Образование

Цифра для бедных: как изменится образование после пандемии коронавируса

0 40232

Один из самых известных и авторитетных философов современности Нассим Талеб в одном из своих недавних интервью заявил, что пандемия коронавируса ускорит переход к онлайн-образованию, а обычные учебные заведения станут не нужны, так что система образования сможет сэкономить на содержании зданий. Это высказывание породило прогнозы о массовом переходе на цифровое дистанционное обучение через интернет, что кого-то обрадовало, но многих всерьез испугало.

Почти одновременно газета New York Times опубликовала статью о том, что нарастающее потребление цифровых услуг, в том числе образовательных, — это признак бедности, а качественное образование для богатых если не целиком, то большей частью останется в офлайне, в коллективе и с «живыми» преподавателями.

О том, как цифровизация может изменить российское образование, «Ридус» поговорил со специалистами: старшим преподавателем философского факультета МГУ Павлом Костылевым, преподавателем лицея Высшей школы экономики, замглавреда журнала «Преподавание истории и обществознания в школе» Энвером Абдулаевым, и их коллегой, преподавателем лицея НИУ ВШЭ и подготовительных курсов Института стран Азии и Африки МГУ Александром Морозовым. Все они единодушно усомнились в скором переходе системы всеобщего образования в интернет.

«Решающим поворотом к дистанционному цифровому образованию эпидемия коронавируса не станет по двум причинам: во-первых, переход к полностью цифровому образованию невозможен в принципе, и во-вторых, система образования и общество к этому не готовы», — убежден Энвер Абдулаев.

По его словам, в России отсутствуют качественные электронные ресурсы, обеспечившие бы максимальный контакт и коммуникацию преподавателя с учеником и обучаемых между собой, а профессиональное сообщество слабо владеет информационными технологиями.

«Онлайн-образование в той форме, в которой оно кажется подходящим некоторым менеджерам системы образования, представляет собой смерть для образовательных кадров — не все преподаватели и учителя могут и хотят корректно работать в новом цифровом мире», — соглашается Павел Костылев.

«Нельзя забывать и про обязательное падение качества самого образования, связанное с тем, что для подготовки и проведения онлайн-занятия нужно потратить больше сил и времени, чем для проведения лекции офлайн», — добавляет Костылев.

По словам Абдулаева, один из важных эффектов от эпидемии состоит в том, что большое число учителей были просто вынуждены освоить методы онлайн-обучения, и это расширило их профессиональный кругозор.

«Я думаю, что после эпидемии такой формат станет шире применяться профессиональным сообществом, учебные системы и заведения начнут уделять этому больше внимания (это вообще в нашей традиции — усиленно готовиться к закончившейся войне), но ни поворота к дистанционному образованию от традиционного, ни полного возвращения к тому, что было, не произойдет», — подчеркивает Энвер Абдулаев.

© Егор Алеев/ТАСС© Егор Алеев/ТАСС

Также оба специалиста сошлись во мнении, что репортер New York Times Нелли Боулз была права, когда объявила цифровое дистанционное образование дешевым и в прямом, и в переносном смысле.

«Я не знаю на данный момент ни одной системы онлайн-обучения, которая бы по качеству и эффективности превосходила бы традиционное. Живое общение между людьми в процессе обучения, на мой взгляд, не заменит никакая цифра, а это живое общение становится все дороже и в плане духовном и в плане материальном», — говорит Энвер Абдулаев.

«Возможно, в будущем ситуация выправится, но в любом случае в счастливое цифровое образовательное будущее попадут далеко не все учителя и далеко не все ученики», — считает Павел Костылев.

А вот Александр Морозов не согласился с тезисом о том, что образование через интернет — это занятие для бедных. По его мнению, качество образования зависит не от формата, а от мотивации ученика и жетскости систем контроля.

«Традиционная форма образования постепенно разрушается. Школа из образовательного учреждения становится местом, куда родители сдают детей, чтобы они не мешали им на работу ходить и вообще заниматься своими делами. Это такая камера хранения. Вечером только строго спрашиваешь: домашнее задание сделал? И всё. Сейчас многие родители оказались просто потрясены, что они вынуждены проводить слишком много времени со своими детьми, и как-то им с обучением помогать», — заметил Морозов.

«И в этом отношении у дистантного обучения не очень хорошие перспективы. Очень многие постараются все это побыстрее забыть как дурной сон, кроме 10−15% сильных мотивированных к учебе школьников и учителей», — добавил он.

Морозов склонен считать, что дистанционное обучение все-таки будет развиваться, и рано или поздно для него будут найдены новые подходящие формы.

«Оно действительно имеет свои большие плюсы, дает много возможностей, особенно только сильным и мотивированным детям, которые способны сосредоточиться на учебе. Но сколько у нас таких детей от общего числа?», — задает риторический вопрос преподаватель.

«Конечно, в сильных школах их достаточно много, они могут заниматься, правильно распределяя свое время, для них это плюс. Но основная масса детей у нас привыкла учиться из-под палки. При дистанционном обучении „палка“ не работает. Как контрольную работу проводить? Обычно в классе ходишь по рядам и смотришь, кто что пишет, при списывании — сразу двойку, а тут такого нет. Все упирается в контроль. Учителя вынуждены давать кучу каких-то заданий, а это уже возмущает родителей», — напоминает он.

Какие формы дистанционное образование приобретет для меньшинства самых способных учеников, Александр Морозов прогнозировать не взялся, но осторожно предположил, что в ближайшем будущем будут востребованы онлайн-курсы подготовки к ЕГЭ.

