Главный редактор «Ридуса» Андрей Гулютин пообщался в стенах медиацентра Дома общественных организаций с бывшим прокурором Республики Крым, а ныне депутатом Госдумы Натальей Поклонской.

Интервью было подготовлено в видеоформате. Но для удобства мы публикуем и его расшифровку.

Работа в Госдуме

Вас считают одним из самых искренних политиков. Во многом — после голосования по поводу пенсионной реформы. Что вас подвигло пойти вразрез со многими коллегами? Понимали ли вы, что возникнут проблемы?

— Политика — это такое искусство, которому надо учиться. И не всегда твои решения в политике будут оправданны со всех сторон, то есть нужно будет рисковать. Я принимала решение, когда голосовала по пенсионной реформе, с учетом позиции всех людей, избирателей, крымчан, россиян, которые и обращались на мое имя, и были публичные выступления.

Ну и, кроме того, я учитывала те знания и свои аналитические выводы, заключения по предложенной пенсионной реформе. С учетом всего в совокупности я приняла решение несмотря ни на что проголосовать именно так, как проголосовала, — против. Были, конечно, недопонимания.

У меня опыт прокурорской службы — он большой, больше десяти лет. Опыт в большой политике — еще маленький, скажем так, мягко. Поэтому, наверное, любое решение, которое ты принимаешь в политике, нужно выверять до такой степени, чтобы — как в уголовном праве есть статья «Крайняя необходимость» — вред причиненный был меньше вреда предотвращенного.

Я выбрала из двух зол самое маленькое — и сделала свой вывод, приняла такое решение.

Закон все равно был принят, правда в обществе до сих пор идут бурления по этому поводу. Есть ли в ваших политических планах в дальнейшем противодействовать? Будете ли пробовать вместе с другими коллегами как-то попытаться изменить этот закон в лучшую для граждан сторону? Были такие мысли?

— Противодействие нужно направлять против преступности, коррупции и любых злых проявлений в обществе. Что же касается пенсионной реформы и лучшего положения наших граждан в этой сфере — для этого работают целые ведомства, органы, организации, службы, анализируют, изучают, докладывают руководству.

Я понимаю, что такое непопулярное решение было связано с разными проблемами, — может, мы не до конца об этих проблемах все знаем. Но в любом случае уверена, что президент никогда не принял был решение против людей. Я это знаю, потому что сама испытала в 2014 году вот ту поддержку, которая нам была жизненно необходима. И ни один крымчанин, конечно же, этого не забудет.

Мы можем чего-то не знать, мы должны изменять все к лучшему. Значит, сегодня такой этап, который нужно пройти и посмотреть, что эта пенсионная реформа, допустим, провальная и надо что-то новое думать или возвращаться назад. Хотя возвращаться — это не всегда хорошо: нужно идти дальше, идти вперед, усовершенствовать, делать лучше.

Может, это какой-то шаг, нехороший, неприятный шаг, но тем не менее это шаг к чему-то. Я надеюсь, что так и будет.

Планируете ли до конца думского срока выступить еще с какими-то законодательными инициативами? Вы недавно заявляли о необходимости возобновления системы УБОП. Не было ли мысли с соответствующей законодательной инициативой выступить?

— Я возлагаю большие надежды на осеннюю сессию, потому что перехожу в новый комитет по международным делам. Для меня это большая ответственность и старое желание.

Еще в ходе предвыборной кампании в 2016 году я, будучи прокурором, планировала, хотела и стремилась пойти работать именно в международном комитете. Потому что Крым — это как камень преткновения. Вот сколько ты ни говори, можно абстрактно представить такую картинку: вот каждый сейчас пусть закроет глаза и попробует объяснить другому человеку, что такое красный цвет. Это невозможно.

Как с Крымом получается: вроде бы понятно все, но поди докажи. Очевидные вещи доказать невозможно. Невозможно доказать, что лист белый, невозможно доказать, что ночь темная, это очевидные факты для всех.

Но с учетом того, что крымский референдум тоже очевиден для всего мира, весь мир знает о Крыме, о 2014 годе, о проведенном референдуме, о мнении крымчан, мало кто имеет смелость сказать, что это действительно так и есть.

Поэтому говорить о законодательных инициативах именно в новом комитете международном я пока не могу. Мои старые законопроекты, которые я вносила, находятся на рассмотрении в экспертных советах фракции «Единая Россия»: они не рассмотрены еще, там изменения в УК РФ и другие предложения.

В части УБОПа, да, я предлагала, чтобы возродился УБОП, я говорила это с учетом опыта прокурорской службы, с учетом того, что на сегодняшний день происходит в Крыму, к примеру. Возвращение к УБОПу — это было бы неплохо, по крайней мере лишним не было бы в нашей стране, в Крыму, потому что проблема организованной преступности существует, она никуда не исчезла. Она трансформировалась, стала более изобретательной, более усовершенствованной, стала таким образом сильнее.

А мы как противодействуем этому? Мы же тоже должны что-то новое создавать, чтобы правильно бороться с таким негативным проявлением, а это, действительно, негативное проявление, которое влияет на жизнь каждого человека и в целом — всей страны.

