В вечер признания президентом РФ Владимиром Путиным республик Донбасса 21 февраля — я приехала с обстрела Петровского района, где мужчину разорвало на части украинской миной. 

Заседание Совбеза смотрела в кафе, где был wifi. Из заседания было уже очевидно всё дальнейшее. Фон ли недавней страшной смерти незнакомого мне человека или просто интуиция — но событие, приближение которого я тогда наблюдала и приближению которого несколько лет пыталась способствовать, не вызывало во мне никакой эйфории.

Я даже специально прислушалась к себе — воодушевления не было, только собранность и лёгкое напряжение, как у всадника — перед прыжком через опасное препятствие. 

Через пару часов я добралась до квартиры товарища, у которого остановилась. Товарищ был воодушевлен, и, пока я набирала текст материала об обстреле, спрашивал — почему я не радуюсь вместе с ним — «как неродная». Мы даже поругались. Чтоб не обижать товарища, я тоже начала радоваться, и, как это бывает, внешние проявления подтянули за собой внутреннее состояние. 

Объявление о признании ЛДНР мы уже сопровождали звонками и сообщениями друзьям, поздравляя их с произошедшим. В тот вечер состоялся один провиденциальный, как это говорится, разговор — один из друзей, человек опытный, осадил мой восторг так, как я не решилась осадить чувства хозяина квартиры. Сказал, что радость моя преждевременна, и ещё «прольется много крови». Я и сама это понимала — тем самым чувством всадника перед прыжком. Не предполагала только, что это будет не прыжок конника через неподвижное препятствие, где какие-то мгновения решают, покалечится ли человек и лошадь, а скорее затяжной прыжок с парашютом, где таких моментов, как я представляю, не один, на разных его этапах.

Сейчас, после объявления о референдумах в ЛДНР и освобождённых областях о присоединении к России, принятия Думой поправок о мобилизации и военном положении, мне кажется, мы переживаем сходный момент. 

Одни люди уже всё поняли про цену прыжка, и реагируют по-разному. Кто-то собран, другие рыдают в комментариях или в личке. Есть и люди, у которых «хорошее настроение» — их прогнозы сбылись, «будем воевать в полную силу» и так далее. 

Возможно, будет как минимум частичная мобилизация. 

Что тут важно, мне кажется, понимать. Цена высока, и она уже отчасти заплачена и даже оплакана. Цена эта, по сути, не изменилась с февраля — только теперь её уплата распространится на более широкие массы. И тут как с любой выплатой — чем больше людей посильно в неё впишется, тем менее тяжёлой она будет для отдельных людей, семей. А с отсрочкой её уплаты, как с любым долгом — она лишь растёт. 

В динамике — если бы определённые люди несколько лет назад смогли пожертвовать хотя бы частью карьерных или финансовых интересов, сейчас им не пришлось бы жертвовать ими целиком, а другим людям — возможно, не пришлось бы жертвовать жизнью. Но вышло как вышло. …на моём родном Северо-западе сейчас сезон отпусков. У большинства есть дачи, и матроны берут отпуска, чтобы собрать урожай и сделать заготовки, семейные мужики — чтобы вскопать огород под зиму и порыбачить. Так устроен простой народный быт, и, надо признать, устроен неплохо. 

Но нам надо понимать, что в ближайшие месяцы, скорее — годы, нам предстоит думать не только о своём быте. Это как минимум. И эта цена того, что некоторые люди уже сейчас думают о своём быте минимально или не думают вообще. А другие люди, не чужие нам, уже заплатили жизнями за то, что до русского народа всё доходит, зачастую — с опозданием. 

Надеюсь, теперь осознание того, что ситуация не разрешится отчаянными прыжками спаянных сообществ, а мы все, соотечественники, находимся в одной лодке, и грести тоже надо всем — дойдёт до всех, снизу доверху. 

Чем быстрее мы это поймем, тем раньше вернёмся к своим огородам и рыбоносным речкам — и, можно надеяться, вернёмся к ним с радостью от приращения себя — достоинством, а страны — утраченными речками и людьми, говорящими с нами на одном языке… И говорящими, по сути, об одном.