Возможность легализации короткоствольного оружия активно дискутируется в нашем обществе. Оно и понятно. Каждому хочется иметь возможность эффективно себя защищать, а не надеяться на очередную реформу органов правопорядка.
Мне бы хотелось привести свои аргументы в защиту либерализации оборота оружия самообороны. Вот, например, первый.

Со времён августа 1991 года в России возник существенный дисбаланс между правами преступников и законопослушных граждан, причём в пользу первых. Как это произошло? Давайте вспомним.

При советской власти ни о каких пистолетах и револьверах в руках граждан и речи быть не могло. Но и преступникам было чего бояться. Милиция, особенно после реформ Щёлокова , действовала довольно эффективно. Несмотря на то, что не было ни ОМОНа, ни резиновых дубинок, ни бронежилетов с автоматами, народ милиции доверял и современного (зековского по происхождению) отношения у людей к стражам порядка не было.

Кроме того, существовали жёсткие санкции к представителям социальной базы уличной преступности – бродягам, тунеядцам, алкоголикам и наркоманам – все они могли попасть и попадали в различные тюремные или полутюремные учреждения. Не говоря уже о том, что за особо тяжкие преступления полагалась и широко применялась смертная казнь. Не так-то просто было в те времена убить ради развлечения прохожего и получить за это лет девять, после чего выйти из тюрьмы и продолжать убивать дальше, как это сплошь и рядом происходит сейчас.

Единственное, что скрашивало кураж хулиганья – это сугубо советская судебная традиция карать за превышение пределов необходимой обороны. Любой убитый или покалеченный негодяй мог с уверенностью рассчитывать на возмездие за себя со стороны советской фемиды. Государство никак не хотело расставаться со своей монополией на насилие и игнорировало простую истину, что не всегда у его граждан была возможность позвать на помощь стража порядка для защиты себя от преступных посягательств.

С тех пор времена изменились, но как! С 1991 года в оголтелой борьбе за либеральные ценности права преступников существенно расширились, а санкции за преступления смягчились. МВД было развалено многочисленными реорганизациями, а возможности его сотрудников расширились только в части личного обогащения.

Нет теперь ни ЛТП, ни смертной казни, а наказания за тунеядство и бродяжничество утратили актуальность в связи со сменой экономического строя. В результате преступность обнаглела и, по мере продолжения «политики умиротворения», всё дальше идёт вразнос и звереет настолько, что скоро пассивные методы защиты от неё, вроде избегания ходьбы по тёмным переулкам, окончательно перестанут действовать.

А что же с правами граждан – на оружие, на самозащиту? А в этой сфере, как ни странно, с советских времён практически ничего не изменилось. Единственная ничтожная уступка – это либерализация в 1996 году оборота длинноствольного оружия. Теперь дробовик можно купить без охотбилета хотя бы для защиты своего жилища. Но для защиты своей семьи на пресловутом «завтраке на траве» его взять уже нельзя.

А в целом, наши правоохранители «заботливо» сохранили от разрушительных 90-х обязанность граждан на безоружность перед преступником как техническую, так и юридическую. Увы, и юридическую тоже. В стране по-прежнему 97% приговоров по самообороне обвинительные, мало того – прокуроры в случаях даже явной самозащиты норовят состряпать дело по умышленному убийству или нанесению ущерба здоровью. Можно уверенно констатировать, что институт самообороны в нашей стране уничтожен судебной практикой.

Такая ситуация не может не вызывать возмущения своей жестокостью и несправедливостью. Получается, что новые, либеральные времена наступили только для злодеев, а для нас, законопослушных граждан, как был «совковый тоталитаризм», так и остался. Если уж вы, господа правители, решили быть «помягше» с бандитами, дайте и нам возможность эффективно от них защищаться.

Правда, несколько лет назад людям разрешили приобретать для самозащиты травматическое оружие. То есть, маломощное, малозарядное, а главное – абсолютно неидентифицируемое по поражающему снаряду и вполне летальное при умышленном применении с близкого расстояния. Все эти факторы делают его идеальным оружием нападения, но никак не самозащиты. И, тем не менее, даже в рамках недавно развёрнутой лживой кампании по дискредитации травматического оружия, среди десятков тысяч убийств за пять лет удалось наскрести только 60 с применением травматики. Не говоря уже о том, разбирался ли кто-нибудь – были те убийства неправомерны с точки зрения морали и здравого смысла или странных установок нашей юстиции. А то и на цифру 60, глядишь, придётся делать 97%-ную поправку.

