История Елены Григорьевой, убитой активистки из Питера, производит очень тяжелое впечатление.

Я ее встречала в Сети, и, в общем, уже по паре реплик было понятно, что человек нездоров и нуждается в медицинской помощи. Но не вполне понятен был масштаб.

Вкратце. Женщина начинала, неожиданно, как ультраправая (в «Славянской силе» Дмитрия Демушкина — запрещенной в России организации), потом переместилась к Мальцеву.

В какой-то момент «совершила каминг-аут, объявив о своей бисексуальности», и начала тусоваться с левыми и ЛГБТ-активистами.

С началом донбасских событий сделалась ярой заукраинкой, мечтала вступить в батальон «Азов», чтобы «мочить колорадов» (об этом сейчас с умилением вспоминают ее соратники).

Это о политике. Что касается отношения к жизни, то, судя по ее текстам, Елена ненавидела русских, ненавидела женщин, ненавидела детей, ненавидела вообще всех. Своим собеседницам в Сети желала то быть убитыми, то быть изнасилованными, то еще чего-нибудь хорошего.

После ее смерти стали писать, что ей поступали угрозы — надо сказать, она столько и так разнообразно угрожала своим оппонентам, что неудивительно, если кто-то отвечал тем же.

Еще она защищала животных — а именно бродячих собак, в стиле классической «зоошизы». Например, на сообщение, что бродячая собака покалечила ребенка на глазах у матери, реагировала так: «Тупая шкура не следила за своим выродком, а обвиняют ни в чем не повинную собаку!»

Вообще ее излияния и проклятия по своему количеству и качеству достигают той степени, когда негодования уже не возникает, а возникает острое желание бежать то ли за экзорцистом, то ли за психиатром. Ибо ясно, что такое человек уже «не сам пишет».

Что касается жизни ИРЛ. Жила одна в страшно захламленной квартире. По-видимому, много и тяжело пила. В убийстве подозревается дворник ее дома, ранее судимый гастарбайтер, с которым она регулярно выпивала, и в тот вечер тоже.

После ее убийства соратники начали писать, что вот, мол, жертва режима, кровавый Путин, летучие отряды гомофобов, атмосфера ненависти, как страшно жить.

А я хочу сказать, хотя, может быть, это прозвучит резко и не совсем справедливо.

Да, черт возьми, жертва. Только не режима. А ваша.

Человек несколько лет как минимум неиллюзорно сходил с ума, шел дорогой саморазрушения и наконец пришел. Она была одинока, по-видимому, никого ближе товарищей по борьбе у нее не было.

Что делали товарищи, когда видели ее пьяной, слушали и читали проклятия и излияния ненависти к человечеству, замечали явный неадекват в каких-то ее реакциях, типа высера про собаку?

Правильно понимаю, что ничего? В лучшем случае. А возможно, и поддерживали.

Ведь политизированный фрик — человек полезный. Всегда за любую движуху, всегда готов прийти постоять с плакатом, покричать, может, и подраться.

Тормоза отсутствуют. ОМОНа не боится, того, как он выглядит и что о нем подумают, не боится тем более. Можно сказать, сам нарывается. И если нарвется — это станет очередным преступлением «кровавого режима».

А что несет кровожадный бред — «это ничаво». Не украинцев же проклинает, всего лишь русских. Если бы мечтала евреев убивать или там гомосексуалистов, наверное, соратникам стало бы как-то неловко; но пока всего лишь мечтает убивать колорадов и угрожает насилием обычным гетеросексуальным женщинам, то и норм.

К сожалению, это ситуация очень типичная. Не финал ее типичен — конечно, не все такие люди гибнут страшной смертью, чаще просто окончательно сходят с ума и исчезают в безвестности. Но типично отношение: явно проблемному человеку потакают, на признаки его проблемности закрывают глаза, очевидный неадекват объясняют искренностью, бескомпромиссностью или еще какими-нибудь достойными мотивами, пользуются его безумием в своих целях, а потом… «Ой, надо же, атмосфера ненависти ее убила! Невозможно честному человеку остаться живым и здоровым в этой токсичной стране!..»