская. Ты в качестве военного журналиста вместе с русским войском входил в город Грозный, дымящийся, как дьявольский котел. Была операция в селе Первомайское, которую ты отразил в газете "Завтра". Среди красот Нижнего Памира ты вплотную наблюдал гражданскую войну в Таджикистане. А потом была Вторая чеченская война и снова ты, как в дурном сне, под канонаду входил в город Грозный. Была еще военная операция в Буйнакском районе, в которой тебе довелось участвовать. Тот ваххабитский мятеж был подавлен ценой больших потерь наших Вооруженных Сил. Но все-таки биография твоя началась с войны в Приднестровье, куда ты в 1992 году отправился добровольцем, взяв на философском факультете МГУ академический отпуск... Теперь, в Донецке, на охваченных пламенем территориях Донбасса, ты стоишь плечом к плечу с Владимиром Антюфеевым, который в те далекие годы возглавлял министерство безопасности молодой Приднестровской Молдавской республики. Тогда же по степям и перелескам, в составе другого отряда русских добровольцев, ходил нынешний легендарный командир Новороссии, тогда еще юный Игорь Стрелков.

Александр БОРОДАЙ. Да, проходят годы, а люди нас окружают практически одни и те же. У всех судьбы складывались по-разному, но общее направление мыслей и действий прослеживается. Приднестровье стало точкой сборки для многих патриотов.

Сразу хочу отметить, раз уж зашла речь об Игоре. Игорь Стрелков сейчас популярен, но он — не политик. Он — русский офицер, который выполняет долг перед Родиной. Его сейчас многие пытаются в политики зачислить, но это ошибка.

Андрей ФЕФЕЛОВ. По факту, Стрелков является символом сопротивления на Донбассе, в каком-то смысле даже сверхполитиком... Наш Игорь Всеволодович вошел в миф.

Александр БОРОДАЙ. Эта его популярность связана с тем, что не так уж много в сегодняшней России офицеров, способных выполнять свой долг до конца, способных жертвовать собой на службе без оглядки на житейские обстоятельства. Поэтому он и является символом. Война закончится, и он перестанет быть политической фигурой. Политика — не его сфера. Он и не хочет быть представителем политической элиты.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Скажи, добровольцы на Донбассе — что это за люди, что за типы? Какие мотивы побудили их ехать воевать за Новороссию?

Александр БОРОДАЙ. Добровольцы — это разные люди с разными характерами, но основной мотив один и тот же — помогать нашим русским братьям, славянскому делу, в целом. Нас в Киеве называют сепаратистами, однако всё наоборот — это мы здесь воюем против киевских сепаратистов. Меня западные журналисты как-то пытались поддеть: мол, как же так?! — вы в Грозном были, в Чечне были, вы же тогда сражались против сепаратизма? Я говорю: "Да". А теперь, мол, вы сами сепаратист? Я говорю: "Нет, я по-прежнему воюю против сепаратистов…" Есть Российская империя, пусть даже сейчас не совсем такая, как нам хотелось бы, но она есть. Она, как далекий полюс, намагничивает стрелки наших компасов. Это то, к чему мы идем, к чему стремимся. Есть великий Русский мир, в котором мы пребываем физически и духовно. Именно этот Русский мир нуждается в нашей помощи. Нам его защищать и строить. А те, кто воюет против нас, — они как раз и есть сепаратисты: политические и духовные. Они отдались Западу. Поэтому Запад их поддерживает.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Вспомни, пожалуйста, какой-то яркий момент последних месяцев. Какое-то откровение было тебе среди этих трагедий и кошмаров?

Александр БОРОДАЙ. Много всего пронеслось перед глазами. Трагического, страшного, удивительного и даже смешного. Но почему-то из головы не выходит раненый прапорщик, у которого после контузии стали возникать яркие видения. Последний такой сон его был о том, как война эта почему-то заканчивается на Дальнем Востоке победой над Японией...

Андрей ФЕФЕЛОВ. Это такой наш вещий прапорщик…

Александр БОРОДАЙ. Да, это Женя, наш хороший товарищ, который был назначен комендантом Снежнянского района. Третий раз уже ранен...