После вступления в российскую государственную систему вам удалось познакомиться и пообщаться с теми правоохранителями, кто работал в российском УБОПе, кто создавал систему? Например, с господином Рушайло?

— Нет, с Рушайло я не общалась, я общалась с обычными рядовыми бывшими сотрудниками УБОПа, которые потом перевелись в разные спецподразделения, обычные отделы управления МВД и в Крыму, и в главке. Они работают в розыске — где угодно, кто где устроился. И, конечно, существенных различий между сотрудниками бывшего российского УБОПа расформированного и сотрудниками украинского УБОПа, с которыми мы работали тогда на Украине до 2014 года, — различий нет, практически все одно и то же. Но на сегодняшний день данные сотрудники занимаются общекриминальными, общеэкономическими преступлениями.

Я хочу напомнить, что я тоже работала в «опэгэшном» отделе очень много лет и занималась непосредственно «опэгэшными» делами. Мой опыт и опыт моих коллег, оперативных сотрудников из МВД, — он лишним не будет: куда ни пойдешь, везде ниточки ведут к тем старым ОПГ, которые функционировали. Поэтому этот бесценный опыт — он не пропадет.

Но ребята действительно жаловались. Работа в УБОПе — это жизнь. Оперативные сотрудники бывшего УБОПа жили своей работой, они дышали этим. Это специфическая служба, тем не менее они были в ней как рыба в воде — они все знали, понимали, куда двигаться, как с этим бороться.

Это специальное подразделение, которое непосредственно было направлено на борьбу с проявлениями организованной преступности. На сегодняшний день все эти ребята жалеют о том, что такое элитное подразделение было расформировано и они вынуждены заниматься обычными общекриминальными делами. Но полученный опыт, полученный багаж в УБОПе, — он никуда не делся, он является как козырной картой теперь у этих сотрудников.

Вы сказали, что несколько ваших законопроектов подвисли в экспертном совете. Как полагаете, будет ли дано движение им — хотя бы в следующем созыве Госдумы?

—  Вот как происходит. Законопроект внесен мной, аналогичный законопроект был внесен, например, депутатом Петровым, еще каким-то депутатом. И те законопроекты, которые аналогичны, но внесены другими, начинают свою дорожку к принятию. Поэтому мои останутся неактуальными.

По какому принципу идет такая процедура выборки законопроектов — я не знаю, наверное, кому как повезет. Мне даже не важно, вот, спрашивают на пресс-конференции: «Сколько законопроектов было вами внесено?»

Я могу вносить эти законопроекты бесконечно, от этого ничего не изменится, от этого никому лучше не станет. Это бумага, все стерпит — пишу, вношу, не рассмотрели, на доработку. А галочка ставится, что внесла еще один законопроект. Но не в этом суть.

Если примут такую же идею, которая была заложена мной в моем законопроекте, завалявшемся где-то в ящике экспертного совета, то я не обижусь. Пусть у другого депутата примут такой же законопроект, но идея пройдет — и это хорошо. А галочка, хвастаться цифрами — может быть, это не мое.

Вы уже познакомились с членами комитета по международным делам, общались, встречались?

— Мы же все находимся в зале пленарных заседаний, это и Светлана Журова, и председатель комитета Леонид Слуцкий, и другие члены комитета — все видим друг друга. Непосредственно на заседании комитета я еще не присутствовала, потому что официального моего назначения на должность в комитет по международным делам еще не произошло, потому что на первых пленарных заседаниях этот вопрос только будет рассмотрен. Но принципиальное согласие и от Сергея Неверова (главы фракции «Единая Россия» в Госдуме. — Прим. «Ридуса»), и от председателя Госдумы я получила.

Международное признание Крыма

© Святослав Афонин/Медиацентр Дома общественных организаций

Очевидно, что вопрос Крыма в международном комитете для вас будет приоритетным?

— Да, это сто процентов.

Как вы полагаете, сколько лет понадобится международному сообществу, чтобы все-таки признать Крым российским? Вы сказали, что доказывать очевидное нет необходимости, но в политике зачастую все равно приходится это доказывать. Крым — очевидно российский, но мы вынуждены будем это как-то доказать, чтобы мир этому поверил.

 — Думаю, здесь вопрос даже не во времени, здесь должно что-то щелкнуть, что-то произойти.

Есть определенная тенденция, знаете, словно попугай, одна сторона говорит, что Крым — «оккупированная территория», что «граждан Украины ущемляют», как вот недавно постпред Британии заявил. Ну это бред сивой кобылы! По-другому не могу просто это комментировать.

Сколько можно говорить об одном и том же: что ни крымских татар, ни украинцев, ни болгар, ни греков, ни румын — кто у нас еще — никого не обижают в Крыму.

Мы — одна семья, мы всю жизнь в Крыму жили одной семьей. В Крыму свыше 120 национальностей, и мы всегда уживались.

Вот у нас в деревне, где мои мама с папой живут, сосед через дорогу — Азиз, крымский татарин, слева соседи — греки, наши кумовья, замечательные люди, с другой стороны — грузины, украинцы, армяне. Кого у нас только нет! И мы все празднуем все национальные праздники: мы знаем, что Курбан-байрам, например, — и поздравляем Азиза. Он знает, что у нас Пасха, — и говорит: «Христос воскрес!»

