«Золушка» в прокате уже не первую неделю, но сдавать позиции не собирается: весенние школьные каникулы — самое время либо пересмотреть картину, либо, наконец, сходить на неё всею семьёй. А нам настало время поговорить с режиссёром новой сказки — Кеннетом Браной.

Коротко нашего гостя представим — хотя имя, конечно, известное. Кеннету Бране 54 года, и широкая публика знает его в первую очередь как актёра. И в самую-самую первую — как Златопуста Локонса из второй серии «Гарри Поттера». Среди других лент с его участием выделим «Знаменитость», «Дикий, дикий Вест», «Операция «Валькирия» и, конечно, роль Лоуренса Оливье в фильме «7 дней и ночей с Мэрилин». Последний образ для Браны значим особенно: с Оливье его стали сравнивать с самых первых шагов в профессии. А всё потому, что он столь же тщательно принялся осваивать творчество Шекспира, перенеся на экран «Генриха V», «Много шума из ничего», «Зимнюю сказку», «Тщетные усилия любви» и, понятное дело, «Гамлета».

Однако в последние годы его режиссёрская карьера приняла неожиданный оборот: Кеннет Брана многих удивил, сперва влившись во «Вселенную Marvel» с «Тором», а затем поставив шпионский боевик «Джек Райан: Теория хаоса». Так что пусть для «Золушки» он и не самый очевидный кандидат, но хотя бы объяснимый: от Шекспира — к комиксам, от комиксов — к сказкам; путь, который при должном освещении может даже показаться достойным.

Кеннет Брана, актёр, режиссёр фильма «Золушка», на фотоколле в Берлине. © The Walt Disney Company Russia & CIS

- Мне непросто об этом судить, но связь между моими фильмами, несомненно, присутствует. Например, «Золушка» близка «Франкенштейну» в плане романтики, размаха, архитектуры, красок, костюмов, а с «Волшебной флейтой» её связывает присущий этим картинам идеализм. Очевидны и параллели с «Тором»: это два фильма о взрослении. Юноша становится мужчиной в волшебном, сверхъестественном мире комиксов — девушка становится женщиной в мире сказок. Плюс и там, и там — магия.

В Шекспире, которого я обожаю, я нахожу то же самое. В самом конце своей карьеры, последние три-четыре пьесы, он уделял особое внимание потере людьми ощущения сказочного. Как, например, в «Зимней сказке». Критики разорвали эту пьесу в клочья: мол, в ней слишком много волшебства, всё строится на фокусах, на сверхъестественном. Как будто подобного не было в других его работах: «Гамлет» — история про призрака, в «Макбете», который я недавно ставил в театре, фигурируют три ведьмы, и в них надо верить — или хотя бы воспринимать их как драматический инструмент.

Меня привлекают образы позапрошлого века, их изобилие, масштабы. Высшее общество 19-го века, его зеркала, архитектура, одежда, краски, представляются мне логичной остановкой на моём странноватом кинематографическом пути. Так что и путешествие в мир Золушки для меня вполне даже естественно.

Фрагмент из фильма «Золушка»

- Я хотел сделать классическую сказку. Под словом «классическая» я подразумеваю связь традиционности с современностью. Что я имею в виду…

Вы знаете, что я иногда экспериментирую. В моих шекспировских постановках принцы проявляют очень современные взгляды на те или иные вещи, что зачастую может как раз привести к их поражению. К тому же бывает, что публика просит: «Хотим современного, другого, нового!» — а потом, получив требуемое, возмущается: «Почему было не сделать так, как делали раньше?!.»

