Как правильно собирать сочувствие и помощь в замкнутом сообществе. Продолжение.

В первой части я рассказала, как по-разному общественники спасали наркоманку Крис и бездомную Оксану от последствий их жизненных выборов.

Во второй части мы поговорили, как же гарантированно получить помощь и будет ли она реальной помощью.

Теперь узнаем, как стать настоящей мамой чужим детям при живой матери и остаться феминисткой. Что будет, если столкнутся интересы лидера мнений и аутсайдера?

Раздел детей

Зимой этого года женщина за сорок, работающая на социально значимой, но низкооплачиваемой должности, обнаружила, что ее брак подошел к концу, а муж готов собрать сумки и отправиться в новую свободную жизнь. Она не стала облегчать ему путь к счастью и приняла решение оставить двух детей, старшего дошкольника и младшего школьника, с ним.

Перед началом карантина мужчина с детьми переехал в квартиру на другом конце города в общину, члены которой по описаниям отношений и взаимодействий между собой больше всего похожи на хиппи. Себя члены этого сообщества назвали «коммуной».

Планировалось, что жить мужчина и его дети будут в четырехкомнатной квартире с тренершей по танцам (на которые за несколько месяцев до этих событий отправила его жена) и ее двумя дочерьми, падчерицей и родной.

Социально активная мачеха

Тренерша по танцам ведет активную сетевую жизнь на нескольких площадках. Она много писала и пишет о своей личной жизни, в том числе о родительском опыте, не без успеха ищет у себя болезни и относит себя к стигматизированным национальным меньшинствам.

Если верить ее рассказам о себе, она закончила школу раньше сверстников, поступила сразу на два сложных факультета, но высшего образования так и не получила. Женская судьба ее сложна: ранние роды, неудачный брак, второе замужество с алкоголиком и жизнь в практически антисанитарных условиях.

Материнский опыт женщины несколько специфичен. Ее биологическая дочь часто оказывалась в ситуациях, когда девочке приходилось решать задачи не по возрасту без помощи матери или других взрослых. Из-за ранних родов и отсутствия образования женщина многие годы работала на низкоквалифицированных и малооплачиваемых должностях. Это не помешало ей заниматься творческой деятельностью и заявить себя как эксперта в этнографии малой народности, к которой она принадлежит. Последние несколько лет она подвизается в написании профем-статей о женских судьбах и нелегком женском опыте в разные исторические периоды, а также преподает, в том числе детям с особенностями в развитии.

Замечу, что обычно подобная деятельность требует наличия специального образования и дополнительных курсов по повышению квалификации. Ни того, ни другого у женщины нет, но ни работать с детьми, ни утверждать, что у нее большой опыт реабилитации и обучения детей с РАС, ей это не мешает. Тяжелая жизнь наложила отпечаток на ее финансовые возможности и здоровье, так что эта женщина регулярно просила помощи у сообщества на самые разные нужды и получала ее.

© pixabay.com

С женой своего нового соседа она знакома и была, что называется, вхожа в дом. После развода и разъезда женщина стала строить свою маленькую карьеру и заниматься своим здоровьем, разбираясь как с физическими, так и с ментальными проблемами. И добилась в этом успеха.

Как написала она в своем Instagram некоторое время назад: «Моей целью было вернуть все, как было до рождения детей. Бывший муж ехидно сказал, что ничего у меня не выйдет. А я смогла».

«Абьюз матери»

До переезда мать отвела детей на диспансеризацию и только после этого передала отцу.

Из-за самоизоляции контакты между матерью и детьми были крайне ограничены, алименты выплачивались в полном объеме.

На новом месте жительства мужчина немедленно получил помощь в воспитании детей и бытовой заботе об их нуждах. Ему помогали и обе дочери соседки по квартире, и сама соседка, и даже теща поспешила взять девочек к себе на часть лета, ведь мужчине надо работать и зарабатывать.

Если пролистать блоги жены, можно увидеть, что такого объема физической помощи с детьми и домом, какой получил ее бывший муж после развода, у нее не было за все годы брака. И я сомневаюсь, что бабушка, позволяющая себе с негодованием писать про дочь, что, мол, та захотела легкой жизни, оставив детей с отцом, при детях была более сдержанной оценках и ни разу не высказалась на эту тему в их присутствии.

Привычная к сетевой жизни танцовщица транслировала и транслирует в социальные сети все ежедневные микровзаимодействия с детьми, хорошо знакомые родителю младших школьников. Каждый диалог между делом становится темой либо для комментария, либо для поста. С одной стороны, это показывает сожительницу хорошей мачехой и может быть сознательно выбранной стратегией. С другой, этот возраст у своего ребенка она пропустила, ей может быть внове как жизнь, так и столь плотное общение с отроками. Новая соседка проконсультировала мужчину по здоровью детей.

