Мне, как иностранному гражданину, сразу после приезда в Россию, необходимо регистрироваться в ФМС. О том, что я там увидел, хотелось бы поделиться со всеми.

Прибыл я в райцентр из дедушкиного села в серый, облачный день. Тучи сгущались, не предвещая ничего хорошего. Добравшись до окраины, на которой расположен местный отдел ФМС, я оказался в небольшом коридорчике одноэтажного дома. Обычно пустой (который год я бывал чуть ли не единственный иностранцем в районе) коридор был забит людьми. Передо мной в очереди стояли 3 иммигрантки из Узбекистана (русские). Их я ещё на автовокзале приметил — они громко смеялись и с матерком комментировали «вчерашние посиделки». Но в нынешней толпе они затерялись — работницам было совсем не до них. 

Сотрудницы ФМС с улыбкой и вежливо, но очень настойчиво объясняли нескольким семьям украинских беженцев, в каком месте те сделали помарку («буква „М“ слишком на „Н“ похожа. Я не могу это принять.») и какой копии не хватает (в соседнем магазине фототоваров уже кончались чернила в принтере).

Усталые женщины и мужчины лет пятидесяти с тяжёлым, печальным взглядом вбегали и выбегали из отделения ФМС под разразившийся проливной дождь: "Юра, не забудь ещё копию той справки сделать! И перепиши заявку!"

Оказалось, что из шести заполненных «на всякий случай» форм, одна даже оказалась заполнена почти правильно. Дав её мне как пример — отослали заполнять новую. Примостившись к маленькой стойке, я начал, проговаривая про себя, аккуратно заполнять новую форму. Мне ещё предстояло найти где-то сканер и дождаться свою 90-летнюю бабушку, без личного присутствия которого, мои документы, оказывается, не принимали. 

В общем, я был слегка не в духе. И шумные дети — брат и сестра лет шести-семи — мне мешали. Они, под присмотром пожилой женщины (как позже оказалось — волонтёра), баловались, обзывали друг-друга «жадиной-говядиной» и пели песенки. Потом — начали спорить, похожи ли глаза девочки на «лягушачьи» или нет. Мальчик громко утверждал, что похожи, а сестра — обижалась и отвечала: «нет-нет-нет!»… Заполнять форму правильно в таких условиях было трудно.

Но потом произошло то, что заставило всё моё раздражение испариться. И мне даже стало стыдно. Мальчишка, старший, вдруг спрятал свой высунутый язык, которым он дразнил сестрёнку, подошёл и обнял её. Его детские, весёлые глаза, как-будто вдруг, потухли и посерьёзнели. Взрослым, задумчивым голосом, он обратился к волонтёру:

"А знаете, мы вот, как сейчас, обнявшись сидели в подвале. И мы слышали как летали самолёты. А потом так: „уууу!“ и взрыв, „ууу!“ и взрыв". Женщина несколько секунд молчала, пытаясь подобрать слова. Наконец она выдавила: "Да, плохо это, когда война, страшно!" Мальчик посмотрел на эту тётю, которая мало, что видела в этой жизни видела, и произнёс: "Страшно было, когда украинские солдаты рядом с домом шли и стреляли".

Какое-то мгновение стояла тишина. Слышно было только, как в кабинете за углом миграционная служба повторяет по пунктам родителям детей, где нужно исправить форму и каких документов ещё не хватает для приёма заявки на статус беженцев. А потом мальчишка вновь улыбнулся, и начал скакать на одной ноге, увлекая за собой сестру. И жизнь — продолжилась. Я — получил свою регистрацию. А беженцы, со вздохом, попрощались с работницами ФМС «до следующего, восьмого раза». 

А там, откуда они приехали, всё ещё падали бомбы и стреляли солдаты. В каком-нибудь из подвалов всё ещё сидели дети.