Андрей ФЕФЕЛОВ. Когда мы в юности позиционировали свои политические взгляды, то мы называли себя монархистами. Это был наш политический идеал. Этот идеал жил и во мне, человеке вполне себе сталинского духа. Он был присущ и Игорю, и тебе… И вот, мы прошли некий жизненный путь. Прикоснулись к реальной политике, которая, к слову, становится всё реальнее и реальнее. Монархический идеал стал чем-то абстрактным, общим. Ты согласен со мной? Как ты смотришь на наш прежний монархизм?

Александр БОРОДАЙ. Точно так же, как и раньше. Дело в том, что Россия, как великая держава, остро нуждается в централизме и в достаточно авторитарной власти. Эта власть может быть и монархической, а может быть просто авторитарной, но она России нужна. Сейчас у нас есть действительно серьёзный лидер, легитимность и способности которого признает огромная часть населения нашей страны, да и всего мира. Такой лидер, слава Богу, есть. Да, он не монарх, но, по сути, воспринимается как единственный правитель, как государь.

Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть сакральность монархического принципа сейчас тебя не волнует?

Александр БОРОДАЙ. Сакральность присуща практически любой власти. Когда сакральность власти исчезает, исчезает сама власть. Именно это произошло в позднем Советском Союзе.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Как ты воспринимаешь образ врага? Из каких сегментов он состоит для тебя?

Александр БОРОДАЙ. Очень просто. Есть идеологизированные вражеские подразделения. Это, кстати, не генетические враги, а враги по случаю. Потому что они действительно являются сепаратистами. Они пошли против России. Они пошли против русских. Они пошли потому, что оболванены пропагандой. Они даже не понимают, чего на самом деле хотят. Зачастую они сами являются потенциальными противниками киевской власти.

Тем не менее, сейчас киевская власть и собственно Запад, который стоит за киевской властью, сумели эти оболваненные озлобленные головы мобилизовать против русских. Для киевской власти война на Юго-Востоке очень выгодна, потому что она сливает эту энергию протеста. Сила, которая могла бы обратиться против них, кидается против населения Донбасса. Поэтому таким врагам даже можно посочувствовать, не забывая при этом, что они наши враги — причём, враги злейшие, враги жестокие, с которыми необходимо сражаться до полной их капитуляции. Что касается личного состава украинских вооружённых сил...

Что тут можно сказать? Это люди, как правило, загнанные, часто насильственно мобилизованные. Украинские вооруженные силы несут очень серьёзные потери. Поэтому киевские власти гребут в армию кого только можно.

По моральным соображениям, ещё раз повторюсь, их надо бы пожалеть, но не получается в горячих условиях войны…

Андрей ФЕФЕЛОВ. Но сегодняшний враг — это сила консолидированная, мощная или заметны трещины противоречий?

Александр БОРОДАЙ. Эта сила, скорее не мощная, но очень массовая. Она очень некачественная в смысле боевого применения и в смысле стойкости в бою. Что касается трещин, видимых и невидимых, то ясно, что они есть.

Андрей ФЕФЕЛОВ. ДНР, ЛНР в России воспринимают прежде всего как некие новые явления, как шанс, как утопию. Это связано, конечно, с героизмом ополчения Донбасса, с атмосферой самопожертвования, с высокими смыслами, лежащими в основе сопротивления. Однако, сейчас реально строится новая государственность. Многие в России размышляют над тем, например, на каких принципах она может быть построена.

Александр БОРОДАЙ. Я не знаю, дорогая редакция, — дам тебе честный ответ.

Для меня, по сути, идея Новороссии – это всего лишь идея присоединения к России. Можно говорить, конечно, о том, что мы хотим построить на этом месте какую-то новую идеальную русскую государственность, но всё равно это будет скорее мифом, чем реальностью. Население Донбасса и все мы, кто приехал, хотим только одного — чтобы эти территории и люди, на них живущие, стали законной частью России.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Скажи что-нибудь для наших читателей, всем тем, кто за тебя переживает и молится по церквям и монастырям. Всем кто тебя любит и хочет поддержать.

Александр БОРОДАЙ. Я всем благодарен за поддержку молитвенную и просто товарищескую. Бремя я нес довольно тяжелое, надо сказать. И в поддержке вашей нуждался.

Впрочем, каждый несет свое бремя, свой тяжёлый груз, свой крест. И каждый должен нести его, насколько хватит сил в этой жизни. Я делаю всё, что могу, наверное найдутся те, кто сможет сделать больше.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Россия большая.

Александр БОРОДАЙ. Россия большая, это правда.