В первой части я рассказала, как по-разному общественники спасали наркоманку Крис и бездомную Оксану от последствий их жизненных выборов, и как на это отреагировали феминистки. Что же, продолжаем.

Чтобы получать помощь от фем-сообщества, да еще на постоянной основе, надо поддерживать образ и следить за, можно сказать, трендами сезона. Так, например, аферистку Стасю Завадскую-Тукан, которую якобы преследовало ФСБ после ее публикаций о пожаре в «Зимней вишне», собиравшую материальную помощь для погашения долгов по оплате коммунальных услуг для последующей эмиграции, ославили на весь свет не после того, как выявился ее обман. Пойманная с поличным, она вовремя сменила риторику, нашла у себя послеродовую депрессию и родственный абьюз и объяснила ими решение собирать деньги. Так что люди, искавшие и нашедшие нестыковки в ее рассказах, решили не открывать результаты своего расследования ее деятельности миру, опасаясь ухудшить ее душевное состояние.

В итоге Тукан смогла еще несколько лет получать от сообщества психологическую и материальную помощь, продавать результаты своего труда «своим» без оглядки на реальное качество продукта и рассчитывать на поддержку онлайн и офлайн.

Но стоило Стасе этой зимой создать транс-эксклюзивный феминистический паблик (феминистки этого течения считают, что трансгендерные женщины — биологические мужчины, сделавшие трансгендерный переход, — остаются мужчинами и не должны включаться в феминистскую повестку), как ей тут же припомнили все грехи и публично ославили. Впрочем, возможно, женщина оценила перспективы паразитирования на транс-инклюзивной (направление феминизма, занимающееся защитой трансгендерных людей) части сообщества, и решила сменить «кормушку».

Если же придерживаться одной линии, грамотно использовать страхи и убеждения аудитории, то жить за счет поддержки сообщества можно практически неограниченное количество времени.

Семь лет назад фем-сообщество помогло женщине с годовалым ребенком сбежать от абьюзера-мужа в Россию. Якобы, к преследованиям присоединились и социальные службы страны пребывания, обвинив мать в поиске несуществующих диагнозов у ребенка и психической несостоятельности.

Раздавленная, униженная, страдающая от пост-травматического стрессового расстройства (ПТСР), девушка нуждалась в помощи и получила ее от сообщества.

Напомню, что если мы говорим о приюте, срок пребывания в нем обычно не превышает полугода. По истечении этого времени считается, что жертва абьюза достаточно окрепла, чтобы вести самостоятельную жизнь и не нуждаться в постоянной благотворительной помощи, если нет каких-то отягчающих — психиатрия, зависимости, социальная дезадаптация, тяжелые болезни. А так сама-сама.

Но в этой истории оказание помощи со стороны фем-сообщества затянулась на долгие годы, и чем дальше, тем больше проблем оказывалось у женщины и непонятнее становились запросы. Сперва ребенок был маленьким, позже оказалось, что он не садиковский, и больше болеет, чем туда ходит, да и от идеи найти опасную болезнь, мешающую социализации в детском коллективе, женщина не отказалась. И, разумеется, через какое-то время нашла. Так что с мыслью выйти в офис и найти постоянную работу ей пришлось расстаться, а заработать достаточную для жизни сумму написанием статей для женских сайтов и редактурой она не смогла.

Сообщество уважало, сочувствовало, поддерживало морально, в том числе в конфликте с поликлиникой, не желавшей, как и врачи страны исхода, должным образом искать у ребенка смертельное заболевание, не забывали участницы сообщества и о материальной помощи.

Женщина не могла принимать в дар ношеные одежду и обувь, потому что у ребенка была аллергия на чужие вещи, опасалась она и техники, бывшей в употреблении, потому что как-то ее собственная старая микроволновка коротнула и напугала дочь. Так что даже покупка использованной мебели на авито оказалась для нее недоступна. Она могла получать в дар исключительно новые вещи, и сообщество принимало ее с этим вынужденным выбором.

Женщина сетовала на дороговизну лечения зубов и одновременно возмущалась отданной тушкой курицы, ведь на разделку птицы нужен «ресурс», а его у нее совсем нет, она никак не может оправиться от развода. Она намекала на ноут, срочно необходимый ей для работы, и смартфон для связи с ребенком, вспоминала про свою больную спину и ортопедический матрас, жаловалась на дороговизну в кафе и необходимость кормить голодного ребенка на семейных прогулках в парке, куда никак не могла взять с собой бутерброды, мечтала о лучшей жизни с прислугой и гувернантками, когда наконец сможет стать идеальной матерью.

Разумеется, все это время она искала постоянную работу, но найти что-то подходящее для сорокалетней женщины с несадиковским ребенком оказывалось крайне сложно даже через фем нетворк. Временные работы и алименты, выплачиваемые бывшим мужем по ставке страны исхода и сопоставимые со средней зарплатой в России, не сильно-то помогали с решением материальных проблем.

