Когда-то больше десяти лет назад я и группа моих друзей, писателей и журналистов, взяли на себя труд ненадолго продлить жизнь одной агонизирующей газете. Газета эта называлась «Консерватор» и была, в общем-то, экономически обреченной с самого начала, а стада «профессиональных статусных журналистов», набившихся туда ради легкого чеса, так и вовсе сделали ее чем-то безликим и нечитаемым, так что проект предсказуемо проваливался.

Случайное стечение обстоятельств и цепочка изощренных византийских интриг вашего покорного слуги привели к тому, что в какой-то момент издатель решился отдать ее в руки Дмитрия Ольшанского, Дмитрия Быкова (который еще не окончательно превратился в гражданина поэта и в нем оставалось на тот момент нечто человеческое), Константина Крылова, мои и еще нескольких лиц.

1

И вот как только это стало известно, представители старой редакции встали буквально на уши. Только что они рассказывали, как не хотят здесь работать, как мало здесь платят, как класть они хотели на эту газету – идиот будет всякий, кто туда пойдет. И вот, узнав о новом составе редакции, эта публика дружно решила «бороться за газету». Точнее за то, чтобы она просто с шумом закрылась и мы ее делать не смогли.

К издателю бегали в кабинет с рассказом о том, что Крылов – ужасающий фашист, что тут вообще все фашисты и издателя за это посадят. Почтенные писательницы брали на себя роль мелких врушек и публично заявляли о закрытии газеты (каковая новость прошла по информагентствам).

Апофегец всему настал, когда известный на тот момент журналист и блогер разразился в ЖЖ целым трактатом о фейсконтроле. В нем объяснялось, что на входе в журналистику должен стоять фейсконтроль, потому что журналистикой занимаются серьезные реальные люди, получающие за это реальные деньги. А вот всяких фашиков и лошков из подворотни к ней подпускать не следует, поскольку они сбивают ценник реальным людям, а сами разве ж товар дают – без глазету, без кисточек.

Честно говоря, этот манифест либерального корпоративного сговора вместо свободы слова меня страшно разозлил. Он и до сих пор меня злит.

Мы хотели делать издание, которое интересно читать. И его сделали – в те 5 месяцев, которые «Консерватор» прожил под нашим руководством, это было самое яркое издание сезона, которое, как правило, прочитывалось от корки до корки.

У нас (и тогда нигде больше) начал печататься Галковский. Мы всей редакцией учили писать по-русски Аню Арутюнян, выросшую в Нью-Йорке и, соответственно, язык Ивлина Во знавшую лучше, чем язык Шукшина. У нас на страницах начали расцветать цветы зла в лице Олега Кашина.

Рецепт был прост – мы собирали людей, которым есть что сказать, и просто давали им площадку и легкую редактуру текста. Сейчас это кажется нормой. Дорога из блогеров в журналистику, из блогеров в публицистику – самая прямая.

Еще недавно «Зина Корзина» была блогером про старинную моду – и вот Галина Иванкина уже яркий консервативный публицист в газете «Завтра». Ольгу Туханину, к примеру, тоже все знают. Я уж не говорю о случае, когда блог отдельно взятого Егора становится одним из самых цитируемых и влиятельных российских СМИ. И уже его любители фейсконтроля начинают поучать – кого печатать, а кого нет.

2

Сейчас такие случаи исчисляются десятками и сотнями – тогда этот метод был в новинку. А тогда было заявлено, что это мы тут не журналистикой и не литературой занимаемся, это лошки из подворотни, прорвав фейсконтроль, мешают работать реальным людям.

Я вспомнил об этом фейсконтроле, когда началось навязывание закона о блогерах. Суть еще и в том, чтобы, законодательно зафиксировав блогосферу, раз и навсегда намертво отрезать ее от журналистики. Мол, у вас тут самих СМИ – правда, без прав, с одними обязанностями, но СМИ. И нечего тут, лошки, в большую прессу шастать. Она для реальных пацанов.

В том, что речь шла именно об этом, я убедился окончательно, когда сочинители закона о блогерах внезапно нарисовались вновь. На этот раз с кодексом поведения журналистов в соцсетях. «Проект регламента поведения журналистов в соцсетях будет подготовлен до конца этого года, – пишет помощница главного редактора «Эха Москвы» Олеся Рябцева. – Короче, я позвала всех своих друзей, с которыми мы делали закон о блогерах».

То есть это вот сначала Плющев сказал мерзость, Плющева за это уволили, но поднялся хай, смысл которого сводился к одному: «Мы особенные. Мы неприкосновенные. Нам можно!»

«Им» оказалось действительно «можно». Публичное унижение всех посягнувших на неприкосновенность «Эха» можно было наблюдать в прямом эфире.