То есть у нас в Крыму все хорошо. Кому нужно спекулировать темой национальностей и ущемления по национальному признаку — это только крикунам, которые больше ничего не умеют.

Я бы даже пригласила эту госпожу к нам в Крым, познакомила бы и с украинцами, и с крымскими татарами, ее бы накормили чебуреками, пельменями, украинским борщом — и все было бы хорошо. Но потом она все равно бы сказала, что есть ущемление, потому что им так надо говорить, они вынужденно это говорят. Они сами понимают, что это абсурдно, но по-другому не могут: они вынуждены так говорить.

Политика же не должна доходить до такого абсурда. Бесконечно: «Крым оккупирован». Господа, ну сколько можно говорить одно и то же. Мы крымчане, кому как не нам говорить, что мы сделали этот выбор?

Мы в 2014 году все объединились, собрались, провели референдум, чтобы спасти свои жизни. Кто нас заставил провести референдум, никто не задумывался? А вот эти радикалы в Киеве, которые свергли законную власть, которые захватили власть на Украине и должны были прийти с оружием к нам в Крым — вырезать русскоговорящих, как это было в Одессе с Домом профсоюзов.

Что мы должны были делать? С хлебом-солью их встречать? Режьте, пожалуйста, вон у меня ребенок, родители, мы все вас ждем? Они нас подвигли к самозащите. То есть это то, о чем я говорила, — крайняя необходимость. Они явились причиной, государственный переворот стал причиной для проведения нашего референдума. У нас была конституция Автономной Республики Крым. В свое время был президент Автономной Республики Крым, но затем вносили постепенно в одностороннем порядке изменения в законодательные акты, регулирующие автономию нашего полуострова, — и Украина постепенно отобрала часть автономии, оставила нам лишь название — формальная автономия в унитарном государстве, где такое еще было?

Но Автономная Республика Крым была субъектом международных отношений, и наши отношения с государством Украиной регулировались на основе соглашения, которое потом Украина в одностороннем порядке противозаконно отменила, не выслушав нас, крымчан.

В 2014 году мы реализовали свое неотъемлемое право на самоопределение — это право зафиксировано в уставе ООН, статья первая, — читать надо периодически. В конституции Украины это было записано на тот момент — потом они все изменили неконституционным путем, кстати.

Мы провели референдум, все крымчане вышли и проголосовали: мы стали настоящей автономией, независимым государством. Но мы бы сами не выжили. Что мы сделали — мы попросили помощи у президента Российской Федерации.

Мы сами обратились к Владимиру Путину, чтобы он принял нас обратно в состав РФ. И было принято законное решение о принятии Республики Крым и Севастополя в состав РФ как новые субъекты Федерации.

Где здесь оккупация? Кого оккупировали? Америку? Тем, что мы провели референдум в Крыму? Но Америка далеко. Оккупировали Киев, Украину, тем, что мы провели референдум в Крыму? Нет!

О чем они говорят? Со стороны на них посмотреть: если был нарушен какой-то закон, давайте разберемся. Международное право — это право народов, это наше право. Все международное право строится на принципах взаимоуважения суверенных государств. Поэтому мы хотим всего лишь того, чтобы нас уважали, — и наш выбор тоже. Мы хотим жить, точно так же, как хотят жить в Америке, в Англии, в Германии и на Украине. Мы отстаивали свое право жить, вот и все.

И все-таки что может их убедить? Тем более что они сами это прекрасно понимают. Мы недавно брали интервью у главы финского ПАСЕ, он говорит: «Я в курсе, да, действительно, обратной дороги нет, Крым — российский, но…»

— Но хозяин не велел так говорить!

Разумеется, сказал он иначе: о том, что есть нормы международного права, они нарушены и так далее.

— Но никто сказать не может, какие именно нормы нарушены. Все говорят абстрактно. Когда крымчане собрались, защитили свою жизнь и провели референдум, скажите, какие нормы нарушены? Я знаю, что есть Устав ООН, я знаю, что есть Всеобщая декларация прав человека, где мы обеспечены основополагающими правами на жизнь, на здоровье, на язык, на свободу, на неприкосновенность, и право на самоопределение там есть.

Так какие нормы мы нарушили? Никто не знает. Сколько должно пройти времени, что должно произойти, чтобы в мировом сообществе что-то щелкнуло и все-таки признали очевидные вещи?

Во всем мире сегодня происходит глобализация, и в условиях этой масштабной глобализации выделяются определенные мировые гегемоны — Соединенные Штаты. Вот они — диктуют: они считают, что лучше знают, как надо жить и на каком языке разговаривать на Украине. Они лучше знают, в какую веру, в какую религию верить и кому поклоняться, допустим, в Сирии. Они лучше знают, как и где надо качать нефть, — они всё лучше знают. Потому что им совершенно не интересно, как живут люди в других странах, им неинтересно обеспечение национальной безопасности других стран, им надо самим укрепляться. Им надо быть мировыми господами. Но у них есть основной конкурент — Россия. А Россию надо уважать, потому что — нельзя же так.

