Американская газета Los Angeles Times опубликовала статью Стивена Зейтчака под названием «Ставка Одессы на то, что она выше конфликта, даёт трещины».

Как следует из названия, статья посвящена разбору событий в Одессе. Начинается она с прямой речи одессита Руслана Новикова, который не сразу нашёл, что ответить на вопрос о том, за националистов он или за сепаратистов. В итоге он сказал: «Я одессит».

Так, по мнению Зейтчика, думает почти весь миллионный город, «старающийся не встревать в эти столкновения».

И всё же у Одессы не полностью получается сохранять нейтралитет, на её аполитичном облике «появились трещины». Например, недавно депутат Нестор Шуфрич был избит «ультранационалистами» из «Правого сектора», которые заодно в устной форме оскорбляли Путина. Этот инцидент явно показал, что идею о «возможности сохранения каким-либо украинским городом нейтралитета… больше нельзя считать жизнеспособной».

Одесса, как отметил Зейтчик, «в течение длительного времени отличалась от остальной Украины», её даже называли «русской Калифорнией», куда охотно приезжали люди из многих регионов, привлекаемые динамично развивающейся экономикой и относительной свободой нравов. Здесь селились татары, албанцы, русские и евреи, причём последние до Второй мировой составляли едва ли не половину населения Одессы.

«Термин „одессит“, обозначающий многоопытного, ироничного человека, отличающегося от жителей прочих украинских городов Украины, не утратил своей актуальности и в ХХІ веке» — продолжает автор статьи.

Одесситы говорят по-русски, но отличаются особым говором, рассказывают о том, что их город географически ближе к Стамбулу, чем к Луганску и часто шутят: «И шо, мы виноваты, шо вокруг Одессы Украину построили?».

Увы, пишет Зейтчик, вместе с эскалацией ситуации в Украине «концепция уникальности Одессы начала распадаться на куски». Здесь, естественно, имеется в виду трагедия 2 мая, когда в Доме профсоюзов погибли 48 человек. Событие, безусловно, до сих пор обсуждается, «но о нём говорят шёпотом», а если тему поднимет кто-то посторонний, то одессит, скорее всего, прекратит беседу.

Один из одесситов-собеседников Зейтчика сказал ему, что после того, как узнал от родителей о случившемся, подумал: «Они, должно быть, ошиблись городом».

После трагедии Одесса начала поляризоваться: рядом с местом трагедии возник самодельный памятник, возле которого проходят пророссийские выступления и «высмеиваются лидеры националистов, их называют фашистами». В полутора километрах от Дома профсоюзов расположен памятник украинским жертвам, где, как утверждает Зейтчик, «надписи демонстрируют презрительное отношение к России и её президенту Владимиру Путину».

С тех пор в Одессе «стало невозможно не думать о политике». Если ранее большинство одесситов считало, что по-украински говорят за пределами Одессы и в основном в деревнях, то теперь молодёжь активно посещает курсы государственного языка и иногда «даёт обещания целый день говорить только по-украински».

Конечно, язык — далеко не единственная наметившаяся проблема. Экономика города, как пишет Зейтчик, основательно пострадала. Ранее Одессу посещало большое количество туристов, а «летом этого года их число уменьшилось вдвое». Сократились объемы добычи и переработки рыбы, так как в рестораны и магазины люди теперь ходят реже, чем раньше. Не в лучшем положении оказались и городские рынки.

Вместе с тем, часть жителей признаёт, что на фоне многих других городов в Одессе гораздо спокойнее, да и вообще, «сейчас намного лучше, чем было в советское время».

Завершается статья таким абзацем:

«Возле прилавка с фалафелями стоял оптимистично настроенный мужчина по имени Махмуд. „Я приехал из Сирии полгода назад, — сказал он, — и здесь всё выглядит довольно спокойно“».