«Мы привлекаем внимание»

— Доминик, ваш блок часто путают с фашистами?

— Да. Но мы сами обвиняем фашизм и нацизм за их варварские методы. Мы — партия 21 века.

— Расскажите тогда, какое место вы занимаете в политической системе Франции.

— Журналисты любят все упрощать и называть нас крайне правыми. Но мы — не левые и не правые, мы хотим сдвинуть эту границу. Наш блок как бы посередине и у нас много партнеров в разных партиях. Однажды мы организовали первую конференцию об исламизации Европы, на которой присутствовали как крайне левые троцкисты, так и профсоюзы. Это одно из мероприятий, которое мы сделали по вопросам, интересующим нас всех. Но у нас есть и своя политическая линия.

— Как вы действуете?

— Методом метаполитики. Наша основная задача — пробудить народ различными акциями, заставить его думать. Деятельность нашей партии на 80% состоит из метаполитики, мы пускаем идеи в массы, даем им толчок. Мы не собираемся достигать больших высот в политике. Хотя Мирьям на прошлогодних выборах баллотировалась в местный парламент и набрала 15%, но все-таки в основном мы проводим акции. Например, на Монмартре (район в Париже — АП) у мусульман было принято молиться по пятницам прямо на улице, перекрывая движение. В ответ мы в Facebook собрали людей с предложением собраться в том квартале, выпить там виноградный сок и съесть свиную сосиску. В итоге удалось привлечь внимание к этой проблеме, и мусульманам запретили нарушать общественный порядок.

— Но ведь эти метаполитические акции не принесут реальных политических дивидендов. Не боитесь, что вас посчитают клоунами?

— Такие акции приносят результаты. В том же случае с публичными молитвами на Монмартре премьер-министр запретил в итоге молиться мусульманам на улице, теперь закон не нарушается. Иногда мы переименовываем улицы, приклеивая листок на доме с надписью «улица шариата», например.

— Не похоже на серьезную борьбу.

— Это маленькие акции, но они, в конце концов, приносят реальные плоды. Мы стараемся сочетать юмор и серьезные вещи, которые власти стараются скрыть от народа.

— Как вы относитесь к норвежским терактам Андерса Брейвика?

— Мы обвинили этот акт и считаем, что бороться с исламизацией нужно по-другому. Нужно изменить конституцию, нужно менять законы. Когда началась деколонизация стран Северной Африки, многие французы вернулись оттуда. Мы хотим, чтобы они жили в своей стране. Мы считаем, что если Африка — это один большой черный континент, то Европа должна быть большим белым континентом. Мы за то, чтобы большая часть арабов уехала из страны.

«У нас уровень безработицы — 15%»

— В Благовещенске русские уживаются с выходцами из Средней Азии и Китая, жителями Кавказа… Что мешает также жить французам?

— У нас другая ситуация — постепенно мы становимся меньшинствами. По уверениям специалистов в 2020 году в Брюсселе 50% населения будут мусульмане. Сейчас у нас происходят процессы ливанизации населения. Европа скоро будет состоять из гетто, приезжающие арабы не хотят ассимилироваться, они живут изолированно от европейского общества. При этом они не хотят работать. Уже сейчас в этих гетто стреляют в полицию, а наше правительство запрещает правоохранительным органам защищаться.

— Откуда во Франции взялось столько переселенцев?

— Есть закон о свободе самовыражения «Фабиуса-Гессо», запрещающий говорить что-либо против евреев и арабов. Он был принят в 80-х годах прошлого века и с тех пор он постоянно эволюционировал, и его постоянно дополняли. Все началось после войны в Алжире, закончившейся в 1962 году, тогда было первое переселение арабов во Францию. Первая волна мигрантов была небольшой, и они сразу же ассимилировались. Потом пошла вторая волна — страна нуждалась в рабочей силе. Но они уже основали свои семьи, сохранили свою религию — ислам — и стали жить отдельно. Сейчас уже четвертая волна мигрантов.

— Неужели до сих пор нужна рабочая сила?

— Нет. Сейчас жители Северной Африки приезжают не для того, чтобы работать. Они приезжают, чтобы воспользоваться своими правами. К примеру, есть закон о воссоединении семей, если приезжает один человек в страну, он имеет право привести с собой пять жен, у каждой по несколько детей и в итоге такой француз может получать пособий до 60 тысяч евро в месяц. У нас в стране сейчас безработица — 15%, негде работать даже коренным французам, не то, что приезжим.

— Сколько процентов от населения Франции составляют евреи, арабы и французы?

— Закон «Фабиуса-Гессо» запрещает вести подобную статистику. Но я могу точно сказать, что 80% заключенных французских тюрем — это жители северных стран Африки.

— Почему такой законопроект вообще появился?

— Именно тогда был официально признан Холокост. К тому же началась деколонизация стран Африки, и арабов принимали на льготных условиях. А чтобы население Франции не стало возмущаться, чтобы избежать волнений, власти просто запретили об этом говорить. Кстати, в восьмидесятых основали «Лигу против расизма и антисемитизма». Так вот те, кто ее основал, сегодня все находятся у власти. И Саркози и те, кто его лоббируют — они все евреи.

— Если к вам во Францию будем заезжать я и араб, кому будет проще оформить документы?

— Арабу, конечно. Закон «Фабиуса-Гессо» долгое время развивался в их пользу.

— Но ведь со временем вся Северная Африка переберется во Францию.

