Дзен
Телеграм
В маленьком кабинете выстроились снаряды, как на парад — от крупных «градин» до мелкокалиберки. В кресле сидит невыспавшийся молодой мужик в черном свитере, совершенно непохожий на чиновника — и тем не менее он глава здешней поселковой администрации. Правда, поселок-то специфический: это Александровка, «серая зона» Донецкой Народной Республики. Иногда ее еще называют «красной зоной», потому что крови здесь льется много. Читайте обо всем этом в репортаже «Ридуса».
— До войны нас связывало с внешним миром шесть дорог, — говорит этот невыспавшийся и простуженный человек Константин Викторович Чалый. — Сейчас осталась одна, ведущая к Донецку. Дорога жизни. По ней ездит общественный транспорт, люди добираются на работу, в магазины, в больницы. Остальные трассы перекрыты, поля либо заминированы, либо под боевыми действиями, поэтому сельхозугодий у нас нет. И вот эта дорога на Петровку, по которой люди хоть как-то могут выбраться в безопасное место.
Война поменяла здесь всю жизнь. Из Александровки уехали множество людей, остались в основном те, кому некуда было уезжать. В 2014—2015 годах народ бежал кто куда. Поселок горел. Дети кричали, взрослые плакали, вспоминает Чалый. Большинство из тех, кто покинул Александровку, переехали в Донецк, где все-таки было спокойнее. Еще кто-то на Украину, кто-то в Россию.
— Я тут с самого начала, но я вообще-то воевал. Тут я случайный человек, — говорит Константин Викторович, под «тут», видимо, имея в виду крохотный выстуженный домик поселковой администрации и небольшой кабинет, большую часть которого занимает письменный стол. — Я воевал в 2014—2015 годах, был в составе Петровской комендатуры, потом мы перешли в подразделение «Восток». И вот теперь здесь. Хотя, конечно, с самого начала нам приходилось заниматься жизнеобеспечением.
Власть разбежалась. Был тут такой Березан Анатолий Павлович — он сразу сбежал на юг. Все уехали, одни девчата остались. А людям куда деваться? И вот мы инициативной группой сначала были. Нас было двенадцать человек. Пятерых убило, осталось семеро.
Я уточняю: если инициативная группа занималась относительно мирными делами, то откуда такие потери?
— Да, совершенно мирными, особенно вначале, — подтверждает Константин Викторович. — У нас перебили провода, например, поселок был обесточен. И вот есть у нас такой Леонтьич, наш герой, во главе ремонтной бригады, и еще один человек, Черкас Владимир Викторович — возглавлял коммунальное предприятие «Водолей-люкс». И на базе этого «Водолея» собрали группу из местных, плюс я из города приехал — и мы провода чинили, людей вывозили, пожары тушили, первую медицинскую помощь оказывали. Власти не было никакой, хаос… И все равно в инициативной группе люди гибли. Кто-то попал под обстрел, кто-то пошел воевать и сложил голову, кого-то достал снайпер. Война.
С Леонтьичем мне только предстоит познакомиться; он окажется семидесятишестилетним совершенно седым дядькой, местным героем-подвижником, ремонтирующим электрику всей Александровке, разъезжающим по ней на мопеде с чемоданчиком инструментов. Под один обстрел он попал сам, другой оставил его без младшего сына, невестки и внука.
В марте 2015 года Александровку присоединили к городу Донецку, и в июне Константина Викторовича назначили главой поселковой администрации.
— Вообще случайно. — Мне кажется, что ему даже как-то неловко. — Мне не хотелось сюда идти, ребята уговаривали: «Давай, давай, лишь бы укропы сюда не пришли, лишь бы прежние не вернулись». Тут же старая власть уже подтянулась к тому времени. Их народ вообще не принял. Было собрание — их чуть не разорвали.
С тех пор Чалый восьмой год глава нищего прифронтового поселка, который регулярно обстреливают. Если говорить о стрелковом оружии, то обстреливают каждый день. Если о чем-то более тяжелом — по-разному.
— Сейчас относительно нечасто летит, но бывает. Хаотичный, беспокоящий, непредсказуемый огонь. Хаотичный — потому что страдает в основном западная часть поселка, которая упирается в Марьинку, подконтрольную Украине, и южная. В прошлом году ВСУ официально зашли в Александровку. С южной стороны нас от них отделяет только озеро. Двести-триста метров — и уже их видно. По ним не стреляют, а они ведут снайперский огонь, стреляют из автоматов…
До 2021 года стреляли только с запада, где находится Марьинка, а с тех пор, как ВСУ заняли «серую зону» к югу от поселка, — с двух сторон. Небезопасной стала и южная часть поселка. Легендарное прошлогоднее «разрешение на ответку» — постановления глав Луганской и Донецкой народных республик о том, что народные милиционеры могут открывать огонь, когда по ним стреляют, — действует не всегда и не везде.