В «Золушке» мне хотелось приблизиться к таким вдохновлявшим меня образам, какие были в «Унесённых ветром», «Волшебнике страны Оз», «Леопарде» Висконти, «Эпохе невинности» Мартина Скорсезе, «Дике Трейси» Уоррена Битти, «Эдварде Руки-Ножницы»… Мир в этих фильмах очень гармоничен. Но внутри этого мира — отличающегося от реального, необычного, уникального, созданного при помощи декораций, костюмов, света и операторской работы, — мне требовалась современная психологическая правда актёрской игры. Мне было важно, чтобы принадлежность Лили Джеймс к 21-му веку была очевидной. Можно облачить принца в какой угодно прекрасный костюм, но в нём я обязательно должен узнавать парня с соседней улицы, которого волнует то же, что и меня.

Вот и получается: снаружи всё традиционно, внутри — всё современно.

Фрагмент из фильма «Золушка»

- Необязательно делать реалистичный фильм мрачным. Сегодня в сказках это уже почти клише: раз сказка — пусть будет мрачной. Но по-моему, это совершенно необязательно (даже если помнить, что в некоторых версиях «Золушки» её сёстры отрезают себе пальцы на ногах). Куда более необычным может стать и обратный приём. Мне в подобных историях хочется, чтобы оставалась надежда. Мир такое мрачное и мерзкое место, что мне хочется рассказывать те сказки, в которых возможно движение вперёд. Это трудно; кино без примеси цинизма вообще тяжело сделать так, чтобы не выглядеть наивным глупцом. Но именно диснеевская атмосфера позволяет сделать кино мягче, и я рад, что фильм вызывает эмоции, не манипулируя при этом зрителем. Так честнее, мне кажется.

- Одна из проблем оригинального мультфильма заключалась в том, что принц там — вообще не персонаж. Мы о нём ничего не знаем, он просто некто, кого называют принцем. Он плоский и двухмерный даже для мультфильма, поэтому нам надо было придать ему объём. Показать, что принц уже готов принимать решения, делать правильный выбор — причём правильный не только с его личной точки зрения, но и с точки зрения его подданных, народа. Это само по себе сложно, а без помощи отца ему и вовсе придётся стремительно повзрослеть. К тому же нам хотелось, чтобы принц, как и Золушка, тоже оказался в опасности и тоже испытал горечь утраты, чтобы оба героя оказались примерно в равном положении.

Фрагмент из фильма «Золушка»

- Сказка позволяет взглянуть проще на серьёзные проблемы. Например, потеря. Первая серьёзная жизненная беда, с которой может столкнуться человек, — потеря родителей. Даже если он их не любит, всё равно — это определяющий момент в жизни: он становится сиротой и учится быть взрослым. И так в нашей сказке: пять минут — не стало матери, пятнадцать минут — не стало отца. Потом умирает отец принца. В сказке это заставляет людей — читателей или зрителей — думать и чувствовать.

Для меня самый сильный момент фильма — когда Элла узнаёт о смерти отца от друга семьи и говорит ему: «Спасибо, вам, наверное, пришлось тяжело». Чтобы сказать такое, нужно иметь по-настоящему большое сердце. Человек приносит ей столь горькое известие — но она находит в себе силы и чистоту, чтобы поблагодарить его за это. Меня эта сцена задевает до глубины души. Вот такие моменты ценны по-настоящему. Потерять родителей — это горе, но когда человек остаётся собой даже в такое время — это вдохновляет.

- В нашем фильме нет иронии, но есть юмор и самопознание. Вспомним, например, князя Мышкина из «Идиота». Я очень люблю этого героя, люблю образ человека, никем не понятого и кажущегося глупцом; и мне кажется, иногда люди точно так же думают и о Золушке. Но наш фильм показывает её сильной личностью. Духовными образцами для нашей Золушки были Мандела, Ганди и Христос, утверждавшие непротивление злу насилием.