Конечно, можно поработить весь мир, но мы все помним из истории, чем это закончилось. Это неправильно. Россия строит свои взаимоотношения с другими суверенными государствами на основе взаимоуважения. просто нужно отстаивать свои национальные интересы, национальную безопасность, не ущемляя права других государств. Когда упадут эти амбиции, либо мы должны становиться настолько сильнее, чтобы переключились куда-то в другую степь, — знаете, другую игрушку дать, тогда, может быть, Крым забудется, но будет что-то другое.

А Украина американцам сто лет не нужна. Украина нужна лишь для того, чтобы подойти, подобраться, вот эти вот междоусобицы. Ведь люди, народ России и Украины, — это один народ, он неделим, мы — одинаковый народ.

Я жила на Украине, я выросла на Украине, в Луганске родилась и в восемь лет переехала в Крым. Мы знаем, что такое Украина, я работала в Киеве, это прекрасная страна. Была когда-то. На сегодняшний день ее просто уничтожают. Уничтожают для того, чтобы взрастить поколение, которое будет ненавидеть все русское. Но это же еще с давних времен такой план у кого-то был, вот он реализуется у нас на глазах.

Сегодняшняя Украина и сериал «Слуга народа»

© Святослав Афонин/Медиацентр Дома общественных организаций

По поводу Украины: уход Петра Порошенко и вступление во власть Владимира Зеленского, как вы полагаете, это позитивный фактор для будущего Украины и отношений с Россией — или он ничего в принципе не поменяет на ближайший период?

— Уход Порошенко — это в любом случае позитивный фактор. А о приходе Зеленского я не могу ничего сказать, потому что понятно только одно: он не самостоятельный, он всего лишь в чьих-то руках инструмент для достижения определенной цели.

Я так понимаю, цели воссоединения и восстановления дружбы с нами, с Россией, у этих людей особо нет. Поэтому — будем смотреть, время покажет, и его решения, которые он принимает на сегодняшний день, как-то особо не направлены на то, чтобы урегулировать конфликты.

Конечно, есть определенные направления, где видны какие-то сдвиги, но к чему это приведет — посмотрим.

А вы не смотрели сериал «Слуга народа», благодаря которому во многом Зеленский стал президентом?

— Конечно, смотрела, замечательный сериал, как в кино все. Но это фильм, это воздействие опять-таки на умы людей. Ведь когда начинался Майдан в Киеве — тоже была глобальная промывка мозгов: против всего русского, да и вообще…

Но, разумеется, граждане, выбирая Зеленского президентом, во многом выбирали героя «Слуги народа» и те декларации, которые выдвигал его герой.

Близки ли вам те идеи, которые герой фильма пропагандировал?

— Я думаю, что идеи, заложенные в фильме, близки любому человеку, потому что основная идея — это справедливость. Ну и, конечно, там прослеживается идея независимости Украины, «самостийности» и тому подобное.

Да никто и не против — Украина должна стать независимой, но на сегодняшний день она очень зависима от внешнего управления заокеанского. Поэтому хотелось бы пожелать Украине настоящей независимости, когда она не будет бояться своего брата, сестру, соседа — это самое важное, вот тогда она будет независимой. А когда она шарахается и при любом чихе нужно оскорблять все русское — тут она совершенно не независима.

Идея о выдаче российских паспортов гражданам востока Украины, как вы считаете, сыграет позитивную роль в вопросе консолидации наших народов, в примирении? Равно как и ответный шаг со стороны Украины…

— Я считаю, что это сугубо такой пиар-ход, политический шаг, в отместку: то, что было принято у нас по юго-востоку Украины, когда люди действительно нуждаются в гражданстве, в защите, ответным ходом было то, что президент Украины принял решение в упрощенном порядке выдавать паспорта Украины гражданам РФ.

Я, конечно, предполагаю, что, может быть, среди разыскиваемых лиц и найдутся такие граждане России, которые захотят получить паспорт Украины, но — опять-таки, ну к чему это приведет? Это просто лозунги, вот и все.

Ничего плохого ведь не будет, если у многих граждан будут украинские и российские паспорта? Наоборот, это поможет консолидации.

— Вообще я считаю, что между Украиной и Россией по большому счету не должно быть и границ. Мы один народ, я на этом настаиваю, мы ничем не отличаемся. Я Украину люблю, и кто бы там ни злился в Киеве в кабинетах, Украина — красивая и добрая страна, она наша, мы один народ, мы ничем не отличаемся, мы должны быть вместе, несмотря на то, какой штамп стоит в паспорте.

Если это будет каким-то шагом, действительно политически направленным на то, чтобы сближать людей, — было бы хорошо. Но я сомневаюсь, что истинным мотивом такого решения является такое положительное побуждение.

Состояние внутренней политики и экономики в Крыму и Севастополе

© Святослав Афонин/Медиацентр Дома общественных организаций

Вернемся к теме Крыма: с момента начала работы в Госдуме часто ли вам удается побывать в Крыму?

— Постоянно, постоянно летаю в Крым. Во-первых, в Крыму нужно проводить приемы граждан. Я приезжаю, даже не провожу приемы граждан, у меня помощники просто сбегут скоро, если я проведу еще один прием граждан в ближайшие две недели. Жалоб очень много, они не успевают отписывать.

