Домашнее насилие — это страшная язва, разъедающая общество, и не стоит говорить про якобы уникальную в этом плане Россию: дело не в нашем государстве. Дело не в очередном карательном законопроекте, который нужно принять или нельзя принимать ни в коем случае. Дело в том, что в этом конкретном случае жертва и насильник спаяны, и часто разрубить гордиев узел, связавший их воедино, — задача почти нерешаемая.

Далеко не все жертвы домашнего насилия подают заявления в полицию. Если же это и случилось, то часто женщины потом приходят забрать свои обвинения. «Если эпизод насилия случился впервые — забирают почти все», — говорит знакомый следователь.

Иногда это любовь. Страшная, извращенная, густо замешанная на стокгольмском синдроме любовь.

Иногда это страх, что насильник озлобится и сделает какие-то еще более жуткие вещи.

Иногда это вина: страх быть виноватой в наказании насильника.

Очень часто это какие-то бытовые вещи. Общие дети. Отсутствие жилплощади. Невозможность уйти. А чего в нашем обществе действительно недостаток — так это фондов, которые работали бы с жертвами домашнего насилия.

Где искать помощи

© flickr.com

Мне известен один такой фонд в Санкт-Петербурге, называется «Птица» и оказывает этим потерянным женщинам помощь — бытовую и психологическую (ею занимаются «вахтеры»). Что касается первого аспекта… ну, по крайней мере, у фонда есть жилплощадь, где первое время может перекантоваться ушедшая от насильника женщина.

Мы говорим о женщинах, потому что 93% жертв в этой области — они. Но в фонде меня уверяют, что если за помощью обратится мужчина, то ему не откажут. Правда, пока не обращались.

Основательница и администратор фонда — Наталия Никифорова, в прошлом сама жертва бытового насилия. Мы разговариваем поздно вечером на балконе квартиры, где размещаются нуждающиеся в жилье девушки, на окраине Санкт-Петербурга, в окне фонарь фантасмагорически высвечивает листья и провода.

— Как тебе пришло в голову это все организовать? — спрашиваю я.

— О создании прямо центра мы не думали, — признается Наташа. —  Просто так вышло, что с 2009 года я периодически волонтерила то там, то сям — именно с жертвами насилия. И все вздыхала: ах, вот если бы было такое… чтобы структура, и психологи, и юристы, и чтобы менты помогали, эээх.

А потом мы как-то плакались с подругами о том, что все вокруг носятся со знаменем феминизма, но такой организации, куда бы жертва пришла за помощью и ей бы точно помогли, — все еще нет. И мы, конечно, умные бабы. Но денег у нас что-то нет на такую организацию. Но однажды мы сможем, обязательно.

А потом мы с другой подругой, Олесей, тоже плакали друг другу на тему. Но Олеся вдруг говорит: так, стоп. Ну, денег у нас нет и не будет, посмотри на нас, откуда тут деньги? Но зато я психолог, а ты юрист. И еще вот Денис, он мент, мы же уже втроем можем кому-то помочь, ну, хоть кому-то.

И мы начали.

Наталия Никифорова, руководитель кризисного центра «Птица»

Начиналось все, как водится, «на коленке». Заручились поддержкой друзей: «А ты готов жертв насилия бесплатно консультировать, хотя бы раз в неделю?» Завели скайп для обращений, завели спецпочту, тихонько упоминали о себе в разных пабликах по тематике и так же тихонько работали. Потом создали страницу «ВКонтакте» для приема обращений. На этот момент у фонда уже было около 20 человек — постоянных сотрудников. Даже скинулись и на пять месяцев сняли квартиру, где размещались девушки, пережившие насилие (шелтер). Но собственных средств хватило всего на пять месяцев, после этого с квартирой пришлось расстаться.

Этим летом стали обращаться чаще. Шелтер понадобился снова. Собственных денег уже не было.

Наталия обратилась еще к одной знакомой — популярному фем-блогеру Одонате. Та дала объявление о сборе пожертвований у себя в блоге, и вскоре деньги на шелтер собрались. С первого сентября фонд «Птица» снова стал предоставлять крышу над головой попавшим в беду девушкам.

Собственно, вот так он и функционирует. За счет пожертвований, за счет продаж мерча — открыток, рисуемых волонтерами фонда, за счет энтузиазма волонтеров. Ну и не беспроблемно, конечно.

«Почему замечательный муж, отец нашего маленького сына стал меня бить?»

© flickr.com

Виктимология — наука, которая изучает, как человек становится жертвой преступления. Не стоит путать с виктимблеймингом — огульным осуждением жертвы. Разумеется, когда речь идет о преступлении, виноват насильник. Но что именно произошло? Это и изучает виктимология.