«При подготовке к ЕГЭ дети мотивированы, они занимаются, потому что им надо хорошо сдать экзамен, причем в офлайне. Жесткий контроль на выходе. Поговаривают, что готовится вариант со сдачей ЕГЭ онлайн, но с защитой от списывания», — рассказал Морозов.

На важность контроля указал и Энвер Абдулаев, в том числе контроля за посещаемостью онлайн уроков, которая в условиях эпидемии коронавируса оказалась возложена, по сути, на родителей.

По словам Александра Морозова, в любом случае при дистанционном обучении должны быть предусмотрены формы очной оценки знаний, которые исключают возможность подлога, а без них систему неизбежно ждет провал.

© ТАСС/ Михаил Джапаридзе© ТАСС/ Михаил Джапаридзе

С конца апреля по Рунету широко распространилось письмо президенту Владимиру Путину против реализации проекта «Цифровая образовательная среда», который был принят еще в октябре 2016 года. С тех пор цели проекта несколько видоизменились. На первоначальном этапе ставилась задача «за счет развития российского цифрового образовательного пространства» добиться увеличения числа освоивших онлайн-курсы до 11 миллионов человек к концу 2025 года.

В настоящее время цели проекта звучат иначе: к 2024 году Министерству просвещению необходимо добиться «внедрения целевой модели цифровой образовательной среды по всей стране, внедрения современных цифровых технологий в образовательные программы 25% общеобразовательных организаций 75 субъектов Российской Федерации для как минимум 500 тысяч детей», а также обеспечить все школы интернетом и создать сеть центров цифрового образования, охватывающей в год не менее 136 тысяч детей. Бюджет — 79,8 миллиарда рублей.

Подписавшие письмо Путину активисты считают, что массовый переход на цифровое обучение будет губительным для российской системы образования, подорвет здоровье учащихся, а также повлечет за собой «деградацию общества, рост преступности, упадок общего уровня культуры, ликвидирует как класс учителей, педагогов и думающих людей».

Никто из опрошенных «Ридусом» экспертов с опасениями активистов не согласился, но зато у них нашлось немало других претензий в адрес Минпросвещения.

«Представленная картина чересчур апокалиптична, однако переход на цифровое образование действительно содержит в себе больше рисков, чем конструктива. Тем не менее, существенно отсрочить этот переход почти невозможно. Меня больше беспокоит разделение образования на сферы элитного образования и массового. Первая, конечно, будет как и прежде осуществляться лично, офлайн. Массовое образование, таким образом, переходит в онлайн, геймифицируется и существенно содержательно упрощается», — поделился опасениями Павел Костылев.

«Преподавательские кадры общего, среднего профессионального и высшего образования сокращаются (столько кадров для обучения онлайн просто не требуется), одновременно раскалываясь на элиту и авторов типовых онлайн-курсов; выигрыш в этой ситуации получает разве что сфера репетиторства, куда придут лишившиеся работы кадры. Соответственно, образовательный разрыв повлечет за собой и социальный разрыв отучившихся очно (элита) и массово, что скажется и на их профессиональных, и экономических возможностях», — спрогнозировал Костылев.

Чрезмерное увлечение чиновников из правительства цифровизацией раскритиковал и Энвер Абдулаев.

«Нужно исходить из того, что цифровизация — это инструмент. И как любой инструмент, с помощью которого создается сложная система, он не может быть универсальным. Приведу аналогию: если корабль или избу в в XVIII веке можно было построить-срубить с помощью одного топора, то современный лайнер или дом с помощью условного топора не построишь. Современная система образования довольно сложна и только с помощью цифровизации ее не построишь и не заставишь нормально функционировать», — объяснил он

«В рамках цифрового образования даже удовлетворительно не решена проблема образовательной коммуникации. А как сказал один плохой человек, хорошо научивший меня профессии, „заражаются (обучаются) не от идей, заражаются (обучаются) от людей“. Без нормального контакта учителя с учеником полноценное образование невозможно», — добавил Абдулаев.

В свою очередь, Александр Морозов указал на своеобразный подход государства к модернизации системы образования, в результате которого пресловутые онлайн-курсы получаются низкого качества, а иной раз вообще не соответствуют принципам интерактивности.

«При здравом и профессиональном подходе к делу в этом нет ничего страшного, проблема в другом. В тендерах побеждают приближенные к власти люди, потом они нанимают исполнителей подешевле, и те делают нечто, чтобы за бюджетные деньги отчитаться. В итоге качество продукции этой цифровой среды оказывается ниже плинтуса», — рассказал Морозов.

«Вот сейчас все заглянули в эти цифровые хранилища, все эти МЭШ и РЭШ [ „Московская электронная школа“ и „Российская электронная школа“ ] которые много лет создавались, рекламировались и всячески превозносились, и выяснилось, что 80% того, что там есть, совершенно невозможно использовать, там куча ошибок и все сделано через пень-колоду. Либо это просто сканы учебников в PDF [ платформа „Моя школа в online“ ]. Вот ты читаешь учебник — только с экрана. Это что, цифровая среда?», — возмущается преподаватель.

Коллегу горячо поддержал Энвер Абдулаев. «У нас в стране высокие чиновники отлично умеют отчитываться, но не делать дело. Ярким примером является судьба проекта МЭШ. Так что активисты (если только они на самом деле не борются участие в „распиле“ выделяемых на цифровизацию средств) могут не волноваться», — заключил он.