А вот теперь неприкосновенные будут писать кодекс поведения для всех остальных. Запомните. Есть очень простой принцип составления добрых законов: никогда нельзя поручать писать закон тому, кто не имеет шансов попасть под его действие. Это еще хуже, чем когда закон пишет лицо заинтересованное. Конфликт интересов можно отследить и устранить. А вот конфликт собственной безнаказанности с возможностью сочинять правила для других не погасить ничем.

3

Какие правила установит для остальных неприкосновенное «Эхо», можно даже не сомневаться.

Достаточно вспомнить историю мема «Вон из профессии». В далеком 2006 году упомянутая мною уже Анна Арутюнян написала (на английском языке!) статью, где, в частности, отметила, что покойная Анна Политковская была в большей степени правозащитником, который работал с жалобами отдельных людей, чем журналистом, стремившимся дать объективную картину происходящего. Ответом стал вызов молодой журналистки на «Эхо» и следующая шикарная сцена.

«Вы должны уйти из профессии, – прервала меня Альбац, по ходу тирады постепенно повышая голос (свидетелей не было, как и диктофона, так что воспроизвожу по памяти). – Я буду теперь следить за всеми вашими публикациями. Вашу статью о Политковской я переслала Катрине ванден Хювел (редактор американского журнала, а не газеты, как сказала осведомленная г-жа Альбац – The Nation, куда я пишу – прим. автора). Я в Америке знаю важных людей. Вам должно быть стыдно за то, что вы сделали. А теперь вон отсюда!» Эту последнюю фразу, которую она, по всей видимости, долго готовила, пока перечитывала мои скромные публикации, госпожа Альбац со вкусом прокричала несколько раз, пока я надевала плащ. Мне как-то за нее стало окончательно неловко, я даже тихо сказала, что я, собственно, и так ухожу, но она, по всей видимости, уже ничего не слышала.

Они вам напишут кодекс. И поведения. И уголовный. И будет там 58-я статья «Антилиберальная деятельность». И будет там правило, что журналист может быть блогером. И если он правильный журналист из правильной редакции, то все, что он написал в своем бложике, – это «его личное мнение». А вот блогер не может быть журналистом. И все, что он написал даже в самой дискурсивно ответственной газетке, если это нарушает либеральную линию партии, должно быть подвергнуто херему: «Вон из профессии!», «Фейсконтроль!»

Меня здесь волнует, впрочем, не столько то, что они там понапишут в своем эхозаконе. Все равно вряд ли он будет исполняться. Все равно блогосфера так и останется смесью свободы слова, грязных скандалов и публичных доносов, вроде того, который какие-то борцы за свободу слова написали в ВГТРК, где я работал в 2004 году, за призывы разгонять Майдан в Москве, буде он случится, не стесняясь средствами. Меня тогда два месяца с радио увольняли. Не уволили, кстати, но нервы помотали.

Меня волнует то, что одна и та же мафия (для политкорректности мы обычно именуем ее «тусовкой») десятилетиями навязывает себя в качестве арбитра того, что можно, а что нельзя в журналистике, в общественных дискуссиях, в политике, кто может считаться журналистом, а кто нет. Причем все попытки подвинуть эту тусовку, в общем-то, ни к чему не приводят. Даже относительно ваших собственных идей и собственного дела они будут объяснять вам, что вы имели в виду.

***

Характерна в этой связи ситуация вокруг «Декларации русской идентичности» Всемирного Русского Собора. К публикациям о ней, самым положительным и программным, обязательно прилагаются «критические комментарии» хозяев дискурса. Куда же без них.

На днях меня на съемках одной теледискуссии буквально свел с ума известный многонациональный политолог, заявлявший, что я «неправильно толкую положения Декларации» (и это при том, что моя статья висит на сайте ВРНС на самом видном месте, а вот его текстов я там не наблюдал). В конечном счете политолог заявил, что еще не до конца преодолена «проблема русского фашизма». Тут я, простите, не выдержал, немного накричал и хлопнул дверью, поскольку организаторы мероприятия обещали серьезную дискуссию, а не стопервый перепев мантры о «русском фашизме».

В 2014 году после расправы в Одессе, после массовых убийств и детоубийств в Донбассе выслушивать от кого-либо про «русский фашизм» я готов не более, чем оскорбления про маму. Пусть собираются отдельно от нас и ведут свой привычный разговор о русских без русских сами с собой.

И это на сегодня одна из ключевых внутриполитических проблем современности. Куда важнее курса рубля и дефицита гречки. Секта любителей фейсконтроля должна уйти из нашей журналистики и общественной жизни навсегда.