— Десять лет назад я искала для себя ответ на вопрос: почему мой замечательный, хороший, любимый муж, отец нашего маленького сына стал меня бить. Или душить. Или угрожать. Как же так, что я сделала не так, в чем я виновата? —  спрашивает Наталия Никифорова.

Для нее этот вопрос был вполне предметным. Она вышла замуж по любви за хорошего человека и родила ему сына. Ее муж был действительно неплохим человеком, после развода у них сохранились нормальные отношения, его любили друзья, обожала тусовка. Но он начал Наташу бить. И душить так, что грудь разрывалась от нехватки водуха.

— Моя мама говорила, что я неудачница и даже замуж не могла выйти нормально.

Друзья за редким исключением делали вид, что ничего не знают, и не выноси сор из избы. Нет дыма без огня, ты-то не ангел, поди. Я не ангел, но я забрала полугодовалого детеныша и уехала к подруге. Думать над ситуацией в безопасном месте.

Отметим, что не у всех есть такая возможность — думать над ситуацией в безопасном месте. Наталии повезло. Ситуация домашнего насилия — страшная, травмирующая. Осознать ее изнутри тяжело — потому и не уходит большинство женщин, получающих побои от мужей. Легче извне, в безопасном месте оценить риски. Для этого и нужны шелтеры, фонды, некоммерческие организации, помогающие попавшим в беду женщинам.

— Думать было больно, но необходимо. Ладно, сказала я. Не получается как баба, давай как специалист. Юрфак оканчивала? Криминологию помнишь? Вот там была такая отрасль, виктимология называется… как раз о том, как жертва провоцирует.

Так я стала виктимологом. Я получила свой ответ: я не была виновата. Не я решила, что можно в ссоре ударить или душить. Это был не мой выбор.

«Я чувствовала, что со мной что-то не так, почему я такая неверная»

© freepik.com

Рассказывает Ирина, одна из подопечных фонда «Птица».

— Я пришла в состоянии, когда некуда идти и хочется умереть. Мне только исполнилось 19, и в мой день рождения мой гражданский муж избил меня в третий раз, чтобы научить меня почтению, ради моего блага и нашей будущей семьи.

Мы жили в квартире, которую он снимал. Все мои родственники остались в маленьком городе, где я выросла. Они думали, что все хорошо, что я с серьезным парнем, переехала в Питер, учусь. Все и правда так было, а потом у меня появились знакомые по колледжу, я стала задерживаться, ходила пару раз с девчонками погулять-потусить. Яша тогда дал мне пощечину, потом плакал, что я все рушу. Он говорил, что хочет семью и детей, а я сейчас «как все бабы, скачусь в разврат и пошлость». Но ведь я его любимая чистая девочка и он должен меня спасти. Мне было стыдно.

Я пыталась с мамой советоваться, мама говорила, что Яша прав, что он серьезно настроен и хочет семью, что ему не нужна вертихвостка, что он зарабатывает, хочет детей и т. д. Все равно у меня плохо получалось быть хорошей. Я хотела общаться с другими, просто общаться! Погуляла с девочками, в поход с группой сходила. После похода он меня ударил в живот. Потом плакал, что я его довожу, что ему не нравится меня бить, но если до меня не дойдет, то умрет наша любовь и не будет семьи, будущие дети не родятся. Яша рассказывал, как я окончу учиться и мы поженимся, я рожу детей, мы будем дружная семья. Показывал картинки с морем, куда мы поедем. Я чувствовала, что со мной не так что-то, почему я такая неверная, он так любит меня, а я его предаю.

Потом у Ирины был день рождения, ей исполнилось 19 лет. Мама прислала ей денег, чтобы она купила себе платье. Ирина отправилась по магазинам, чтобы уже вечером встретить Яшу красавицей, и так увлеклась, что не услышала телефонных звонков.

Когда она вернулась, Яша был уже дома. Пьяный. Цветы валялись на столе. Вместо подарков — побои. Яша несколько раз ударил ее и ушел — как он выразился, чтобы «не видеть тебя, дуру, и не убить». А растерянная Ирина, которой было уже не до нового платья, хотела кому-то позвонить, но позвонить было некому.

О Никифоровой она вспомнила, потому что видела ту в блоге у Одонаты, которую любила читать на досуге, видела ее посты о фонде «Птица». И почему-то написала совершенно незнакомой женщине. А та ответила. Потом из фонда написала психолог Олеся, и Ирина проговорила с ней несколько часов. А потом вернулся Яша, уже успокоившись, и Ирина перестала общаться с фондом, но не забывала о нем.

