Пока в Киеве готовят закон о реинтеграции Донбасса и превращении «АТО» в «полноценную войсковую операцию», разномастные аналитики, ссылаясь на разведданные, заговорили о «высокой вероятности» возобновления этим летом большой войны Украины с ЛДНР: о намерении ВСУ реализовать так называемый хорватский сценарий — в кратчайший срок массированными ударами рассечь территорию республик, произвести «зачистку» ополчения и взять под контроль границу с Россией.
О том, что ждёт украинских военных, если они попытаются пойти в наступление, а также о своём боевом пути, памятных событиях трёхлетней войны, настроениях бойцов, рассказал знаменитый ветеран ополчения с позывным «Консул», один из командиров Отдельного разведывательно-штурмового батальона Вооруженных сил ДНР.
— Соратники называют тебя «образцовым ополченцем», украинцы тебя люто ненавидят и не раз с восторгом сообщали о твоей гибели. Почему именно тебя они так усердно в фантазиях хоронят?
— Украинские «журналисты» — неисправимые фейкомёты, очень любят выдать желаемое за действительное. Всё это началось ещё с Иловайска, когда я получил серьёзное ранение. Потом ещё дважды они меня «хоронили». В последний раз «доблестными» украинскими вояками я был «ликвидирован» в районе Авдеевки. Смешно. Один только неприятный момент: кто-то на телефон сыну кинул СМС «отец погиб» и у ребёнка была психологическая травма.
Ненавидят они нас всех, и всех мечтают зачистить, ликвидировать, похоронить. Они же прекрасно знают, что никакие мы не «путинские наёмники», не «россияне-террористы», не «оккупанты-ордынцы». Знают: все мы, за исключением небольшого количества добровольцев, — местные работяги-предприниматели-госслужащие. Те самые рядовые жители Донбасса, которые в большинстве своём до 2014-го оружия в руках не держали. А после — в пух и прах громили «елітні підрозділи, аеромобільні бригади ВДВ» и прочих «кіборгів». Осознавать это украинцам нестерпимо (а приходится!), победить они нас в бою не способны, вот и хоронят хотя бы в СМИ — для собственного утешения…
— У тебя с нацистам есть свои личные счёты?
— На их совести смерть моего отца, которого я похоронил в лагере беженцев. Он участник Великой Отечественной войны, в 17 лет штурмовал Кенигсберг, позже воевал на Дальнем Востоке с японцами, отработал 54 года (из них 49 — под землей, проходчиком) на донецкой шахте «Трудовская», всем своим детям дал возможность получить высшее образование. Когда в стране, которую он в своё время спас от нацизма, началось нацистское беснование, его сердце не выдержало. Смерть отца — на совести украинцев, мои личные с ними счёты, заплатят по полной программе…
В ополчении много ребят, чьи отцы-деды-прадеды победили в страшнейшей из войн, отстояли и восстановили великую державу. Нам не нужно объяснять, что такое мужество и честь, долг перед Родиной и верность памяти предков. Поэтому все, кого я знаю, к войне всегда были внутренне готовы, хотя внешне для каждого она начиналась как бы случайно.
Я, например, весной 2014-го прогуливался с женой, хотели выпить шампанского, что-то отметить, а оказались на митинге у ОГА. Услышали выступления Губарева — и всё мне сразу стало ясно: началось! Киевская власть и холуйствующие перед ней местные олигархи так просто с волеизъявлением русских Донбасса никогда не смирятся, это — война. А раз так — чего ждать? Присоединился к активистам, штурмующим здание обладминистрации; первые трофеи — милицейские щиты, первая победа — взятие ОГА. Хотел угостить жену шампанским — оказался в революции…
Вскоре, 16 апреля, — первое боестолкновение, штурмовали воинскую часть в Мариуполе. Штурм этот оказался хорошо спланированной провокацией СБУ: командование в/ч в ответ на требование отпустить по домам солдат срочной службы в упор стало клепать из пулемётов по безоружным горожанам. Когда мы, несколько активистов из Донецка, уезжали, по моему микроавтобусу на перекрестке нацгвардейцы открыли пулемётный огонь. В салоне было восемь человек, Бог спас — все уцелели, один из них сейчас служит в нашем батальоне. А вот автобус мой гвардейцы раскурочили, потом сожгли.
