Не единожды я говорила, что мы в России как-то подзабыли, что есть в стране и другие люди, кроме молодежи. «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт» давно расшифровывается как «свали в сторону, старый пень, место освободи!». И «старики», которым лет 40-50, покорно отступают в сторону, потому что вроде как и сами понимают: зажились на свете, пора уже и в тенистый уголок, готовиться к земельке. А буйная, всепоглощающая молодость, она же про будущее, про рост, про возможности…

Тайна железной двери

В 40+ практически нереально устроиться на работу. Девочки-эйчары, едва вышедшие из вузов, с жалостью глядят на дряхлую 42-летнюю бабку, которая (конечно же!) не умеет пользоваться смартфоном, не слышала про CRM и DevOps, и профиля в «Инстаграме» у неё нет. Много она наработает с гусиным пером и деревянными счётами, а? Ну, право, смешно. Вычёркиваем резюме сразу, потому что опыт работы во времена Ивана Грозного никому не нужен. В «Стрелку» (и в массу других проектов) на архитектора учиться не пустим тех, кому за сорок. Интересно, почему? А разговаривать будем снисходительно и медленно, чтобы дошло.

Женщина после 26 лет в России называется старородящей, такая, знаете, плодовитая бабуська. Гранты на самые безумные проекты дают до 30 лет, а если после 30 — то уже не на безумные, а конформистские, с массой бумаг и согласований. А уж какая масса ограничений по возрасту, явных и неявных, преследуют россиян сразу, как только им перевалит на четвёртый десяток, это уму непостижимо. Выжившие и дожившие до пенсии воспринимаются по большей части как объект для волонтёрства, обучения примитивным цифровым навыкам и электоральный ресурс.

В советском фильме «Тайна железной двери» мальчик Толик пожелал, чтобы его мама выполняла все его прихоти. Это выглядело дико и нелепо. Сейчас точно так же выглядит наше государство в попытках умаслить, обласкать молодежь всеми доступными способами. Все другие возрастные группы воспринимаются как «предмолодёжь» и «постмолодёжь», и если первой достаётся некая толика внимания, то вторая воспринимается только как отработанный субстрат, который должен обеспечивать молодёжь питательными веществами, снабжать её и способствовать процветанию.

«Вы готовы, дети?» — «Да, капитан!»

Эта разрушительная парадигма социальной архитектоники приводит к парадоксальным эффектам. Вот наглядный пример — последние протестные митинги. По умолчанию в России воспринимается, что молодёжь — флагман народного мнения, и потому так легко было влить массу денег в TikTok и соцсети, чтобы всколыхнуть этот лёгкий на подъём сегмент общества и вывести его на улицы. Тем, кто старше, пришлось бы что-то доказывать, приводить аргументы, разворачивать стратегию… Молодым достаточно популистских лозунгов, эмоций и дивизии инфлюенсеров — знакомых лиц, которые вроде как авторитеты. Знают, что говорят.

Вы думаете, я сейчас про политику, про либералов, про свободу слова? Ни разу. Я про то, что молодёжь легко уговорить на что угодно. Вы историю вспомните: от детских крестовых походов до гитлерюгенда юные загорались блистательными (как казалось) идеями, которые легко было воплотить при некотором упорстве и энтузиазме. Происходило это потому, что в силу невеликого срока жизни и опыта принцип действия молодёжи, не обременённой бытовыми проблемами и социальными долгами, крайне прост: «бей или беги». Или, если угодно, «бери и делай», а думать будем потом.

Оставь меня, старушка…

Своими руками мы выстроили структуру, в которой молодёжь презирает старшие поколения и не считает себя частью общества. Точнее, считает, но не всего, а только общества молодого, красивого, драйвового и креативного. Проблемы индейцев, то бишь людей среднего возраста и стариков, остаются проблемами самих индейцев. И действительно, вы вообще зачем старели? Толстели? Рожали? Работали за копейки? Не, ну, не дураки ли? Нам такое общество не нужно, мы наш, мы новый мир построим!

При этом, становясь старше и выпадая в другую возрастную группу, экс-молодые испытывают сильнейшую обиду и фрустрацию, отчаянно пытаясь продолжать жить и думать так, как это было им привычно в состоянии «первой свежести». Но, увы, не выходит: на смену одряхлевшим 30-летним «детям кукурузы» приходят новые, которые опять начинают изобретать колёса, бороться с геронтократией и требовать движения куда-нибудь, неважно куда, главное — быстро и прямо. При этом существенная часть молодых мало что знает, ещё меньше умеет, у неё есть проблемы с критическим мышлением и широтой кругозора, а главное — она внушаема и управляема. Именно поэтому, кстати, российский работодатель скорее возьмёт tabula rasa, вчерашнего студента, чем опытного, но уже сформировавшегося как личность специалиста. Так в старину старорежимные женихи в жёны брали совсем юных девочек: таких легче воспитать под себя, пока у девочки нет опыта, мнения и характера.

Бег по кругу

Есть такое заболевание — ретроградная амнезия, когда больной не помнит события, происходившие до некоего момента. Скажем, он отучился в институте и получил даже степень, но забыл. И вот он снова поступает в институт, и снова учится, и так раз за разом. Вместо того чтобы двигаться вперёд, он повторяет одни и те же действия, как ребёнок, радуясь тому, что уже неоднократно делал. Так и сейчас общество снова и снова, с каждым поколением делает ставку на молодёжь, за которой, как известно, будущее. И не в этой ли судорожной бесконечной попытке «начать жизнь с понедельника», а не работать над ошибками прошлого кроется большинство наших социальных проблем?

Но вот парадокс: нет молодёжной политики вне политики общесоциальной. Нет молодёжных проектов, в которых не затронуты другие возрастные группы. Нет молодёжных движений и активистов, которые выросли бы сами по себе, без участия «взрослых», или не переросли бы во «взрослые». Но пока нет понимания того, как связать воедино, как сделать полезными друг для друга все возрастные группы. И потому общество ещё долгие годы будет раздираемо внутренней, очень болезненной войной. В которой победители непременно станут побеждёнными, а в выигрыше не остаётся никто.