Через месяц Яша пришел пьяный и потребовал подать заявление в загс прямо сейчас, не дожидаясь окончания Ирининого колледжа. Почему-то Ирине стало очень страшно.

— Я не готова, — растерянно сказала она.

Яша снова впал в ярость, называл ее шалавой, а она плакала. Разбил Ирине нос. Пошла кровь. Ирина кричала, соседи стучали по батарее. Яша снова ушел. А Ирина написала Олесе и Наталии, что хочет уйти, но не знает как. Ей было некуда. И она боялась, что Яша может вернуться в любой момент.

— Мы сейчас приедем, хочешь? И соберем твои вещи.

Они приехали. Ирина готова была прямо сейчас мчаться на вокзал и к маме — не выгонит же, в конце концов. Олесю и Наталью сопровождал парень-волонтер — на случай внезапного возвращения Яши. Вещи Ирины собрали, упаковали, и она поехала к Олесе. Тогда у фонда еще не было квартиры-шелтера.

— Мама потом приехала. Мы поговорили. Она плакала, говорила, что не знала, каково мне на самом деле. Я сменила симку и перешла в другой колледж, чтобы Яша не нашел. До сих пор боюсь его встретить, — говорит Ирина.

Харассмент у мусоропровода

© flickr.com

Есть и фейки, есть и юмористы, есть и откровенно душевнобольные.

— Осень принесла в наш центр много веселого, — говорит Наталия Никифорова. —  Ну, в кавычках веселого. Тролли, считающие, что написать «я боюсь, что жена начнет меня бить, помогите» — это очень остроумно. Дивных барышень, считающих, что «мужик козел» достаточно для… для чего, мы так и не поняли, потому что на вопрос «чем мы можем вам помочь» ответа такие барышни не дают.

Есть дева, которая несколько месяцев пишет нам с разных аккаунтов. Обвиняет она нас в том, что, уточняя детали якобы совершенного над ней надругательства, мы довели ее до депрессии, усугубили инвалидность и вообще сволочи. Особая любовь к данной леди возникла у нас, когда девушка пожаловалась на соседа по лестничной клетке, пытавшегося совершить с ней «харассмент у мусоропровода».

Еще один памятный случай: девушка пыталась убедить нас, что за ней следит преступный мир. Весь. Преступный мир решил, что, написав заявление на своего бывшего, девушка стала стукачкой. А такого в преступном мире не прощают. Более того, у нее есть доказательства: человек в темных очках, она видела его у подъезда. Разве будет носить темные очки человек, не замышляющий преступление?!

«Девушки боятся уходить»

© freepik.com

— Из хорошего: спасали 1 сентября девочку Катю, — рассказывает Наталия. — Помогли забрать вещи, но в квартире не оказалось кота. Позже бывший Кати написал, что кот выпал из окна. Коту плохо, он в крови, но пусть Катя одна приходит, иначе будет плохо и коту, и Кате, и всем. Мы не вели переговоров с террористами. Утром квартира оказалась заперта. никто не открывал. Я позвонила 112, и там пообещали в случае чего прислать наряд «спасать кота». Караулили под окнами, есть ли этот… бывший дома. Попутно шли переговоры с ним по телефону. Наконец он согласился отдать кота, мы предупредили ветеринаров в ближайшей клинике и помчались за котом. Бывший был не рад нам, но кота отдал. Мы побежали к ветеринару, кот оказался здоров и все закончилось хорошо.

А из плохого — то, что большинство жертв не готовы уходить от своих агрессоров. Многие запросы в фонд звучат так: «Помогите изменить себя так, чтобы он меня не…»

• Не бил.
• Не насиловал.
• Не считал ничтожеством.

С такими девушками психологи фонда Олеся и Виктория проводят бесплатные сеансы психотерапии в шелтере. Это невероятно важно — сделать такую возможность, чтобы жертва могла разрешить себе уйти от преступника.

По официальной статистике, в 2018 году было зарегистрировано чуть более 12 тысяч женщин, потерпевших от мужей. В этом же году было зафиксировано 3260 тяжких и особо тяжких преступлений в сфере семейно-бытовых отношений.

Это сильно заниженная цифра. Она не включает в себя таких «сожителей», как избивавший Ирину Яша. Не включает в себя тех, кто забрал заявление под давлением собственных страхов или внешних обстоятельств. Не включает, в конце концов, тех, кто годами живет, боясь не то что заявление в полицию подать — уйти от насильника.

И нужно работать не с наказанием насильника — оно достаточно четко и ясно прописано в Уголовном кодексе.

Нужно работать с сознанием жертв и с созданием для нее условий, в которых она сможет вырваться из бытового ада.