Запрет на ввоз в Россию западных продуктов привел креативный класс в состояние крайней возбужденности. При этом интересы и вкусы самой России им глубоко безразличны.

Излишне напоминать, что запрет на ввоз западного продовольствия в Россию вовсе не был нашей инициативой – это всего лишь первый ответ на все более и более откровенное давление на нашу страну, на расширяющиеся санкции, призванные заставить нас изменить свою позицию якобы по Украине, а на самом деле – просто отказаться от собственного пути.

Запрет введен на год и касается приблизительно трети нашего продовольственного импорта – тех 45 миллиардов долларов, на которые ежегодно Россия закупает продовольствие. То есть общие потери Запада не превысят 15 миллиардов долларов – совершенно не критичная для того же ЕС сумма. Так же и для России – исчезновение части импорта не отразится слишком серьезно на нашем продовольственном рынке в плане его оскудения. Напротив – если в первое время западный импорт будет охотно замещен южноамериканским и азиатским, то со временем занять освободившуюся нишу смогут отечественные производители. Именно это и провозглашено правительством как главная побочная цель наших ответных санкций.

На самом деле это, конечно же, должна быть главная цель введенного запрета – импортозамещение на продовольственном рынке должно стать первым шагом в политике импортозамещения в экономике вообще: в жизненно важных и обеспечивающих национальную безопасность отраслях промышленности и станкостроении в первую очередь. Но для того, чтобы это стало возможным, должно в первую очередь произойти импортозамещение в головах – не в смысле замены идеального хамона на идеальный российский окорок, а через отказ от уверенности в том, что «лучшее – на Западе», а «мы ничего не умеем делать хорошо»

Да, сложно, да, нужно восстановить и создать заново переработку и хранение, да, логистика, да, субсидии на первых порах – но обеспечить страну собственной говядиной несравнимо проще, чем восстановить отечественный авиапром, который сейчас тоже придется восстанавливать во что бы то ни стало. Для увеличения поголовья коров у России есть необозримые просторы и трудолюбивые люди – а вот для обучения специалистов и восстановления и модернизации всей производственной цепочки в самолетостроении нужно гораздо больше времени, средств и организаторского таланта. Но Россия была великой промышленной державой меньше ста лет – а великой сельскохозяйственной, продовольственной мы были столетиями.

Национальный позор – 40 процентов рыбы мы ввозим из-за рубежа, и это в основанной вдоль рек стране, где реки, озера и моря кормили поколения наших предков. Беда не то, что мы не делаем свои айфоны, а то, что мы не можем для своей же пользы распорядиться данными нам Богом природными богатствами (губя реки и контрабандно отправляя улов японцам и корейцам). Конечно, многие уже привыкли, что им гораздо проще зарабатывать на импорте – купил-продал – но это все-таки унизительно для русского человека: имея такие возможности, как в России, ввозить польские яблоки или французский йогурт. Молочной и мясной продукцией, как и овощами, да и большинством фруктов, Россия вполне способна обеспечивать себя сама, да еще и соседям продавать.

Сейчас всячески будут эксплуатировать память советских людей о продовольственном дефиците, особенно последнего советского года – мол, и тогда не могли прокормить себя. При этом проблема у СССР была та же, что и сегодня – недостаток перерабатывающих мощностей. Даже произведенное не могли переработать и упаковать. Но в 90-е село просто упало – в огромном количестве закрывалась и имеющаяся переработка, падали урожаи, резался скот. Рынок был захвачен импортной продовольственной продукцией – а потом пришли и крупные западные торговые сети, подтягивающие западного же производителя.

С импортными продуктами у русских людей было то же самое, что и с либеральной демократией – сначала в 90-е годы на них набросились, а потом, распробовав, какая это гадость, вернулись к традиционному, своему. Неестественный, ненатуральный состав как генно-модифицированной еды, так и глобализированной толерантной матрицы стал понятен достаточно быстро. Конечно, на том же Западе полно вполне приличных продуктов, не имеющих достойного аналога в нашем отечестве – но, как выяснилось за сутки крайне бурного обсуждения, из поставляемого в Россию набора можно отметить лишь сыры и хамон. Учитывая крайне высокую стоимость в наших магазинах испанского вяленого мяса и немаленькую стоимость французских и итальянских сыров, это был продукт вовсе не самого массового потребления. Для того, чтобы наладить производство французских сыров в России, достаточно выписать из-за границы нескольких профессионалов и помочь им организовать производства из местного коровьего и козьего молока – чем не прекрасное приложение сил для голодающего креакла?

Если же говорить серьезно, то еда – это последнее, о чем русские люди готовы сейчас волноваться, думая о крови, льющейся на Украине, и о конфликте с Западом. С Россией вообще бесполезно говорить языком санкций, угроз, давить на нас и пугать. Мы, в принципе, могли бы и не отвечать на введенные против нас санкции – не потому что такие добрые, а потому что все равно не уступим. Могли бы – если бы не оказались сегодня в положении, когда нам самим нужно озаботиться подъемом собственного производства, в том числе и сельскохозяйственного. Доведенного до кризиса, в том числе и благодаря нашей собственной прежней политике по интеграции в мировое сообщество и глобальный рынок – некоторые у нас наивно думали, что международное разделение труда не зависит от политики: купим все, что нужно. Как выяснилось, если мы не будем послушными хозяину рынка, то нам просто не продадут то, что нам надо.

Пока что это не касается продовольствия. Но, во-первых, нет гарантий, что и до него не дошел бы очередной уровень санкций. А во-вторых, нам грешно было бы не воспользоваться таким поводом, как западные санкции, для ответных мер, направленных на высвобождение собственного рынка как для товаров тех стран незападного мира, с которыми мы выстраиваем коалицию, так и для собственного производителя. Ведь все равно мы наконец-то обречены начать перестройку как собственной экономической модели, так и мировой – вот и приступаем к ней с самого для нас легкого. С еды, с хлеба насущного. Самодостаточный продовольственный рынок, продовольственная безопасность – это ведь просто часть общего понимания собственной независимости, своего, настоящего и родного. Духовная и материальная пища связаны гораздо больше, чем нам порой кажется.