— Мы ответку не слышим, — с легкой досадой говорит Чалый. — Они зашли и очень хорошо себя там чувствуют. И гимн Украины крутят каждое утро, и обстрелы часто бывают.
Здесь в конце января снайпер ранил мужчину, Леонида Ивановича Овчаренко. Немолодой мужчина получил тяжелое ранение в бедро и едва не истек кровью. Ему повезло, что вовремя подоспели соседи. Чалый утверждает, что снайпер стрелял с западной стороны и находился в 500—700 метрах от живой мишени.
— Пятьдесят пять лет мужику, чистил снег. Как раз он хоронил сына своего, хлопец был военный. На следующий день после похорон утром вышел снег подчистить и получил пулю в ногу. Она еще и неудачно зашла, крупный сосуд перебила, у него была сложная операция, сосудистого хирурга привлекали. Сейчас в больнице — надолго заехал, — говорит Чалый.
Забегая вперед: созвониться с Леонидом Ивановичем мне удалось. А вот попасть к нему в больницу — нет: ковидные ограничения. Говорить раненый тоже не захотел. Объяснил, что боится: если будет активно давать интервью, то в следующий раз выцеливший его снайпер пошлет ему пулю не в ногу, а в голову.
Чалый, кажется, помнит каждого из своих попавших в беду подопечных — да, именно как к подопечным он относится к жителям вверенного ему поселка. Рассказывает, что в конце декабря был тяжело ранен из АГС Петр Викторович Озолин, и просит свести его с гуманитарщиками: пожилому человеку после того, как осколок разорвал ему кишки, нужен мягкий матрас — больно и тяжело спать на жестком.
— В основном, конечно, снайперский огонь ведется. У нас за последние две недели снайпера пять человек обстреляли, жителей по краям. Слава Богу, никто, кроме этого Овчаренко, серьезно не пострадал. Одной женщине капюшон пробило, — говорит Константин Викторович.
Мирных жителей в Александровке не только убивают, но и ранят. По словам Чалого, погибли около 20 человек. Раненых — еще больше. «Мы счет не вели сначала», — словно оправдываясь, говорит он.
— У нас первый внезапный обстрел был 15 июля 2014 года. Обстреляли у нас шахту Трудовскую на Петра и Павла, а следующие «грады» — сорок штук, весь пакет — легли как раз в Александровку. Я как раз из города приехал, думал, поспокойнее будет, но смотрю — а слева и справа дома разрушенные. И тут рядом прилетело — аж жаром обдало. Тогда как раз вся семья чуть полностью не погибла. Метров двадцать бы левее — и все.
Константин Викторович с семьей в это время как раз был во дворе дома — лето ведь, жарко. А снаряды прилетели во дворы соседей — спереди, слева и справа, только его дом и не пострадал. Дома горели по всей Александровке. Погибли четыре человека.
— Самое сложное — оказать здесь людям действенную помощь. Людям не хватает жилья, не хватает восстановительных процессов. Потому что мы прифронтовая территория, и здесь ограниченно ремонтируют жилье. Кому-то ремонтируют, кому-то нет. Мне врезалась в память одна жительница с улицы Челюскинцев. Сначала ее снайпер ранил. Куча операций, реабилитация полгода, еле выжила. Потом мина сто двадцатая прилетела в ее дом. Дом разрушило, сама чудом осталась жива, выбежала буквально из-под обломков вместе с мамой. И вот она пришла прямо в тапочках и говорит: «Что мне делать?» Зима, она в халате — и все. И вот куда ее? Дома-то нет. И вот это самое сложное. Потому что у меня нет рычагов и механизмов, чтобы взять и переселить ее в какое-то жилье маневренного фонда. А я же не могу ей об этом сказать. Самое сложное — видеть беду и быть бессильным. Ну, в итоге к соседям ее поселили. В подвал. Слава Богу, большой, сухой. Дом двухэтажный, большой, там несколько семей жили. Я им холодильник привез…
В Александровке сейчас, как и на остальных участках линии боевого соприкосновения, относительно тихо. Практически не ведется обстрел из тяжелого вооружения, но остается стрелковое — настолько привычное, что даже в сводки не всегда попадает. И вот это-то стрелковое жители Александровки слышат до сих пор каждую ночь и каждое утро. Без преувеличений — каждые сутки.
И в свете того, что пока вопрос о признании ЛДНР снова откладывается, совершенно непонятно, когда они перестанут засыпать под эту музыку.