В архитектурном облике Москвы немало историй, связанных с передвижением зданий относительно их первоначального положения. И не каких-нибудь деревянных срубов — разобрал по бревнышку, перенес фундамент и перевез дом хоть за тысячу километров.
Речь идет о перемещении с одного места на другое в целости и сохранности крупномасштабных многоэтажных зданий вместе с коммуникациями и даже с людьми.
Необходимость в этом возникла в связи с генеральной реконструкцией Москвы, согласно Генплану 1935 года. Город разрастался, узкие улицы не соответствовали реалиям нового времени, мелкие застройки исчезали за ненадобностью, а на их месте вырастали монументальные многоэтажные дома.
Замысел реконструировать столицу возник в 1932 году. Моссовет объявил закрытый конкурс на лучший проект Генплана, пригласив к участию зарубежных и советских авторитетов, таких, как Ле Корбюзье, Ханнес Майер, Эрнст Май, Николай Ладовский. Приоритетом поставленной задачи были рациональность и функциональность. Этим и славились крупнейшие архитекторы, участники конкурса из Германии, Франции, СССР.
К счастью, их проекты были отклонены, ибо, в частности, Ле Корбюзье предлагал снести весь исторический архитектурный ансамбль столицы, оставив Кремль и пару-тройку зданий в центре. Остальное — разрушить до основания, до строительной площадки, «…а затем».
В результате генплан реконструкции Москвы 1935 году закрепил сложившуюся радиально-кольцевую конструкцию города, и к 1937 году в столице были обустроены высокие набережные, протяженностью в 52 километра, реконструированы три существующих моста и построено девять новых через Москву-реку, Водоотводной канал, кольцо бульваров, разрабатывалось строительство метро.
В строгие условия Генплана, в частности в задачи ratio и function, вмешался фактор ментальности. Иные здания не вписывались в новое пространство, но расстаться с ними было равносильно тому, что сломать крепкий фамильный диван, хранивший память обо всех поколениях твоей семьи. На помощь пришел опыт. Вспомнили, что впервые в Москве в 1897 году был передвинут с помощью рельсов и конной тяги особняк вдовы известного на Москве купца, шотландца Роберта Макгилла — Джейн Макгилл (Евгении Ивановны Макгилл).
Чета Макгиллов владела цементным заводом на Каланчевке, финансово поддерживала английскую диаспору в столице. На их средства было выстроено общежитие для английских и американских гувернанток в Спиридоньевском переулке, ныне там размещается гостиница «Марко Поло Пресня». Раз шотландцы в Москве сумели переставить свой дом с места на место, что может помешать сделать это инженерно-строительному тресту от Моссовета? Руководил инженерными работами обрусевший немец с музыкальной фамилией Эммануил Гендель.
До 1941 года в столице было передвинуто 22 кирпичных многоэтажных дома. Вот некоторые из них.
Пройдемся по Тверской вверх от Кремля. Кстати, нумерация домов начинается именно от главной святыни столицы: по левую сторону нечетные — по правую — четные номера зданий. Миновав два монументальных жилых дома, пересекаем Камергерский переулок, перпендикуляром разрезающий главную улицу Москвы. Юркнув в арку жилого дома слева, попадаем во двор, где стоит шедевр каменного русского зодчества мысли архитектора Ивана Кузнецова. Это Саввинское подворье — представительство Саввино-Сторожевского монастыря, что под Звенигородом, основанного учеником Сергия Радонежского, игуменом Саввой. Подворье было построено в 1905—1907 гг. и своим нарядным фасадом украшало Тверскую начала XIX в. вплоть до 1937 года. К этому времени постепенно менялся стиль застройки московских улиц, и красота перестала быть главным критерием их архитектуры.
Фасад Саввинского подворья, Тверская ул., д. 6, стр. 6.
Здание Саввинского подворья весом 24 тонны было передвинуто вглубь улицы на 50 метров без отселения жильцов. Кульминация перемещения состоялась 4 марта 1939 г. в 2 часа ночи. Никто из обитателей дома не почувствовал дискомфорта. Утром проснулись — дом переехал по рельсам.
Процесс переезда Саввинского подворья
Представить Тверскую невозможно без генерал-губернаторского дворца — дома № 13, где ныне располагается резиденция мэрии Москвы. Построенное на исходе XVIII века, в 1782 году по проекту архитектора Матвея Казакова, это историческое здание необходимо было передвинуть почти на 14 метров. «Всего-то несколько шагов», — скажет читатель! — Да, но эти «несколько шагов» стоили инженерам многих гениальных конструкторских идей.
Оцените, что таил в себе этот Красный дворец: опускаем из виду множество венецианских, встроенных в стены зеркал, лепнину, сдвоенные колонны и прочие «архитектурные излишества». Дворец отапливали 182 голландские, 52 русские и 17 духовых печей, а также 4 камина и 12 очагов. Очаг — тот же камин, но небольшой, созданный не для обогрева, а для уюта. К концу XIX века, когда генерал-губернатором Москвы был Великий князь Серей Александрович, дворец оборудовали водопроводом, электричеством, двумя лифтами.
При перемещении столь сложного по конструкции архитектурного сооружения необходимо было учесть его почтенный возраст, фундамент из белого, непрочного камня, подвал, где хранился архив, бальный зал на первом этаже, не имевший внутренних опор. Но… «мы не привыкли отступать», и в сентябре 1939 года дворец весом 20 тысяч тонн подвинули за 41 минуту. При этом служащие оставались на своих местах. А москвичи дивились и долго вспоминали, как переезжал дворец.
Среди упомянутых в Генплане 1935 года новых девяти мостов, Большой Краснохолмский мост по расчетам «задевал» довольно большой кирпичный дом по Садовнической ул., 77. Эта выстроенная на совесть кирпичная пятиэтажка напоминала букву «Г» и своей «длинной ножкой» мешала разлету будущего моста. Но в доме проживало до 600 человек, и расселить их было сложнее, чем передвинуть «ножку» на 58 м вглубь двора. Как это стало возможным?
На новом месте выстроили соответствующий фундамент. Предварительно вынув старое основание дома, подвели под него металлическую раму, припаянную к металлическим балкам, под которыми были укреплены 1200 стальных катков. Они и перевезли «ножку» практически бесшумно, а сами остались в новом фундаменте, замурованные навечно. Инженеры рассчитали, а строители постарались, чтобы ни электрические, ни газовые и прочие жизненно важные коммуникации не пострадали, продолжая исправно функционировать при перемещении этой части жилого дома. Во всяком случае, так написала газета «Правда» от 11 июня 1937 года.
«Движение здания будет почти незаметным для зрителей. Только по огням светофора можно будет судить, движется дом или стоит на месте. Зеленый свет будет означать движение, красный — остановку. В доме установлены специальные приборы, по которым можно будет определить, дает ли здание осадку, каково напряжение балок и т. д.», — говорилось в статье.
Фото газеты «Правда» от 11 июня 1937 года
Символично, что огни светофора помогали дому не сбить дыхания при движении, не сойти с пути. А мы-то думаем, что светофоры лишь для пешеходов и машин придуманы.
Дома Москвы, особо отмеченные городом по неведомым нам причинам, имеют свою привилегию — переезжать, уступать место другим объектам и продолжать жить в новых предлагаемых обстоятельствах. Они и нас учат этому, а не только инженерно-строительную историю о себе сообщают. И, если кто-либо задирается не в меру, мол, что уж такого необычного в вашей Москве? — Ответишь как бы, между прочим: «А у нас дома переезжают…».