Мы ещё не успели вернуться в Донецк — звонит жена: «Ты где?! Живой? По телевизору показывают бойню в Мариуполе, а в кадре машина — наша!» Долго я уверял её, что машин одинаковых сколько угодно, а я вообще-то в другую область за товаром уехал и про дела мариупольские впервые слышу. Домой вернулся, жена с порога: «Ну и где наша машина?» — «Как где? — изобразил я изумление. — Ты же сама мне сказала: в телевизоре она…»
— С апреля 2014 года и по сей день украинские пропагандисты верещат, что ополченцы сплошь отжимщики и мародёры, люмпены и маргиналы. За три года войны никого из указанных категорий я не встречал, всегда рядом со мной были люди вполне успешные, порядочные, образованные. Многие пожертвовали бизнесом и социальным статусом, оставили на вражеской территории дома и родственников. Украинцам, которые так любят тебя хоронить, признайся честно, сколько в отместку за сожжённый нацгврадейцами автомобиль намародёрил, отжал, награбил?
— Честно? Страшно сказать, сколько… Целую сковородку! Из сверхценного, в природе крайне редко встречающегося металла под названием чугун… (Смеётся).
Да, это единственное за всю войну моё приобретение — сковородка. В разбитом после обстрела брошенном доме откопал, да и ту ребятам в подразделение отдал. Всё. Ах, да, кроме расстрелянного украми автобуса я ещё три свои машины потерял, будучи в ополчении.
А что касается статуса — образование у меня (и у большинства тех, с кем служу) высшее, по профессии технолог, до войны успешно занимался бизнесом. Сейчас тем, что от бизнеса осталось, занимается жена.
Полагаю, надо ещё честно рассказать о «фантастических» суммах, которые, по словам украинцев, «наёмникам и террористам платит Путин»? Рассказываю. Первые деньги — 1000 гривен — нам впервые выдали ко Дню десантника в августе 2014-го у Марьянки (к слову, в октябре 1941-го её оборонял мой дед-пулемётчик…) Да и потом, вплоть до формирования армии республики получали мы зарплатки более чем скромные и нерегулярно. У нас воевали и воюют не за деньги, украинцам этого не понять.
В начале «русской весны» некоторые криминальные личности под видом бойцов занимались непотребщиной, до формирования полноценной армии встречались персонажи, склонные к мародёрству. Но мы сами их вычисляли и очень жёстко наказывали. Эта проблема давно решена, хочу коснуться другой проблемы.
Страшно то, что многие чиновники, уехавшие в 2014-м на Украину, вернулись и снова благоденствуют во властных структурах. А настоящих патриотов республики отодвинули, забыли. Помощь уволенным по ранению, искалеченным, не имеющим жилья ополченцам — минимальна.
Лучше надо нашим властям заботиться о тяжелораненых бойцах, нельзя давать украинской пропаганде повод спекулировать на этой теме…
—Ты служил в СВД «Беркут», разведке Особого отдела, «Оплоте», 11-м полку и других подразделениях. Что за три года войны тебе наиболее запомнилось, кто из боевых товарищей особенно близок?
— Очень трудно отвечать на такие вопросы… Что наиболее запомнилось? Крики детишек под обстрелом в память врезались. 13 июня вывозили мы малышей 3−4 лет из Славянска. Над колонной — белые флаги, на автобусах и легковушках — крупным шрифтом надписи: «ДЕТИ!» А с проклятой горы Карачун (оттуда в оптику дорога просматривается отчётливейше!) начали лупить из гаубиц и тяжёлых миномётов. Так страшно тогда кричали дети, что хотелось мне стать от рождения глухим…
Я не особо верующий, но то, что в тот раз мы без потерь прорвались — это было самое настоящее чудо. Крики те детские, ранящие, до конца жизни не забыть мне.
О боевых товарищах можно говорить часами. Все молодцы, о каждом стоит отдельную книгу написать. Вот хотя бы бывший мой боец Женя, позывной «Хохол». Прозвали его так за безупречное владение украинским языком.
Летом 2014-го, когда не было фиксированных позиций, всё постоянно менялось, никто толком не знал, где окопы соседей, а где — противника, отправились Хохол и Дима Чума (чудный был боец, потом погиб, Царство ему небесное) в разведку. И, в тумане поблуждав, очутились в украинском окопе. Огляделись: вокруг вояки с украинскими нашивками, балакают на мове, косятся с подозрением… Что делать? Хохол — парень юморной, Диме на ухо: «Молчи, москалюка, ничего не говори…» И украинцам: «Хлопці, до сепарів ще далеко?» — «А ви хто?» — «Ми з глибинної розвідки…» Укры понимающе закивали, угостили сигаретами, пояснили, где злобные сепары и, пожелав удачи, вывели «глубинных разведчиков» на нейтральную полосу. После этого случая никаких нашивок и отличительных знаков мы не носили.