Но общественные приемы по адресу моих родителей работают круглосуточно: эти жалобы приносят в деревню к маме с папой, уже знают, где они живут, люди из разных населенных пунктов со всего Крыма приезжают и передают прям стопочками. Я приезжаю домой, забираю эти жалобы, везу в Москву, мы все это отписываем, запросы делаем, в общем, как положено проводим работу.

Конечно, там мой дом, мои родители, ну и в Москве так напряжно постоянно находиться: вот этот ритм, режим, он очень быстрый, сумасшедший, остановиться и передохнуть невозможно. Хочется куда-нибудь в деревню уехать на день-два.

Согласен абсолютно, в Крыму намного спокойнее, размеренней. Вы говорите о многочисленных жалобах, а на что в массе жалуются?

— У каждого проблемы свои. Очень много жалоб на решение правоохранителей: все крымчане знают, что я их прокурор. Они даже до сих пор пишут: «Нашему депутату, нашему прокурору», — это так, по-народному. И я это очень ценю, мне это прям дает мотив огромной ответственности, что я стараюсь добить эти жалобы, надо обязательно, чтобы что-то получилось, ставлю на контроль, добиваем все вопросы, чтобы хоть чем-то помочь. Поэтому очень много людей обращаются именно по решениям правоохранителей: отказ в возбуждении дела, незаконное возбуждение уголовного дела, аресты, нереагирование прокуроров, по общенадзорным вопросам.

Также очень много проблем в вопросах земельного законодательства, допустим, в Ялте зарегистрировать кто-то что-то не может. А еще это вопросы экологии, например вбросы в море загрязняющих веществ, канализационно-очистные сооружения, которые должны были быть построены еще в украинские времена, я помню, прокурором была — все дела возбуждала, деньги воровали бюджетные. Сейчас вся эта работа нормализуется в плане законопослушного проведения всех необходимых работ по усовершенствованию и приданию красоты нашему полуострову.

Хотелось бы вам сконцентрироваться больше на решении крымских вопросов?

— Я сконцентрирована на решении крымских вопросов — и на решении всех вопросов, с которыми ко мне обращаются люди из разных субъектов. Очень много, кстати, обращений по Минздраву. Я благодарна нашему Министерству здравоохранения, потому что, какую бы жалобу я ни направила, например ребенку вовремя не провели операцию или он нуждается в дорогостоящей операции либо еще какие-то вопросы по оказанию сверхтехнологичной помощи, — Минздрав всегда отзывается и всегда идет навстречу.

Это касается не только наших граждан, но и жителей Донбасса: мы перевозили детей для лечения и в Москву, и в Петербург, сирийские дети — я тоже ездила за ними, привозила их сюда, их вылечили, один ребенок на сегодняшний день остался с тяжелейшими травмами. И Минздрав идет навстречу, всегда отзывается и по-хорошему относится. Поэтому по вопросам здравоохранения всегда очень много обращений.

К нам в редакцию не так давно обращался единственный врач-онколог города Ялты. Он находится в судебной тяжбе…

— Да, я знаю эту историю. У него история была еще до Ялты, где он раньше работал, в другом субъекте, где-то в Сибири.

Да, судя по всему, человек он конфликтный, но это не отменяет того факта, что проблема с онкологией, особенно с его снятием, будет в регионе обострена.

— Вообще врачи-онкологи в Крыму — это дефицит. А если врач квалифицированный специалист — это супердефицит, его днем с огнем не сыщешь. Особенно этим страдает Ялта. Я когда проводила прием недавно в Ялте, ко мне приходили родители с детками маленькими, чтобы через меня записаться на прием к специальному узкопрофильному врачу. Я звонила в минздрав Крыма — и детей записывали на операции, на осмотры, дату назначали, а так просто не попадешь. На сегодняшний день самая большая проблема Ялты — это здравоохранение, а онкологи — на первом месте.

Как эту проблему преодолеть можно?

— Я там рассказала в красках главе республики Сергею Валерьевичу (Аксенову. — Прим. «Ридуса»), организовала приезд 19 августа врачей-специалистов, в том числе и онкологов из Петербурга, из хороших клиник, для выездного приема в Крыму, в Ялте. На неделю они там остановятся и будут проводить выездной прием. А дальше уже — с Министерством здравоохранения этот вопрос надо решать.

Перевозить, наверное, из других регионов?

— Конкурс объявлять. В Крым, я думаю, многие захотели бы поехать. Хотя иногда говорят так: «Вы думаете, ваш Крым медом намазан? Мы хотели сюда приехать? Ничего подобного, нас сюда, как на каторгу, направили работать». Разные люди, не хочешь ехать в Крым — не езжай, кто ж тебя заставляет. По-разному относятся.

Только проблемы Крыма в жалобах фигурируют или жители Севастополя тоже обращаются?

— Севастополя очень много, и, кстати, самые большие приемы — именно в Севастополе. Когда я последний раз была, около 300 человек пришли. Я их, конечно, всех не приняла, потому что физически это невозможно, на каждого человека — минимум пять минут, а иногда один заходит и еще пять — группа сопровождения, и каждый хочет что-то рассказать, то есть пятью минутами не обойдешься.