Тренерша по танцам с высоты своего отсутствующего образования сразу поняла, что у старшей из девочек есть неврологические проблемы, мешающие ей в полной мере овладевать искусством чтения и письма. Ведь не мог же ребенок, учившийся под присмотром матери на четверки и пятерки, под чутким вниманием отца скатиться на четвертные двойки и тройки на дистанционном обучении.

Тренерша предложила решение: оставить ребенка на второй год; а когда выяснилось, что для этого надо сделать слишком много телодвижений и с ними мужчина к концу августа уже опоздал, в самые короткие сроки разрешила школьные проблемы ребенка, о чем сообщила в своем блоге. Причину этих проблем тренерша частично списала на абьюз со стороны матери. По реакции аудитории на описание попыток матери общаться с детьми можно предположить, что об ужасах жизни детей в бывшей семье писалось много и регулярно.

© freepik.com

Публичная помолвка

В конце лета счастливые соседи объявили о помолвке, после чего скандал между бывшей женой, мужем и сожительницей мужа стал достоянием широкой общественности.

Почему-то разведенная женщина не оценила попыток превратить ее в глазах публики в страшного семейного тирана, навесить на ее детей неврологические диагнозы, которых врачи прежде не видели, и запретить ей под всевозможными предлогами активно участвовать в их жизни.

Цели сожительницы кажутся понятыми. Она хочет показать себя своему сердечному другу хорошей женой и хозяйкой, которая все успевает, в отличие от бездельницы-бывшей, «продать» с последующей монетизацией свой героизм на ниве вынужденного материнства сообществу, ограничить доступ биологической матери к детям и в перспективе лишить ее возможности получить поддержку со стороны сообщества как абьюзершу, а значит, недостаточно женщину. То есть заставить мать детей потратить здоровье и нервы на противостояние с сожительницей, бывшим мужем и их группой поддержки; понести репутационные потери и потерять возможность претендовать на какую-либо роль в жизни детей и их воспитании; в перспективе — лишиться возможности просить общественной поддержки, чтобы биться за единственное нажитое в браке имущество в виде комнаты в коммуналке.

Впрочем, возможно, за этими открытыми и явными целями скрывается план по возвращению детей их матери и дальнейшей счастливой жизни с новым партнером. Если верить ее постам, со здоровьем у нее с каждым годом все хуже и хуже, но недостаточно плохо, чтобы рассчитывать на помощь государства, фриланс и подработки не дают достаточно социальных гарантий, а ее новый мужчина зарабатывает в два раза больше танцовщицы и имеет постоянную работу.

А что мать?

Мать же детей достаточно социальна и не планирует молча смотреть, как у ее детей ищут болезни, не водят на осмотры к специалистам с объективно имеющимися проблемами, не вызывают педиатра на температуру и отправляют в детские учреждения фактически больными.

С точки зрения закона ситуация очевидна. Отдельно живущий родитель имеет право на общение с детьми и участие в их воспитании. Никто не может его ограничить в реализации этого права. Если он избивал детей или совершал против них иные преступления, например, сексуального характера, это доказывается справками из травмпунктов, больниц и обсуждается в суде, а не в интернете. Родитель может общаться с учителями и воспитателями детей; он должен быть включен в родительские чаты, вовремя получать информацию о школьных мероприятиях, имеет право водить детей к врачам и иным специалистам по своему выбору.

Он имеет право получать информацию о здоровье детей, результатах их психологического тестирования, выражать согласие или несогласие с медицинскими манипуляциями, организовывать летний и иной отдых. К нему нет и не может быть претензий по сумме алиментов, если именно эта сумма определена судом или алиментным соглашением и как-то соответствует «законной» трети доходов.

Любые попытки ограничить его в реализации этих прав на основании маленьких алиментов — основание для пересмотра места жительства детей. И закон этот одинаково распространяется и на женщин, и на мужчин.

Все, на что по судебной практике могут рассчитывать бабушки и дедушки — это двухчасовая встреча раз в неделю, если родители против их более близкого общения с детьми. Никакие мачехи, отчимы, любовницы и любовники права голоса в отношении детей не имеют. С точки зрения феминизма расклад не менее очевиден, но в обсуждениях мы обнаруживаем нечто иное.

© freepik.com

Взгляд феминисток на развод

Если посмотреть на коллизию между мужчиной, его сожительницей и бывшей женой с точки зрения классического феминистического подхода, то расклад получается следующим.

В ситуации есть только один выгодоприобретатель, и это мужчина. Он получил иллюзию, что за него сражаются две женщины, и тем самым повысил самооценку. Он успешно спихнул заботу о детях на плечи четырех женщин и получил как возможность присваивать себе результат их усилий, так и восторги публики за сам факт проявления внимания к нуждам детей. Он благодаря опыту сожительницы получил ореол брачного мученика, счастливо сбежавшего от жены-абьюзерши. Обе женщины — и его бывшая, и его нынешняя — в этом раскладе получаются жертвами. Одна теряет репутацию, вторая — ресурс, который вкладывает в негодного мужчину, отдавая славу ему.