ПТСР это серьезно, никто с этим не спорит. Нет и не может быть вопросов к женщине, претендующей на психическую несостоятельность вследствие перенесенного стресса. Не приходится обвинять в попрошайничестве человека, у которого совсем нет денег, который страдает от ПТСР из-за домашнего насилия, не может выйти на работу из-за маленького ребенка и просто жалуется в соцсетях на сломавшийся не вовремя зуб, дорогую детскую обувь, необходимость срочно обставлять детскую комнату и очень, очень благодарен подписчикам, когда они приходят на помощь. Например, совершенно случайно оплачивают маме и ребенку поход в кафе на день рождения ребенка. В мире больше добрых людей, чем злых, а феминизм и сообщество это сила, и только патриархат мешает умной самостоятельной женщине расправить крылья и лететь.

Нельзя сказать, что женщина совсем не сталкивалась с критикой внутри сообщества. Так, крупная фем-площадка попросила ее больше не размещать просьбы о помощи и жалобы на жизнь на их территории. Но в целом позиция сообщества описывалась формулой, хорошо знакомой по сетевым сборам: «помоги или пройди мимо».

Принятая в фем-сообществе форма просьб о помощи не подразумевает возможность попросить отчет. И именно в момент трансляции этого подхода как основного, возникают вопросы к группе людей, его придерживающейся. Получается, что они готовы годами спонсировать чужих тараканов, а их помощь не приводит к каким-либо изменениям ситуации. 

Если человек хочет наладить свою жизнь, за семь лет можно ему помочь в этом, например, убедив отправить ребенка месяца на два-три в санаторий и, пока он в безопасности и под присмотром, пролечить ПТСР и его последствия в отделении неврозов, опять же, у рекомендованных члегами сообщества специалистов с максимальным использованием ОМС. Но вместо этого сообщество последовательно выбирает поддержку людей в их запросах, сколь бы странны и не конструктивны они ни были на сторонний взгляд.

Дискуссия, можно ли предлагать нуждающемуся сложную приготовлении еду ака курицу, если он совсем не может ее приготовить, потому что у него нет «ресурса» велась на полном серьезе, как и обсуждение, как старший дошкольник мог бы найти способ не отнимать так много сил и времени у мамы и давать ей возможность работать. Не мама должна найти, чем и как занять ребенка, а он придумать и осознавать, как это важно.

По сути, перед нами оказывается иллюзия помощи, когда сторублирование заменяет реальное беспокойство за будущее якобы близкого человека и улучшение качества его жизни в долгосрочном периоде. Перевести деньги намного легче, чем убедить человека лечиться. Ритуальное действие с ритуальным же славословием героине и проклятиями в адрес ее гонителей позволяет почувствовать себя частью большого дружного сообщества, готового всегда и во всем прийти на выручку. 

Неудивительно, что у женщины из этой истории при таком формате поддержки аппетиты выросли настолько, что она решила попросить у сообщества помощи с оплатой частной онлайн-школы, на сайте которой обещали, что первоклассник будет учиться полностью сам, без участия родителей. 

Профессиональную журналистку и редактора не смутили ни грубые лексические и грамматические ошибки на сайте школы, ни цена обучения (24−29 тысяч в месяц), ни то, что лицензия у школы есть только на дополнительное образование, она не может проводить итоговые и промежуточные аттестации (и имеет для этого школу-партнера), и, в случае возникновения вопросов к качеству обучения, задавать их придется исключительно себе. Я уж не говорю о самой идее, что восьмилетка сможет удаленно учиться полностью сам без контроля и помощи со стороны взрослого. 

Впрочем, на этом удача женщину оставила. Собрать деньги с перспективой помогать ей следующие десять лет каждый месяц, она не смогла. Ей пришлось оставить ребенка на обычном семейном обучении. Кстати, формально причиной выбора этого формата был назван ковид и возможная угроза жизни ребенка. Но ожидания женщины от обучения в очной школе были достаточно апокалипсичны и до пандемии, чтобы предопределить выбор формата обучения.

В обсуждениях историй Оксаны и Кристины ни сами женщины, ни волонтеры, им помогавшие, не принимали участие в обсуждении. Так что описания ситуаций работали скорее как проективный тест. Жертва ПТСР ведет свою виртуальную жизнь внутри сообщества и мы не видим взаимодействие с обществом вне его и не можем оценить, насколько фактура ее историй редактируются под целевую аудиторию. Внешний мир в них выступает в качестве обобщенного внешнего зла, оценки предопределены как позицией рассказчика и аудитории, так и возможностью приписывать оппонентам атрибуты любой идеологии. Но бывает и иначе.