За 27 лет с момента распада СССР в России выросла доля тех, кто считает свое положение в обществе «выше среднего» — с 5 до 10%, следует из опроса ВЦИОМ.

Доля тех, кто считает свое положение «средним», тоже увеличилась до 64% (рост на 15%). Доля тех, кто считает свое положение «ниже среднего» и «низким», сократилась с 19% до 13% и с 14% до 7% соответственно. Доля тех, кто оценивает свое положение в обществе как «высокое», за 27 лет не изменилась — таких 3%.

По мнению респондентов, добиться высокого положения в обществе помогают образование (39%), личные качества и способности (33%), целеустремленность (27%), материальное благосостояние (17%), работа (15%), здоровье (14%), деловые качества (12%), семья (11%), практический опыт (2%) и вера (1%).

Для успеха россиянам в первую очередь не хватает денег (40%), образования (15%), амбиций и других личных качеств (14%), связей и знакомств (12%), переезда в другой город или страну (10%), квалификации и профессиональной подготовки (9%).

Кто был ничем

Самооценка социального положения россиян является очень субъективной, потому что сама социальная стратификация постоянно меняется, говорит социальный психолог из Центра политтехнологий Алексей Рощин.

В каждый период в одной и той же стране понятия, что является высоким общественным положением, а что низким, могут отличаться очень сильно. В России до 1991 года и после него эти понятия отличаются не просто сильно, а диаметрально противоположно, — напомнил он «Ридусу».

В Советской России (и прочих 14 республиках СССР и еще десятке стран «социалистического содружества») высоким социальным положением гордились представители рабочего класса, а интеллигенция и служащие воспринимались как их «попутчики» или обслуга.

В постсоветских государствах уже «люди труда» — как физического, так и умственного — оказались сами низведены до уровня «обслуги» тех, кто в советское время воспринимался как «отбросы общества»: «теневиков» всех мастей — подпольных бизнесменов, криминальных авторитетов да и просто быстро разбогатевшей шпаны. Короче, тех, кого в 1990-е называли «новыми русскими».

Вообще, самоидентификация конкретного человека на социальной лестнице критически зависит от того, какой тип построения общества существует — или, во всяком случае, декларируется — в этом обществе, говорит Рощин.

Если это аристократия, как, например, в Англии, то там люди гордятся своими славными предками. Если это демократия — то люди оценивают себя с точки зрения успеха в признании окружающими. Если это меритократия — какой идеологически являлся СССР, — там социальным лифтом служили трудовые заслуги. И так далее, — перечисляет он.

В Советском Союзе, несмотря на декларируемое разделение общества на рабочих, крестьян и интеллигенцию, эти слои постоянно перемешивались, создавая более-менее гомогенную социальную структуру («бесклассовое общество», в хрестоматийной терминологии научного коммунизма).

Кстати, древнегреческий философ Платон считал именно меритократию идеальным общественным устройством. В СССР его бы наверняка пригласили работать в идеологический отдел ЦК КПСС.

Лифт на ремонте

В постсоветской России, напротив, сразу же возникла и к середине 2000-х «забронзовела» довольно ригидная социальная структура, и началось формирование сословного общества — хотя не все ученые согласны с таким выводом, уточняет Рощин.

Но в целом в среде социологов господствует согласие, что в современной России сломались социальные лифты, которые обеспечивали то самое „перемешивание“ и потому делали общество более стабильным и предсказуемым. В СССР такими лифтами была партийная карьера, но она не была по умолчанию закрыта ни для кого. На Западе сегодня таким лифтом служит частная инициатива, которая позволяет даже простому рабочему парню из Ливерпуля получить титул сэра. У нас же „туннели“ сквозь социальные слои быстро зарастают, не оставляя легальных возможностей для представителей разных групп перемещаться по вертикали, — говорит социолог.

Хотя с момента слома «лифтов» прошло слишком мало времени, чтобы бесспорно говорить о том, что в России сформировалось сословное общество, зачатки его видны уже сейчас. Это выражается в том, что дети чиновников и «олигархов» поступают в лучшие университеты, за ними едва ли не с рождения «зарезервированы» рабочие места в структурах, где работают их родители, и т. д.

С другой стороны, невозможность легко поменять сословную принадлежность совсем не обязательно является личной трагедией для отдельно взятого человека. Напротив, подавляющее большинство людей мыслит в терминах «горизонтальной карьеры» («социального траволатора» по аналогии с «социальным лифтом»).

Это означает, что человек, имеющий то или иное кормящее его занятие, стремится совершенствоваться в нем профессионально всю жизнь. Самолюбие токаря, врача, учителя — короче, профессионала — куда сильнее мотивирует признание со стороны коллег и клиентов, чем перспектива стать чиновником или политиком.

Экстремальным примером такой непробиваемой стратификации служит Индия, где она доведена до крайности в виде кастовой системы.

При этом в Индии кастовая система невероятным образом уживается с демократическими, в целом, политическими институтами. Но сами же индусы признают, что достижения их страны в научно-технической сфере происходят благодаря постепенному размыванию кастовой системы, а не благодаря ее существованию, говорит эксперт.

В отличие от Индии, где социальные перегородки признаются тормозом общественного развития, в Китае такие перегородки пытаются создать искусственно, как ни противоречит это пока еще официально не отмененной в КНР коммунистической идеологии.

С 2014 года в КНР действует система «социального рейтингования», при которой за общественно полезное поведение человеку присваиваются, говоря языком страховщиков, бонусы, а за антисоциальное поведение — малусы. Если житель Китая вел не такой образ жизни, какой предписывает «моральный кодекс строителя социализма с китайской спецификой», он автоматически переходит в низшую касту, выбраться обратно из которой ему будет столь же нелегко, как индусу из касты шудр перейти в касту брахманов.

Китай показывает уникальный пример того, как власти страны вместо того, чтобы сглаживать социальное расслоение, целенаправленно создают огромный слой изгоев, которые будут лишаться элементарных социальных благ. Так Компартия Китая понимает «специфику» своего социализма.