И совершенно неважно, насколько бывшая была плоха или хороша как жена; действительно ли она била детей или же это были срывы уставшей женщины, раздутые в описаниях мужчины и его сожительницы до страшных преступлений; есть ли неврологические проблемы у старшей дочери или же речь идет о банальном пренебрежении отцом своими обязанностями по обучению ребенка. Со слов бывшей жены, по внутрисемейным договоренностям контроль за обучением ребенка с мая 2019 года лежал на отце, и если ребенок не смог закончить год на дистанционном обучении с положительными оценками, это целиком его зона ответственности.

Более того, сами рассуждения о зарплате женщины и ее малом финансовом вкладе в семью, желании тратить деньги на свое лечение и принимать участие в распределении семейного бюджета прямо противоречат постулатам фем-теории. Жена достаточно вкладывалась в семью своим репродуктивным трудом, так что любые рассуждения о десятикратной разнице в зарплатах — это патриархальное мышление, не учитывающее тяжесть ее положения.

Казалось бы, можно было бы вволю обсудить и отношение в обществе к репродуктивному труду, и к работе на полставки ради блага семьи, и к распределению финансов внутри семьи, когда траты мужа на здоровье жены воспринимаются как грабеж средь бела дня, и положение, в котором оказывается женщина среднего возраста на рынке труда после развода, и социальные препятствия, мешающие оставить после развода детей мужу… И даже объем помощи, прилагающийся к полу по умолчанию.

Правозащитники, работающие на Северном Кавказе, регулярно описывают и маленьких детей, отказывающихся видеться и общаться с матерью, и обвинения в негодном исполнении родительских обязанностей. Они однозначно считают, что это способ давления на женщину и дискредитация ее в глазах общества.

Новая женщина поддерживает обвинения в адрес «старой»? Это часть классической брачной игры и не более того, повод жалеть и сочувствовать, ведь и ее выкинут так же. Но нет, этого мы не видим.

Мужчина состоит в отношениях со «своей», утвердившейся в роли профессиональной страдалицы и преодолевательницы еще лет десять назад. Она, в отличие от бывшей жены, умеет просить помощь правильно и убедительно подавать свои бытовые беды и невзгоды. Значит, ее избранник не может быть выгодоприобретателем в сложившейся ситуации. Он однозначно жертва домашнего насилия со стороны бывшей жены.

Поэтому можно поддерживать изоляцию детей от их матери. Можно верить, что если младший школьник или старший дошкольник демонстративно не хотят видеть мать, то это из-за абьюза и поведения матери, а не потому, что кто-то из близкого окружения постоянно их убеждает, что мама их бросила, мама плохая, и раздувает детскую обиду на родителя, ушедшего из семьи. И, разумеется, становится вполне феминистично возмущаться маленькими алиментами, которые платит мать из своей мизерной зарплаты.

Вот ведь ленивица какая, нет бы бросить свою социально значимую профессию и пойти в «Газпром», чтобы оплатить сожительнице мужа ее репродуктивный труд, которым та якобы вынуждена заниматься вместо матери. Хотя ее, напомню, никто им заниматься не просил, дети были оставлены с отцом, а не брошены на будущую мачеху. И если они чего-то где-то недополучили, то это только и исключительно его зона ответственности.

© freepik.com

Женщина публично озвучила проблему, назвала ожидаемые выгоды второй стороны и начала активно сопротивляться, выражать свою позицию и защищать свои интересы. Да еще публично отказалась обсуждать какие-либо вопросы, касающиеся детей, с сожительницей их отца, выложив кусок переписки с этим заманчивым предложением. То есть она сделала ровно то, что никакой дискурс жертве не прощает.

Она перестала быть жертвой и стала пострадавшей со списком причиненного ущерба. И в ситуации «медийная феминистка — сторонняя женщина» мы видим, как участники обсуждений мгновенно переходят к патриархальной риторике и патриархальным же ожиданиям от женщины, стигматизируя ее ровно по тем же пунктам, что и большой социум. А именно: степень физического присутствия в жизни детей, идеальность как хозяйки, удовлетворение сексуальных потребностей мужчины и уровень зарплаты. Они готовы закрыть глаза на нарушения законных прав этой женщины, потому что их соблюдение будет «несправедливо» и «нечестно» по отношению к участнице сообщества. Они не видят и не принимают, что фактически защищают право мужчины не брать на себя ответственность ни за семью, ни за детей и сбрасывать заботу о детях на первую же подвернувшуюся женщину.

И я не упоминаю, что эмоциональная вовлеченность в противостояние и принятие позиции «страдающей» стороны может быть отлично монетизирована сожительницей, тем более что опыт получения поддержки сообщества в таком виде у нее есть.

Какие выводы можно сделать из этих историй?