Ни одну смерть за последние года, наверное, два я не переживала так тяжело, как смерть Захарченко.

Когда убили Моторолу, был шок и неверие, но ДНР от этого не рухнула.

Когда убили Гиви, у меня вообще был эмоциональный перегруз — тогда каждый день приходилось снимать трупы гражданских и их рыдающих родственников. А тут — тоска и опустошенность который день.

Понимаете, вот даже если ты Захарченко немного знал, немного с ним общался, его не любить было невозможно. И, кстати, его простые дончане часто ругали, но любили.

Когда из Захарченко попытались сделать голубоглазую икону, развешали его цитаты на бигбордах — он стал смешным, это правда. И над ним смеялись. Но его все равно любили.

Когда он рассказывал, как мы дойдем до Киева и Лондона, над ним смеялись. Над ляпами смеялись. И все равно любили. И среди интеллектуалов было принято критиковать Захарченко — а сейчас больно даже тем, кто критиковал.

Если, конечно, это не полные отморозки. Потому что он был невероятно живой и настоящий, романтичный, символ «Русской весны», символ наших побед.

Герой анекдотов: «Говорят, в качестве доказательства российской агрессии Порошенко привез на переговоры целый танк, но в коридоре его по привычке отжал Захарченко». И в этих анекдотах — любовь и гордость, да. 

Самое пугающее то, что теперь все будет совсем по-другому. Я не знаю как, правда. 

Может, никто не сольет Донбасс Украине, может, наоборот, все будет хорошо. 

Но словно замолчало сердце того полувоеного Донецка, полного роз и заржавевших гильз, где ты мог пить пиво в одном ресторане с Главой республики, где верховное командование ходило не в костюме, а в военной «горке». 

А с пивом, кстати, дело и вправду было. Заходим мы с Дюшей перед Новым годом в Юзовскую пивоварню, а там на втором этаже Захарченко празднует. Внизу только за одним столиком ребята из охраны сидели, познакомились с нами, один потом долго звонил. 

Я не знаю, как будет дальше. Так — не будет.