Там проблем очень много с отсутствием диалога с бывшими руководителями города. Люди не могли попасть на прием к губернатору, не могли достучаться до него, он просто их не слышал, игнорировал. Губернатор жил своей жизнью, а люди и сам город жили своей. Вернее, не жили, а боролись.

К примеру, земельные участки, недвижимость. Когда-то в украинские времена якобы эти земельные участки, на которых уже стоят дома, в которых живут люди, на сегодняшний день проведена колоссальная проверка при утверждении нового генерального плана, и было установлено, что когда-то, лет 20 тому назад была допущена ошибка при выделении земельного участка. Администрация идет с иском в суд об отмене этого решения о выделении земли, и суд постановляет — решение отменить, второе решение — выселить. И человек приходит ко мне и говорит: «А я теперь — бомж, нас выселяют, а у меня дети, нам идти больше некуда». Как это так? А к губернатору они не попадут. А таких исков — четыре тысячи.

Да, мы делали расследование о дикой застройке региона. Как вы верно отметили, это одна из главных проблем — отсутствие принятого генплана.

— Да...

Поэтому не понятно, где действуют бывшие украинские законы, где российские, — в плане земли. А еще и ряд бизнесменов просто застраивают там диким образом, причем и места исторической славы, и экологически и природно ценные, типа бухты Ласпи.

— Да, это проблема. Причем в новом генеральном плане, в проекте генплана, они не учли те участки, на которых стоят дома обычных людей, просто жилые дома. Они это предусмотрели как земли насаждения, земли города — любые другие земли, но только не под ИЖС. И поэтому людей тоже выселяют. Но если вы выселяете людей, тогда скажите им, что дальше делать. Дайте компенсацию, выдайте новый земельный участок, выдайте квартиру, да хотя бы поставьте на очередь получения жилья! 

Но не просто так на улицу, как будто бы это люди бесправные, они же тоже обладают правами. Даже были такие, которые купили потом, уже после референдума, дома у предыдущих собственников — и никакого отношения к украинским решениям не имеют, а их тоже выселяют. Причем департамент имущественных и земельных отношений Севастополя выдавал документ о том, что никаких притязаний нет на этот участок. И через полгода — иск в суд о выселении, об отъеме земельного участка. Это большая проблема. 

Вы, наверное, в курсе, что непринятие генплана во многом вызвано застарелым политическим кризисом в регионе и конфликтом внутри элит. Сейчас грядут парламентские выборы в регионе, целиком сняты несколько партий — «Зеленые», «Родина». Ваше мнение: можно ли как-то преодолеть этот политический кризис в регионе? 

— При желании можно все. А тем более этот политический кризис… Севастополь — город непростой. Севастополь надо любить, им надо жить, надо жить целью улучшить город, сделать его красивым, сделать его счастливым, сделать людей счастливыми — только так. А для этого механизмы, инструменты уже предусмотрены. Диалог выстраивать с элитами местными. Ведь все — разумные люди, каждый понимает, что должна быть у всех одна-единственная цель, объединяющая всех, и элиты, и руководство. Нужно находить эту одну цель процветания города, объединяться, как-то свои амбиции положить в дальний ящик — и работать во благо города. А все остальное приложится. 

В этом ведь и есть главная проблема: все стороны конфликта утверждают, что именно они болеют душой за Севастополь, а вот их оппоненты — нет, только о кошельке и кармане думают. И тычут другу на друга пальцами. Вот в чем проблема застарелая — как ее решить? Возможно, поможет новый губернатор. Вы с Михаилом Развожаевым знакомы? 

— Нет, не знакомы. 

Он из руководства ОНФ, оттуда пришел. Еще не удалось пообщаться? А в планах есть? 

— Да, конечно. Я приеду в Севастополь проводить прием, и точно так же, как и бывшего губернатора я всегда приглашала на приемы, он никогда не приезжал и никого не направлял ко мне из своих помощников. Я надеюсь, что с новым врио губернатора у нас все-таки получится провести совместный прием севастопольцев. Там и познакомимся. 

У нас в планах интервью с врио губернатора, я задам ему соответствующий вопрос. 

— Отлично!

В курсе ли вы о мусорной проблеме Севастополя? О том, что существует проблема неуборки мусора? 

— Эта проблема существует не только в Севастополе, она во многих городах есть. Я хочу сказать, что если такая проблема есть в городе, то это — лицо его хозяина, его главы, его губернатора. Вот и все. 

Это позор. Это же элементарные вещи, почистить свой город, что он, не в состоянии организовать и сделать? Такой, значит, хозяин, я по-другому никак не скажу.

Помимо губернатора в Севастополе еще есть фигура — «народным мэром» его называют, Алексей Чалый. Знакомы ли вы с ним, пересекались ли как-то? Как можете оценить его? 

— Да, Алексей Чалый — он любимец севастопольцев, и понятно почему: потому что в самые трудные времена он был впереди в Севастополе. Я с ним лично только встречалась, но не общалась, поэтому ничего не могу сказать, потому что не имела возможности личного общения с Алексеем Михайловичем Чалым. Вообще, у него интересные идеи, и он — человек творческий. 