В общем, в российском оружейном законодательстве возник интересный парадокс. Чем сложнее оружие идентифицировать по поражающему снаряду и чем легче его применить для преступного умысла, тем проще же и получить на него разрешение. Чисто досуговое и громоздкое нарезное оружие, подлежащее отстрелу и занесению в пулегильзотеку, можно получить только после 5 лет владения гладкоствольным (Опять – почему? Но это отдельный вопрос).

Не менее громоздкое гладкоствольное дробовое для ношения и транспортировки – только с охотничьим билетом и также, по сути, исключительно для досугового применения. А травматическое и портативное, стреляющее «ластиками» без баллистических меток – вообще без ничего. Бессмысленные курсы по обучению обращению с оружием, введённые недавно, ситуацию нисколько не изменили, да и не могли изменить. Из травматики по-прежнему палят направо и налево.

Во-первых, потому что не определят, кто стрелял, во-вторых, потому что случайно не убьёшь.
Из этого следует мой следующий аргумент, что оружие самообороны должно быть летального действия и иметь возможность быть идентифицированным по пуле и гильзе.

Перспектива смерти, в отличие от получения синяка от резиновой пули, обладает безусловным «останавливающим действием» как для преступника, так и для не слишком законопослушного гражданина.

Гопнику не захочется гибнуть от пули, а разного рода виролайненам – отбывать серьёзный срок за глупое убийство по пьяному куражу. Поэтому даже в самых либеральных западных странах полиция и тюремная охрана вооружена именно летальным оружием, а не только дубинками, шокерами и водомётами.

И напоследок хотелось бы сказать пару слов о медицинской экспертизе права на оружие. Поскольку я работаю врачом-психиатром и выдаю подобные справки, это имеет непосредственное отношение к моей профессии. Часто приходится слышать от сановных правоохранительных господ, что после законодательного разрешения пистолетов и револьверов душевнобольные массово ринутся скупать стволы, пользуясь справками от продажных докторов.

Так и хочется им ответить, что каждый судит по себе, но я приведу объективные аргументы. Во-первых, вопреки обывательскому представлению, психическая болезнь – это не «другая жизнь», а осознаваемое тяжкое страдание, в рамках которого человеку становится не до покупок дорогих стреляющих цацок и сопряжённых с этим разрешительных процедур. Ни ваш покорный слуга, ни мои старшие коллеги, не смогут вспомнить случая, чтобы психически больной просил выдать ему справку на оружие, за исключением каких-то единичных казуистических случаев.

А уж о массовых паломничествах душевнобольных за справками говорить просто смешно. Во-вторых, что касается нашей «продажности». Ни один, даже самый коррумпированный доктор, не будет рисковать своим дипломом, свободой, да и, если уж на то пошло, немалыми левыми доходами, ради тыщонки-другой рублей, полученной от буйнопомешанного за право на оружие. Это просто абсурд!

Для личного обогащения нечистоплотный врач может использовать и другие методы, не слишком этичные, зато вполне безопасные и абсолютно законные. И, в-третьих, многим из наших пациентов доверить оружие как раз можно, поскольку его незаконное применение на 90% зависит от свойств личности, а не от расстройств высшей нервной деятельности. Если гипотетически предположить, что некоторым больным позволят иметь огнестрельное оружие, это в худшем случае мизерно повлияет на криминальную статистику.

А как же выявить те самые свойства личности, людей неуправляемых и агрессивных? Для этого нужны не только и не столько психиатры, сколько психологи со своими тестами и специальными исследованиями. Причём, последние можно сделать полностью обезличенными – так называемые скорринговые исследования.

В них соискатель просто выполняет тест на компьютере и получает положительный или отрицательный ответ без участия человека. Таким образом, «врачебно-коррупционный» компонент в доводах противников легализации короткоствольного оружия представляется совершенно несостоятельным.

Вот такие размышления хотелось донести до читателя моей статьи. Надеюсь, они внесут хоть малую лепту в деле легализации короткоствольного оружия в нашей стране, что сделает её более безопасной для своих граждан.