— Да.

— И кому это выгодно?

— Политикам и крупным производителям, боссам больших предприятий. Благодаря открытым границам в страну приезжает очень много рабочей силы, и за счет этого можно уменьшить среднюю зарплату. А политики получают взамен огромный, доброжелательно настроенный электорат, который проголосует за них на выборах. Многие законы сейчас работают на иностранцев и иммигранты знают, что им достаточно проголосовать на выборах за того человека, который их потом защитит.

«Мы даем миру уроки»

— Как сейчас выглядит среднестатистический европеец?

— Мы меняемся. Идут этнические изменения, это ведет к размытию культурных традиций. Вместе с метисацией (увеличением количества метисов) идет рост потребительской культуры. Мы теряем нашу европейскую целостность… И это происходит не только во Франции, в Германии то же самое, туда массово переезжают турки. Там такие же изменения на генном уровне — идет метисаж населения. Турки, они, конечно же, не арабы, но они тоже практикуют ислам. А ислам, когда завоевывает какую-то территорию, начинает пропагандировать там шариат.

— И в чем опасность шариата?

— Например, они насильственными способами пытаются запретить употребление свинины, хотя это недорогое и вкусное мясо. Свинина стала настолько символична, что мы даже с моей женой и дочерью создали ассоциацию «Солидарность». Мы организуем акции: готовим и предлагаем всем бесплатно свиной суп. Варили его уже в Париже и Страсбурге, и за это все журналисты Франции обвинили нас в расизме. Однажды мне позвонили с «Аль-Джазиры», они послали команду репортеров, чтобы сделать сюжет об этой акции и показать всем, что мусульманам во Франции приходится тяжело. В итоге в национализме нас обвинили даже собственные власти. С тех пор мы это блюдо не готовим.

— Доминик, вы простите, но я не понимаю, самое страшное в исламе — это свиной суп?

— Еще нарушение прав женщин, полигамия.… Просто свинина — самое яркое проявление. Вот простой пример, в нашей армии, которая на 90% состоит из католиков и немусульман, вся еда должна быть халяльной, то есть не нарушающей исламские пищевые запреты.

— И вы все равно считаете Францию демократической страной?

— Нет. У нас универсальная республика. Сначала во Франции была революция, затем век Просвещения и с тех пор в нашей стране республика. Страна пропиталась универсализмом, универсальными ценностями. Мы себя позиционируем как тех, кто дает уроки остальному миру.

«Европу спасет Россия»

— Сейчас жители Таджикистана и Узбекистана активно мигрируют в нашу страну в поисках работы и лучшей жизни. Можно ли провести параллель?

— В наших странах разные правовые системы. Наши законы позволяют приезжать и оставаться. Например, в 30-е годы Национальный фронт и коммунисты смогли добиться больших прав для рабочих, и наши законы запрещают разделять их на чистых французов и арабов. И в итоге, когда вторые стали основной рабочей массой, они получили все те же права, что и обычные французы.

— То есть Россию такое не ждет?

— Я думаю, Россия сможет спасти Западную Европу. Вы долгое время были закрыты и сохранили чистоту нации. К тому же Европа — это не страны, это — регион. Я считаю, что для сохранения региона в первую очередь нужно заключить пакт о федеральной Европе между Парижем и Берлином.

— А как же Евросоюз?

— В такой форме он нам не подходит. Он сделан людьми, которые сидят в своих рабочих кабинетах и не знакомы с действительностью. Очень тяжело объединить такие страны, как Италия, Греция и Румыния, потому что слабые страны нас тянут вниз. Евросоюз был построен слишком быстро, мы хотим вернуться к Европе времен Каролингов.

— Каким вы видите будущее Евросоюза?

— Мы боимся, что американцы с долларами, которые теряют сейчас вес и конкурируют с евро, постараются дестабилизировать Европу, как они попытались сделать это в России и на Украине. Именно американцы принесли эту концепцию «оранжевой революции». Именно американцы последними бомбили Европу, а точнее — Сараево. Это маленький народ, возраст которого меньше трехсот лет, и которые построили себе страну на войнах в Европе. А англичане — партнеры американцев. Но я верю в то, что от Бреста до Владивостока будет белая Европа.

«Я верю в чудо»

— А что у вас за медальон висит на груди?

— Это символ скандинавского бога войны — Тора. Я — язычник и не верю ни в одну религию и больше доверяю шаманизму и анимизму с тысячелетней историей. Раньше все люди были язычниками, и был один Бог. Потом, когда люди стали верить в религии книг, они ошиблись в интерпретации.

— То есть в Бога вы все-таки верите?

— Я верю в Чудо. Думаю, что люди неспособны определить, что такое Бог. Я, как и шаманы считаю, что мы, люди, как пыль. Начинаем пылью и ею же заканчиваем. Но я никому не запрещаю верить и считаю, что вероисповедание — это личный вопрос каждого человека.

«Россия нуждалась в Путине»

— Кто из российских политиков вам больше всего импонирует?

— Путин. Потому что он сильный и авторитарный. Российский народ, который за исключением небольшого количества, в основной своей массе деполитизированный, в течение долгого времени нуждался в таком сильном лидере. В целом его политика ведет к тому, что ваша страна становится великой державой. У вас растет уровень жизни, и люди это видят.

— Помните, вы сказали, что у вас республика? Так вот, у нас — монархия.

Андрей Велесюк