Действительно, мне кажется, он болеет городом и хочет сделать его красивым. Надо смотреть на человека по его плодам. Что мы видим: он много строит, причем строит для города, он инвестирует в город, он созидает, а это уже плюс, уже хорошо. Ему надо объединиться с губернатором, чтобы город процветал. В чем проблема — я не понимаю. Какие-то все остальные интересы, амбиции, задачи — их нужно как-то либо пододвинуть к общей цели, либо отодвинуть пока, потому что по-другому невозможно. И Алексей Михайлович никуда ведь не денется из Севастополя: это его город, он его любит, он его хочет развивать. Помогите просто ему или хотя бы не мешайте. А то я помню историю с бывшим губернатором Севастополя, я тоже вмешивалась, это про Приморский бульвар.

Алексей Михайлович и его фирма выкладывали плиточкой красиво, бесплатно, город не тратил на это деньги. Ну вот, красота! Разрешите человеку доделать, чтобы был красивый бульвар. Нет! Стройку заморозили, приостановили, дело пытались возбудить. Зачем? Доделайте! Ну, это же созидание, для людей, для города. Конечно, он будет обоснованно обижаться. Я тут не понимаю руководителей... 

Раз уж об этом сказали — вы в курсе о недопуске «Зеленых» и «Родины», как известно, во многом это соратники Чалого. А недопуск многие называют камнем вслед от бывшего губернатора, потому что не допустили их по достаточно формальным признакам: все подписи были признаны подлинными, при этом их признали недействительными по той причине, что не была указана дата рождения сборщиков подписей. То есть формальный признак — да, это нарушение. Но все-таки получается, из-за этой формальности не будет учтено мнение десяти с лишним тысяч горожан, для Севастополя это очень много. Нет ли у вас мнения, что стоило бы поддержать их все-таки в этой ситуации? 

— Как-то эта ситуация публично нигде не распространяется. Конечно, нужно с пониманием подходить к этому: вроде бы да, формальная причина, но она уже есть, по суду уже ничего и не сделаешь. Вот так вот оплошали, пропустили этот момент, сами виноваты, по сути. 

Согласен. Что же здесь важнее, закон, который есть, — и его надо соблюдать? С другой стороны — в Москве, например, митингуют из-за того, что подписи обнаружили «мертвых душ», то есть откровенно поддельные, но все равно митингуют. В Севастополе, видимо, люди просто цивилизованнее, не хотят скандалов, бунтов и так далее? Но это не значит, что нет недовольства. Вопрос — что лучше: идти навстречу народу или навстречу закону? Как вы считаете? 

— Закон должен быть направлен прежде всего в интересах людей и в интересах безопасности. Тут нужно, конечно, учитывать мнение людей, потому что законы пишут для них, для страны, для нас всех. Зачем же тогда такой закон, который направлен против мнения населения? Здесь важно учитывать. Наплевательски относиться к людям можно сколько угодно, но не бесконечно. 

Православие и Николай II

© Святослав Афонин/Медиацентр Дома общественных организаций

Когда вы стали воцерковленной? Еще во времена отрочества или значительно позже? Крестят людей в детстве, но все-таки осознанно к вере приходят значительно позже. Помните этот момент? 

— Я была еще маленькой. У меня просто в семье верующие бабушки, иконы у них всегда стояли, часть из них у меня сейчас стоят. Непосредственно по правилам приходить в храм на причастие, на исповедь я стала, когда училась в университете или в старших классах, когда уже была взрослая. Пришла впервые на причастие, не знала, что нужно было соблюдать пост, что нужно было читать правила ко причастию, — много чего не знала. Батюшке все рассказала, он сказал: «Разрешаю», — и причастил. 

То есть я еще не понимала, как это происходит, какие правила есть. Собственно, и всё. 

Что для вас церковь? И представители церкви как люди, потому что многие их воспринимают как некий менеджмент, обслуживающий персонал, предоставляющий услугу: мы заплатили денег — нас покрестят, обвенчают. Для вас — кто эти люди? 

— Прежде всего, не надо забывать, что и служители церкви, и священники — они люди, точно такие же люди, но только у них свой путь. И они этот путь проходят очень сложно, испытаний очень много. Но они все-таки люди. 

Поэтому нужно разграничивать: ты приходишь в церковь, в храм, это дом божий, ты душой там, можешь просто прислониться к иконе, приложиться к ней, к мощам — и ты уже что-то для себя сделал хорошее, такую добрую, позитивную и хорошую энергию получил, благодать божью. 

Если получил, это зависит от многих факторов. А священники — это проводники, но они — люди. Как-то по-другому я к ним не отношусь: нужно относиться с уважением, конечно, нельзя осуждать, оскорблять. Сколько бы кто ни говорил, на каких машинах кто ездит, в том числе из числа священнослужителей, — да, это видят все, но ведь им за это отвечать, не нам. А обсуждать это не надо, потому что мы тоже много чего делаем. У них свой путь, у нас свой. 

А есть какие-то имена представителей церкви, кто для вас наибольший вклад для понимания всего этого, для ощущения сердцем… 

— Из числа священнослужителей? 

Возможно, и вне церкви есть какие-то люди... 