Вспомню ещё пару случаев. Осенью 2014 года готовилась инаугурация Александра Владимировича Захарченко, нас отправили в оцепление. Мы упирались: не годимся для парадных мероприятий! Выглядим как махновцы, выряжены — кто во что горазд, разбойничьим своим видом народ распугаем…
Упросили, поставили во второй ряд. Подходит к нам журналист канала «112 Украина» взять интервью. Перенаправляем его к Хохлу: не косноязычен, изъясняется по-украински, самое то. Объяснил он журналисту внятно и складно, почему воюет с нынешним режимом, но не успели мы порадоваться, что обошлось без виртуозной матерщины, как на просьбу оператора: «Скажите что-нибудь от души» — Хохол наш громогласно на публику выдал: «Від душі? Із задоволенням! Нехай мене вибачить улюблена дружина, якої я ніколи не змінював, але, якщо упіймаю Ляшко — обов’язково в… бу його в сраку!» Журналист от этих слов микрофон выронил, а ребята хохотали так, что едва не сорвали инаугурацию…
Напоследок расскажу, как Хохол с уже упомянутым бойцом Чумой под Ясиноватой ходили в разведку. Откуда ни возьмись зеркально им навстречу двое (из «Правого Сектора», запрещенной в России организации) таких отморозков с той стороны. Наши среагировали быстрее: Хохол — первой пулей (попала в броник) опрокинул врага, второй пулей лупанул в ногу (живьём хотел взять), а третьей прострелил голову, поскольку раненый оказался не робкого десятка и успел в ответ выпустить очередь, но промазал. А Чума в это время срезал второго правосека. Только успели забрать оружие и чуть продвинуться по зеленке дальше — дубляж ситуации: ещё двое из ларца и в той же форме. И снова наши их опередили, почти в упор синхронно очередями отправили в гости к Шухевичу. Возвратились они обвешанные трофеями, усталые, но несказанно довольные. Подобных случаев было — не сосчитать, вот такие у нас бойцы, любому спецназу фору дадут.
Из тех, кто уже в ином мире, часто вспоминается мне молодой боец, позывной «Массажист». По профессии мануальный терапевт, до войны детей к нему на лечение привозили со всей Украины. Кто знает, может быть, застрелил его отец или брат исцелённого им ребёнка? На том месте, где он расстался с жизнью, установили мы памятную табличку — вся ему от Родины награда…
Много погибло достойных ребят, как рассказать о них? Ремарк, если не ошибаюсь, хорошо заметил: «О войне имеют право говорить только мёртвые, но их как раз навсегда заставили замолчать…» Не мне быть их голосом, тут нужен талант большого писателя.
— Скоро трёхлетие освобождения Иловайска. Сеча была знатная, и воевали мы там — как вспоминают все участники тех событий — не просто хорошо, а красиво. Твоя разведгруппа ликвидировала…
— Да, командира карательного батальона «Херсон». Зашли мы со стороны посёлка Зеленое, украинцы чувствовали себя вольготно, гостей явно не ждали. Пользуясь этим, у них под носом устроили мы засаду, расстреляли УАЗ с комбатом и его заместителем, затрофеили их оружие. Моему заму пришлось недостреленного командира добить, надо отметить, умирал достойно, пытался в последний момент подорвать себя и нас гранатой, сил не хватило. Вопрос у меня: почему тех ребят (не о себе говорю), которые уничтожили офицеров-карателей, наше министерство не считает нужным наградить?
