Есть такое мнение, что литература и вообще культура должны «учить хорошему» и показывать «правильные образцы».

Сразу скажу, что я это мнение не разделяю и считаю его довольно унылым и душным. Это такая мизулинщина, в основе которой лежит прямая, как палка, идея: культура должна людям показывать как надо, а люди, как болванчики, должны эту культуру впитывать и делать как она говорит.

Поэтому давайте покажем в кино пять тысяч патриотов, а в литературе — пять тысяч верных жен.

На другом полюсе эта идея находит неожиданных (нет) союзников, которые буквально говорят: давайте перестанем показывать в кино плохих расистов и сексистов, запретим старые книги, где сплошное насилие, и построим новый мир — в котором нет места сказкам, где принц насильственно целует принцессу.

Ну или: почему в такой-то книге люди занимаются сексом и при этом ни слова не говорится о том, получает ли партнерша удовольствие, заботятся ли о ее чувствах. А почему они не обсуждают предохранение? Почему не спрашивают согласия?

Да потому, что художественная литература — это не учебник по нетоксичному поведению. В ней все должно быть: зло, конфликты, расисты и сексисты. И любая сцена по-хорошему должна подчиняться только одному закону: если она раскрывает замысел, персонажей и двигает сюжет — она нужна. Если нет — она не нужна.

Если в логике персонажа надо обсудить согласие, пусть обсудит. Если в логике персонажа надо рваться в постель урча — пусть рвется.

А еще знаете, как недавно в «Вандерзине» писали — там разбирали фильм «Красота по-американски» и написали буквально следующее: мужик, если у тебя кризис среднего возраста, не надо было бросаться во все тяжкие, а надо было к психотерапевту сходить. 

Но знаете, тогда бы и фильма не было. Или была бы такая пресная агитка: мужику стало плохо, мужик сходил к психотерапевту, мужику стало хорошо. 

И ни один писатель не обязан «нести правильные ценности». Более того, иногда они лучше несутся, если в произведении показана лютая жуть и парад мудаков. 

Как известно, лучше всего учат милосердию и ценности человеческой жизни книги типа «Зона интересов» и мемуары коменданта Освенцима.