— Прям имена я не расскажу, потому что это — совсем личное. А про храмы могу рассказать, куда, действительно, для меня очень дорого приходить. К примеру, Крым, сердце Крыма — Свято-Троицкий монастырь, где находятся мощи Луки Крымского. Он там служил, его мощи на сегодняшний день там. Очередь постоянно к его мощам, он помогает, исцеляет людей. Уникальное место, советую каждому гостю Крыма обязательно посетить, точно не пожалеете. 

Потом Топловский монастырь, где жила Матушка Параскева, там ее тоже мощи находятся — тоже уникальное место, красивое: в горах, в лесу, огромные деревья крымские, прекрасные жасмины, этот аромат, который окутывает монастырь. Уникальное место. Свято-Успенский пещерный монастырь в Бахчисарае; их у нас очень много, Херсонес, колыбель православия. 

Много мест уникальных есть, нужно ездить, смотреть и искать что-то свое. 

И тема монархизма: вы в процессе приобщения к вере пришли к идее…

— К идее монархизма? Я не монархист, нет. 

А защита ваша регулярного попрания имени Николая II не связана с монархизмом?

— Это связано только с государем нашим Николаем II и царской семьей. Но я не придерживаюсь идеи срочной смены конституционного строя и переформатирования России как монархии, нет. 

В обществе сложилось несколько иное мнение. 

— Я знаю, но его невозможно переубедить, потому что общество так хочет думать. 

На почве чего у вас возникла идея сохранения памяти о царское семье? На почве изучения литературы какой-то или при погружении в православие? 

— Я считаю, что это долг любого порядочного, честного, открытого человека, который дорожит правдой, людьми, верой, собственно, это то, что нам надо защищать. 

По вашему мнению, убийство царской семьи — это было преступление отдельно взятых людей или это было преступление идеологии лидеров большевизма? 

— Мы же все прекрасно понимаем, что получилось в результате этого страшного зверского преступления. Здесь можно говорить юридическим языком, что это — умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами. 

Если выйти за пределы юридической терминологии в политику и абстрактно посмотреть, что произошло с нашей великой державой, самой огромной и могущественной империей в мире, — ее просто не стало, ее тоже убили. Убийством государя убили и разорвали Российскую империю. Тогда на географической карте она исчезла, появились какие-то кусочки, лоскуточки, народные республики. Все, Российской империи не стало. Она была уничтожена. 

А дальше — кто как хочет, пусть так и расценивает. 

Ваш выход на «Бессмертный полк» с портретом императора многие не поняли. Можно я опишу свое понимание? Мне показалось, что вы таким образом хотели показать наглядно, что, как и Вторая мировая, всё это — часть трагических для России событий — всего начала XX века. Что гибель царской семьи неразрывно связана со всеми остальными процессами. 

— Это безусловно так. В акции «Бессмертный полк», в 14-м или 15-м, я шла с государем, с иконой, и рядышком шли мои деды и прадеды. Один мой прадед погиб в 1915 году за веру, за царя, за Отечество в годы Первой мировой войны. И он тоже шел. И я государя несла, потому что это все — наши герои. И почему мы не можем ими гордиться? Я горжусь государем, горжусь своим прадедом, своим дедом, который в Великую Отечественную воевал, был ранен. 

Я своими предками горжусь, я их люблю, и если мне не позволят их нести, то я не пойду. Поэтому я считаю, что это нормально, это — объединение. Ведь даже в Думе встали в этом году и почтили память царской семьи 17 июля. Это о многом говорит. Надо признавать и… Ну нельзя же бесконечно талдычить об одном и том же, что мы — не такие, мы хорошенькие. Всякое было в истории, да, и нужно иметь смелость, и признавать, действительно, факты не очень хорошие, и как-то их уже отправлять в прошлое, делая определенные выводы. 

С государем я пошла, и если будет еще возможность — пойду опять.

Отказ в приветствии американцам 

© Святослав Афонин/Медиацентр Дома общественных организаций

Многие граждане страны в восторге от события, случившегося в Думе в минувшем июле, когда вы не встали, в отличие от многих депутатов, приветствуя американских конгрессменов. Это сознательный шаг был или так получилось? 

— Конечно сознательный. Вы знаете, я не могла встать физически. Я сижу и понимаю, что стоят эти сенаторы, их лица, которые постоянно осуждают Крым, нас, крымчан, которые хотят, чтобы… не знаю, чего они хотят, но явно не нашего благополучия. Мне было очень неприятно, я не могла встать. Причем до этого никто… нет, я вру: не никто, а мало кто встал, когда попросили Жириновский и я почтить память государя в прошлом году. 

И после этого стоят американские сенаторы, и весь зал поднимается и начинает им хлопать. 

Конечно, я сидела как вкопанная. Но при этом я хочу отметить, что сидела еще депутат, председатель комитета по культуре Ямпольская и Боярский, — они тоже сидели, они просто повернулись, но не встали. Просто на фотокамере, наверное, не отразились они. 

Я даже не поворачивалась, я сидела вот так и понимала, что очень неприятно: я перед ними вставать не собираюсь, пока они не признают Крым и не поаплодируют нашему крымскому референдуму и смелости крымчан.