— Чем меньше войны, тем больше внутренней грызни и громче вой сетевых «разоблачителей», которые за деньги или сводя личные счёты распространяют клевету о происходящем в республике, сеют раздоры между подразделениями. В последнее время поливают грязью ОРШБ № 4, «батальон Прилепина», дескать, не воюете вы по-настоящему, пиаритесь…
— Клевета — это месть трусов и ложное самоутверждение завистников. Как им ещё заявить о себе? Только сплетнями и клеветой. Они никогда не простят своей трусости тем, кто воевал и воюет. Сидят как в Москве, так и в Донецке всякие блогеры, часто выдают себя за бывших ополченцев и… навешивают ярлыки. Решают за нас, какое настоящее подразделение, а какое «специально раскручивают». Надоели эти болтуны! Пусть приедут сюда и в глаза матери погибшего бойца скажут: смерть твоего сына — не настоящая, постановочная. Пусть какой-нибудь блогер, глядя в глаза тяжёлому «300-му», скажет: это был пиар-обстрел, а ты — фейк. Этим сетевым «разоблачителям» бойцы на позициях быстро объяснят, кто есть кто…
Я в «батальоне Прилепина» оказался после очередного тяжёлого ранения. Весь я был утыкан осколками, надолго потерял слух, пришлось временно уволиться. После многих ранений в строй вернуться трудно, требования к физическому состоянию сейчас не те, что в начале войны, когда была острая нехватка бойцов. В какие только ни обращался подразделения — отказ следовал за отказом. А в ОШРБ не стали придираться к здоровью, наш комбат Сергей Фомченков (позывной «Фома») следует принципу «хочешь — значит, можешь» и делает ставку на боевой опыт. Поэтому у нас так много тех, кто пришёл в ополчение весной 2014-го и воюет до сих пор.
Воевавшие уже не могут жить как до войны, оставаться безразличными к судьбе молодой республики. Пока не станет наше государство таким, каким должно быть, — включающим полностью бывшие Донецкую и Луганскую области, а затем, даст Бог, и восемь юго-восточных, пока ещё украинских областей, — будем сражаться.
Цель войны пока не достигнута, значит, сражаться будем, сколько потребуется, иначе нас уничтожат. Республики, Новороссия, Российская Федерация давно так называемой мировой элитой приговорены к прозябанию в статусе сырьевого придатка с минимальным количеством населения. Давление на Россию, не только экономическое, будет с каждым годом только нарастать.
Сражаясь за республику, за нашу малую Родину, отвоёванную нами у бывших братьев, отказавшихся от своих исторических корней и превращаемых западными политтехнологами в искусственную нацию, — мы сражаемся за право быть русскими. За сохранение и умножение нашего народа, за промышленное и технологическое, образовательное и научное, военное и экономическое возрождение, за реальный суверенитет Российской Федерации. Проблему признания и присоединения республик, создания в том или ином виде Новороссии может решить только возрождённая, реально суверенная Россия. Иначе нам смерть.
Сейчас наша задача — удерживать границы и готовиться к большой войне. Я не политик, не хочу рассуждать, как и когда она случится. Но твёрдо знаю: каким бы ни было количественное превосходство ВСУ в технике и обеспечении, мы всегда будем превосходить их качественно. Им никогда не достичь победы, как бы они ни пытались нас уничтожить. Судьба у нас такая: погибать, воскресать и снова сражаться.
— Военные аналитики в который раз нас стращают: якобы этим летом ВСУ ринутся в масштабное наступление с целью реализовать на неподконтрольной Киеву части Донбасса хорватский сценарий. Напомню, в августе 1995 года в бывшей Югославии хорватские вооружённые силы в результате стремительной операции за 84 часа разгромили сербов и ликвидировали Республику Сербская Краина. Как наши бойцы оценивают подобные угрозы?
—Ты не хуже меня знаешь, как оценивают: скучают без большой войны, наступления ждут с нетерпением. Я к прогнозам (хоть один сбылся? не припоминаю такого…) «аналитиков» отношусь скептически. «Хорватский сценарий» — это смерть Украины, попытка его реализовать в лучшем для ВСУ случае (и худшем для нас) закончится тем, что наступление, как всегда, будет отбито и всё вернётся на круги своя. В худшем для врага случае (и в лучшем для нас) — мы отодвинем линию разграничения до административных границ бывших Донецкой и Луганской областей.
Во-первых, у нас уже настоящая, полноценная, с огромным боевым опытом армия и пользующееся безусловным авторитетом политическое руководство.
Во-вторых, если начнётся нечто серьёзное — немедленно в Новороссию вернутся все воевавшие здесь добровольцы, которых десятки тысяч.
И в третьих, мы — не сербы, мы — русские, нас ни за 84 часа, ни за 840 лет не сломить никому. Обыватели — да, как и в 2014-м, ушмыгнут в Россию, но и после этого здесь останутся сотни тысяч непокорных, и почти каждый оставшийся возьмёт в руки оружие, вся территория республик станет передовой позицией.
Отступать нам некуда, бойня может быть адова. Ни у кого из нас нет ни малейших сомнений: какими бы ни были наши потери — украинская армия будет перемолота. А это значит, что и в политике возникнет качественно иная ситуация, нам могут позволить перейти в контрнаступление, и реальность станет иной…