Многие забыли эту дату — 19 мая. Забыли, к чему были «всегда готовы». Забыли восемь заповедей на обложке школьной тетрадки в линейку. 

Было ли для нас это важно на самом деле? 

Наверное, не так, как для наших отцов и дедов. Нам не было знакомо босоногое нищее детство в голодные двадцатые, нас не затронули роковые сороковые, когда пионеры подрывали составы в тылу немцев и вырабатывали полную взрослую смену у токарного станка. Наша жизнь была сытой и спокойной. 

Сама пионерская организация тоже стала умиротворенной и самодовольной. Все больше дел — для галочки и отчета (ах, как это мне напоминает нынешние времена), все меньше настоящих порывов и даже общественной пользы. Кто-то снимал галстук сразу на выходе из школы, стесняясь показаться в нем во дворе. Засмеют. 

Так было не везде и не со всеми. Но было. И все же. 

Хотел ли я быть пионером? Ответ однозначный — конечно! Я был хулиганистым октябренком. «Разбивал голову одноклассникам до крови», если верить записям красной ручкой в дневнике. Спорил с учителями, хотя и учился без троек. Да я и сам все помню. 

Меня было решено принимать в пионеры в четвертую — «последнюю» очередь. Уже в начале мая, перед каникулами. К тому моменту две трети класса ходило в новеньких галстуках со значками на курточках. И даже (о боги!) — в белых форменных парадных рубашках! Как Марат Казей или Нина Портнова на картинке в учебнике и на плакате в пионерской комнате. 

Перед самым приемом я заболел. В день торжества температура поднялась почти до 40. Я не шучу. Но факт того, что я останусь единственной белой вороной в классе, не пионером, жег мое сердце огнем. 

На таблетках, в полуобморочном состоянии я вынес всё: сбор в школе, дорогу в Кремль, торжественную линейку у памятника Ленину в Тайницком саду (которого уже нет), речи, поздравления. Помню многое, кроме обратной дороги. Было жарко и трудно. Но пионером я стал. 

Как Павлик Морозов, как Леня Голиков, как Валя Котик и десятки героев моих любимых детских книг. 

Сейчас особенно остро воспринимается присутствие среди них детей шахтеров Донбасса времен Гражданской войны из повестей Леонида Жарикова. Горькое и трудное детство отважных ребят. Но они остались поколением победителей, ушли с верой, что их дело — правое. Что оно будет жить в веках. 

Многие годы спустя в окружающей жизни все поменялось. Я узнал, что Павлику Морозову подражать стыдно. Он не покрыл преступление своего отца-вора, не позволил ему наживаться на чужом горе, за что паренька убили. «Крепкие хозяйственники», в числе которых был и дед-мироед. 

Также я узнал, что делами моих дедов мне гордиться не стоит. А пионерская организация была едва ли не преступной. Как и комсомол. Как и вообще коммунистическая идея. Но моя память сохранила другое: яркие пионерские линейки, сборы макулатуры и металлолома, участие в строительстве памятников героям войны и помощь ветеранам в бытовых делах, кропотливый сбор материалов и создание школьного музея боевой славы Первой комсомольской штурмовой бригады, яркие костры, походы, дискотеки и спортивные состязания в лагерях… 

Я не был примерным пионером и комсомольцем, но свое детство я считаю счастливым и светлым. И официальная идеология тогда не вступала в конфликт с моим восприятием мира. Я верил, и идея делала меня чище. 

Моя дочь знает о пионерах многое. Любит «Кортик» и «Бронзовую птицу», завидует Мише, Генке и Славе, мечтает о настоящем пионерском лагере и красном галстуке. И мне кажется, что нашим детям тоже нужна организация, которая подскажет им правильный путь. Пусть не к коммунизму, но — к честной жизни по правилам, близким, кстати, к библейским. Не даст им свернуть в сторону, забыть о делах предков, о славной истории Родины, о горьком и трагичном в ее прошлом. И было бы здорово, если они будут готовы лучше нас. Не изменят своим детским героям и мечтам о светлом будущем.