Мы уже рассказывали о творчестве симферопольского художника Юрия Лаптева, который пишет необычайно захватывающие сознание картины. Художник не соглашается на определение своих работ как картин «Странного будущего» или «Постапокалиптических проекций нашего настоящего». Чем же являются собственные работы лично для Лаптева, какой смысл и что за мораль он в них вкладывает, что берет из собственных сновидений – об этом и многом другом автор рассказал корреспонденту «Ридуса».
Биография
Со слов родителей, желание рисовать у Юрия возникло совсем в нежном возрасте. У самого художника воспоминания и осознание собственного «Я» начинается с трех лет, когда он начал впитывать русский и украинский фольклор с рассказов своих бабушек. Дед Павел был партийным руководителем, а дед Борис прошел всю войну на границе Маньчжурии. «Свела их одна судьба на Целине в селе Корнеевка. То, что я от них впитал – отдельная история, - рассказывает Юрий. - Тогда образовался эмоциональный багаж моего детства, который я, кажется, не успел еще растерять».
После 8 класса семья художника переехала в Крым: «На западное побережье в село Штормовое, где сейчас летом гудит известный Казантип». Потом были два года в «погранцах в Бресте», а потом, как сам говорит Юрий, осуществилась детская мечта – он поступил в Крымское художественное училище им. Н.С. Самокиша в Симферополе. «Это невероятные и насыщенные друзьями и эмоциями годы, где уже на втором курсе я встретил свою «половинку» Ирину Сажину, прекрасную художницу-анималиста, - рассказывает художник. - И с тех пор мы не расстаемся уже больше двадцати лет».
Три года Юрий с супругой прожил у ее родителей в Сухуми в Абхазии. Художник отмечает, что, наверное, жил бы там и до сих пор, если бы «Горбачев не развалил Союз». «Я влюблен в Абхазию. Это настоящий Эдем на Земле и будет не жалко тех, кто его разрушал, окажись они по другую сторону. Из-за войны в Абхазии нам пришлось вернуться в Симферополь и начинать все сначала».
К тому времени в Симферополе появлялась альтернативная художественная жизнь благодаря частной галерее «КЭП», которая канула в небытие во время 90-х годов.
«Пришлось на долгие годы идти в web-дизайнеры. Немцы и американцы немного подняли благосостояние, но тут грянул кризис и разогнал их всех по домам. Так что кризис направил мой жизненный вектор к истокам. Во многом благодаря поддержке моих друзей и особенно пониманию моей жены Ирины, за что я ей очень благодарен, я вспомнил то, что начал забывать».
Творчество
В первой публикации корреспондент «Ридуса» охарактеризовал работы художника, как «картины странного будущего». Кто-то дает другое определение картинам - «постапокалиптические проекции нашего настоящего». Так или иначе, сам художник не согласен ни с одной точкой зрения, ни с другой. «Я не против таких оценок, но мне кажется, зритель слишком переоценивает жанр иронического созерцания, - объясняет он. - Это скорее всего картины параллельной вселенной. Ведь не назовешь же стимпанк всерьез прогнозом для будущего цивилизации».
«Я в своих работах просто наблюдаю течение Времени и его воздействие на действительность. Например, все, что то создано людьми, технологическое, геометрически выверенное, глянцево-покрашенное с течением времени неумолимо возвращается на круги своя, природой превращаемое в природные формы. Суть в том, что природа не терпит таких насильственных вещей, как техногенная экспансия. Отсюда, наверное, ощущение от моих работ, как от посткатастрофических прогнозов. Как я для себя вижу, то, что я делаю, это созерцание времени бесконечного, плавного, циклического перехода…»
«И, конечно, я глубоко уверен, что без иронии или хорошей доли юмора нельзя осознавать себя в социуме, а уж подавно, и в искусстве, рискуя превратиться в однобокую, сутулую пародию на человека. Животные не умеют смеяться над собой. Поэтому почти во всех моих работах присутствует сарказм или ирония. Но далеко не все смотрят на мои работы моими глазами, и я часто вижу совершенно разное мнение об одном сюжете несколькими людьми».
«У каждого человека есть свое видение мира, и каждый проживает в нескольких параллельных вселенных несколько параллельных жизней, кроме своей, реальной. А реальность бывает зачастую такой невзрачной и унылой, лживой и коварной (в этом смысле я говорю о деятельности человека, а не об истинной природе), что свое желание переделать или посмотреть с другой стороны на нее, считаю своим инструментом для исправления этой несправедливости».
«Но сон - это очень эфемерная и тонкая материя. Каждый знает, как обрывается его паутина, остается одно ощущение, и ты ходишь зачастую целый день с этим впечатлением, потом оно рассеивается. Что происходит дальше, никто не знает. Но мне интересно. Поэтому часто некоторые работы организованы из осколков этих воспоминаний, которые приходили в разное время и, в первую очередь, призваны реанимировать те удивительные детские впечатления, которые мы потеряли с возрастом и которые так дороги каждому человеку, а во вторую - переосмыслить что-то прожитое и попытаться увидеть какие-то связи. В этом смысле я выступаю в роли исследователя, изучающего механизмы сопряжения Яви и Нави (реального и потустороннего на древнерусском язычестве)».
«Что касается жанра - обычно говорят, что я продолжатель идей сюрреализма, или даже являюсь последователем Дали, которого я действительно очень люблю и интересуюсь той революционной художественной атмосферой. Пусть будет так, хотя я считаю это немного грубым штампом. Современный мир жанров самовыражения бесконечно разнообразен и динамичен, и многие корни действительно у истоков подсознательного метода. Например, когда была выставка в городе побратиме Симферополя Гейдельберге, немцы обозначили жанр моих работ как мистический реализм. Сам бы я назвал то, что я делаю Рефлексивным реализмом».
«Если быть более предметным, то те работы, в которых многие видят постапокалиптические картины - ни что иное, как иллюстрация природного начала обуздать техногенную систему и вернуться к природному естеству. И лучший способ привлечь к этому процессу внимание - это иронично показать то, что это очевидно».