Я упомянул Мышкина по этой же причине: он кажется мне очень уязвимым, открытым для мира со всем накопившимся в нём скепсисом, сарказмом, цинизмом. Он ранит вас, этот мир, если вы Мышкин или Золушка. Но Золушка — и за это я её очень люблю — остаётся в этом мире, потому что ей нужно задать свои вопросы: «Почему? Почему вы так жестоки?!.» Она хочет это понять — и вместе с тем хочет двигаться дальше, развиваться. В известном смысле она даже революционерка. Да, она тихая, скромная, но и ослепительная, у неё огромное сияющее сердце. Она не сдаётся и ни от чего не отказывается — ни от своей сексуальности, ни от ума, ни от того, что ею уже сделано.

Фрагмент из фильма «Золушка»

- Играть самому в собственном фильме — интересная, но сложная задача. Думаю, я и в этот раз мог бы подписаться на такое, если бы мне предложили, но всё же это было бы очень непросто. «Гамлет» в этом плане подходящий пример: я и играл, и всем руководил — и каждый день мне приходилось очень много работать. Это ценнейший опыт, который дал мне понимание того, что исторические и костюмные фильмы отличаются от прочих очень длительной подготовкой к каждой сцене. Тут мало просто объяснить оператору, как должна двигаться камера, и вслед за тем спокойно встать на заранее отмеченное место. Нет, каждый актёр готовится к выходу на площадку по несколько часов: узкие штаны для мужчин, корсеты для девушек — это невероятно трудоёмкий процесс!.. А представьте, сколько людей занято в сцене бала!.. Так что куда разумнее сосредоточиться на чём-то одном: либо игра — либо режиссура.

- Кого бы я сыграл, будь у меня такая возможность?.. Знаете, не смейтесь, но было бы здорово сыграть мачеху Золушки. Она ведь обожает власть и жестокость, но при этом душа у неё — болит. Она понимает, как муж скучает по своей покойной жене, знает, как он любил её, и для неё, конечно, это очень болезненно. Мне нравится, как Кейт Бланшетт воплотила все эти качества, она очень хороша в этой роли: она показала, насколько сильным может оказаться образ, когда актёр сполна понимает свою задачу. Поэтому самые трогательные мгновения фильма для меня связаны именно с Кейт. И если бы у меня и правда была возможность подобного выбора, я бы даже готов был забыть о том, что я мужчина, — и сыграть именно её роль.

Фрагмент из фильма «Золушка»

- Когда мне было лет семь и мы жили ещё в Белфасте, родители начали брать меня с собою в кино. Помню «Узника войны», «Большой побег», «Пиф-паф ой-ой-ой», «Звуки музыки» — ну, всю популярную классику шестидесятых. Это были пышные, очень яркие фильмы, и при этом очень «актёрские». Они произвели на меня очень большое впечатление. Может, поэтому я и сейчас люблю и смотреть, и делать именно такое кино. Люблю удивлять и удивляться, люблю подогревать своё и чужое любопытство.

- Я большой поклонник русской литературы и вашего кино. С российским кино я познакомился благодаря шекспировским экранизациям. Ваш Гамлет — Иннокентий Смоктуновский — был моим героем, в нём есть то, что я называю русской эпической динамикой. И я очень люблю русскую литературу XIX века: Толстой, Достоевский, Тургенев. Эти писатели всегда казались мне немного сценаристами: они сочиняли масштабные сюжеты, и, читая их книги, я всегда испытывал такое чувство, будто в каком-то смысле смотрю настоящий фильм. Более того, я всегда думал, что Россия и её народ — уже сами по себе готовый эпический фильм во всех смыслах этого слова. Тем сильнее моё желание поставить когда-нибудь «Идиота», если получится.

- Меня часто спрашивают, в каком жанре мне хотелось бы ещё поработать. Так вот, ответ есть. Моя жена обожает фильмы ужасов и заставляет меня смотреть с ней все ужастики, какими бы плохими они не были. И при этом истошно кричит, прячется в подушку, а потом всё время спрашивает: «Там ведь не страшно было?..» В общем, я хотел бы снять такой фильм ужасов, который напугал бы мою жену до усрачки.

© The Walt Disney Company Russia & CIS