Найти россиянина, который бы отрицал, что «свет» хрестоматийной истории про отверженного горбуна «с проклятьем на челе» и всеобщую любовь к «дерзкой» цыганке «озарил» и его «больную душу», было бы трудно. Спасибо Гюго и команде Петкун-Голубев-Макарский. Обнаружить тех, кто при этом не смотрел французскую версию постановки «Нотр-Дама», уже легче. А уж вычислить таких, кто не слышал про существование мюзикла на английском, совсем просто. Этих людей большинство, и их вчера не было на премьере спектакля в московском Crocus City Hall.
Погружать в атмосферу конца XV века журналистов начали еще за четыре часа до начала первого российского показа нового интернационального варианта истории про Собор Парижской Богоматери. В ожидании брифинга с создателями постановки пресс-секретарь призывала не расходиться, обещая фотосессию звезд на красной ковровой дорожке, мы с фотографом Настей неспешно пили по второй чашке кофе, а за соседним столиком русская Эсмеральда Светлана Светикова возбужденно рассказывала коллегам по мюзиклу, как когда-то ее профпригодность на роль испанской цыганки признал даже знаменитый французский Квазимодо Гару. Наконец, телевизионщики зашебуршились со штативами: кто-то сказал, что сейчас выйдет автор либретто Люк Пламондон. «Он такой седой, приятный, не перепутаете», - напутствовала фотографов одна из кураторов.
Пламондон, и правда, оказался довольно милым, сразу направился к зеркалу, вглядываясь в которое через свои хипстерские очки, вероятно, пытался найти ответ, что нового хотят узнать о мюзикле с более чем десятилетней историей все эти люди. Да, постановка идет на английском, потому что это мировое турне, и зрителю так проще. В связи с этим у спектакля своя специфика. Какая? Английская! Нет, костюмы не исторические, а просто абстрактные образы романных героев Гюго: «Мы хотели показать, как это могло бы выглядеть сегодня». Конечно, актеров отбирали на международном кастинге. «Кастинг прошел хорошо?» - осторожно уточняет журналистка РИА Новости. Она одна здесь говорит по-французски, и ей нелегко. «Да, замечательно!» - за годы интервью Пламондон, похоже, наловчился отвечать и не на такие вопросы. Походя он упомянул, что на английский его либретто перевел не кто-нибудь, а Уилл Дженнингс – тот самый, который когда-то написал текст «My Heart Will Go On».
Вторым номером выдали композитора Рикардо Коччанте. Итальянец, похожий на пожилого Укупника, старательно улыбался в камеры, несмотря на возмущенное шипение его пресс-секретаря из-за спин журналистов: «Ça suffit! достаточно!». «Что вас вдохновило?» - обратилась к музыканту корреспондент непонятно откуда там взявшегося телеканала РБК. «Что вдохновило?! Нет, вы слышали? Она действительно спросила, что его вдохновило!» - призывал вcех разделить его восторг мальчик с MTV, после чего окончательно потерял интерес к интервью и стал обсуждать с коллегой франкоговорящую сотрудницу, которая должна была быть на его месте. «Она еще сидит справа, в углу, в комнате с айтишниками! – А, эта! Так ее уже уволили!». К общей картине событий Коччанте добавил немного, но дерзко нарушил уже выстроившееся у всех журналистов вступление про лингвистическую изюминку каждой версии «Нотр-Дама»: «Что вы! Язык ничего по сути не меняет! Просто каждый народ хочет услышать мюзикл по-своему». Из опасения других откровений «не в кассу» композитора быстро отпустили.
Зал наполнялся медленно и вальяжно. Вино перед началом спектакля и Киркоров на красной дорожке оказали свой растлевающий эффект: шоу уже отчасти состоялось, и никто не спешил занимать места. Наконец, на первых проклятьях организаторам свет потушили, и на зрителя поехали бутафорские статуи химер. Глядя, как предательски шатаются их каменные фигуры, по которым карабкались парижские нищие, я думала о том, что отбивать Нотр-Дам Квазимодо придется задолго до финала истории.
О нищих нужно сказать отдельно. Их лидер Клопен оказался темнокожим парнем с прекрасными дредами, зажигательно отплясывавшим в компании других бродяг, ординарную внешность которых компенсировали цветные ленты в косичках и льняные рубахи, так что происходящее напоминало языческий праздник в честь бога Перуна. Позже один из них раскачивался в мешке, закрепленном на крюке подъемного крана. Связь времен, как говорится, налицо.
Представить, как выглядели Квазимодо, Клод Фролло и Феб де Шатопер, сможет любой, кто стал жертвой российского клипа на песню «Belle»: костюм и грим фаната группы «Король и шут», ряса католического священника и просто брутальная серая кофта на все времена. Впрочем, несмотря на возражения композитора мюзикла, английский язык все же раздвинул смысловые границы главного хита «Нотр-Дама». «She dances naked in my soul and sleep won’t come», - поют трое влюбленных, обещая трагичную гибель каждому, кто решится оскорбить их светлое чувство. Казалось бы, после такого признания надо радоваться, а не страдать лицом. Не всем, в конце концов, снятся такие воодушевляющие сны.
Английский текст, вообще, в очередной раз доказал, что слово «любовь» успешнее всего рифмуется с «кровь», зрителя не надо смущать намеками - лучше говорить прямо, а все глубокие страсти прекрасно укладываются в структуру простого предложения, и для коммерческого успеха этого вполне достаточно. «He is my number one», - словно цитатой из Энрике Иглесиаса в унисон вспоминают Феба Эсмеральда и Флер-де-Лис. «The weather is always nice», - трогательно сообщает Квазимодо, предлагая цыганке укрыться за стенами собора. «I’m a priest and I like this girl» и «Your love will kill me», - страдает священник Клод Фролло. «I don’t want a gypsy girl!» - решает его конкурент из королевских стрелков. В сравнении с английской версией русское либретто кажется верхом образности и поэтичности. Какое там «я посмел тебя желать»? Какое «обещают рай твои объятия»? Какой «грешной страсти стон мой Эсмеральда»? «Она танцует голой в моих мечтах, и я не могу уснуть»! – предельно конкретно обозначают проблему герои и предлагают свои пути решения: кто бегство, кто Голгофу. Переведенный и адаптированный под мюзикл исторический роман Виктора Гюго оказался идеальным материалом для учебника «английского для начинающих», позволяющего не только в увлекательной форме расширить словарный запас, но и вписать себе плюсом знакомство с классикой французской литературы.
Финальные сцены осады собора парижскими бродягами, пришедшими спасти Эсмеральду, отзовутся песней революции в сердце каждого, кто хоть немного следит за политической обстановкой в мире. «Рассерженных горожан» клошаров оттесняют с площади металлическими заграждениями и разгоняют дубинками. Та, за которую они боролись, уже мертва. Один из тех, кто так жадно ее искал, разбился, упав со стен собора. А главный борец за справедливость в отчаянии понимает, что разом потерял и предмет своей страсти и ужасного, но все же родного оппонента. Знакомый сюжет, впрочем, не вызвал сильного оживления в зале. Шел двенадцатый час, и вдохновленная английским прагматизмом публика сосредоточено просчитывала самый короткий путь к гардеробу.