Дзен
Телеграм
На этой неделе Донбасс отметил пятилетие так называемого дебальцевского котла и последующего освобождения города Дебальцево от украинских войск. В республике прошел ряд торжественных мероприятий, которые несколько омрачала та самая цифра — пять лет, учитывая что война в той или иной форме длится до сих пор.
Собкор «Ридуса» побывала на месте событий.
Утром выезжаю на автобусе в Дебальцево, где должен состояться митинг по случаю памятной даты. Также мне нужно встретиться с местной жительницей Викой и забрать у нее портативный аппарат для искусственной вентиляции легких. Когда мама Вики заболела раком, один военный из тех, что брали город, отдал ей свой аппарат. Теперь мама Вики умерла, и аппарат надо вернуть первоначальному владельцу.
По дороге проезжаем Енакиево — малую родину бывшего президента Януковича, и маленький город Углегорск, за который также шли ожесточенные бои.
Центр Углегорска застроен аккуратными двух- и трехэтажными домиками, которые еще называют «трофейными» — по этим проектам строили после войны пленные немцы. Домики выкрашены светло-зеленой краской, почти каждый испещрен следами от пуль и осколков, замазанными цементом и штукатуркой. У домиков будто бы сыпь.
Главная площадь Дебальцево тонет в тумане. В сквере установлена сцена, перед которой выстроилась молодежь с флагами ДНР и городскими флагами. На сцене — глава ДНР Денис Пушилин, председатель Народного совета республики Владимир Бидёвка, министр иностранных дел ЛНР Владислав Дейнего, глава администрации города Дебальцево и другие официальные лица.
Я стою чуть поодаль от основной массы людей рядом с Викой и ее товарищами, железнодорожниками. Люди топчутся, пересмеиваются. Все как на обычном официально-патриотическом мероприятии. Звучит песня Юлии Чичериной «На передовой» в исполнении местной девушки. Люди немного подтягиваются. Чичерина здесь стала народной певицей.
Денис Пушилин говорит о важности помнить подвиг защитников Донбасса 2014—2015 годов, затем награждает военных георгиевскими крестами. Затем выступают остальные, после минута молчания и возложение цветов.
Вокзал конца XIX века по проекту архитектора Цауне не пережил ВОВ и был воссоздан к 175-летию Дебальцево
У главного входа на вокзал
Когда митинг заканчивается, мы идем с Викой к ней на работу. Она работает в швейном цеху ж/д вокзала «Дебальцево». Это основное место занятости жителей, Дебальцево до войны был крупнейшим железнодорожным узлом Донбасса.
Минуем нарядный вокзал конца XIX века постройки. По дороге Вика ворчит:
— Вот, боролись, боролись… За что боролись, на то и напоролись. Народ уезжает — кто в Россию, а кто и на Украину. ДК? Не работает у нас ДК. И кино нету. Сейчас вот угля нет в городе, какое кино… Зарплату задерживают…
Швейный цех, где делают форму для работников железной дороги
— Вы-то не собираетесь уехать? — спрашиваю я Вику. Тон собеседницы меняется.
— Сейчас — уже нет. В молодости постоянно об этом думала — ну что такое, надо ехать из этого забытого Богом городка… А после войны, как ни странно, я к своему городу прикипела. Слишком многое с ним связано, наверное…
— Вы всю войну здесь пережили?
— Я первую дочку родила летом 14-го. 26 июля, как помню, нас начали утюжить, 28-го я уехала в роддом, 10-го родила, 13-го выписалась с ребенком уже в подвал. Весь август шли бои и обстрелы, в один день, когда особенно страшно было, мы прибежали из своего дома в подвал под вокзалом. Молоко у меня, конечно, перегорело, я сливала из батарей горячую воду и поила дочку. Сутки она у меня пила эту воду из батареи. Где-то в конце августа в город прочно вошла украинская армия и «правосеки»*.
— Как жили под украинцами?
— Как-то жили… Я вышла на работу, продавцом в магазин. Украинцы у нас стояли двух типов — «правосеки»*, которые держали Крест (перекрестье дорог, самое высокое место округи. — прим. «Ридус»), и ВСУ. Первым было лучше не попадаться — они и грабили, и людей гражданских таскали на яму — мешок на голову, и вперед.
Вэсэушники же были вообще дети. Им сказали: везем на учения под Чернигов. Напоили чаем, посадили в машины, а очнулись они уже в Дебальцево. Они вели себя очень прилично, осенью даже помогали бабушкам огороды под зиму перекапывать. Они потом и погибали в основном. У нас есть поселок Коммуна, там улица… После так называемого выхода ВСУ она была красная от крови. Соседи сказали, там выходили украинские БТР, БМП, пацаны эти бежали, цеплялись, пытались запрыгнуть, а их скидывали под колеса.
Боевая техника как напоминание о событиях 2015 года
На следующий день, вернувшись из Дебальцево, встречаюсь с бывшим военным, в то время — старшим лейтенантом армии ДНР, позывной Скат.
С Викой они познакомились в Дебальцево после освобождения города, когда женщина работала на складе гуманитарной помощи, а Скат со своими охранял гуманитарку от посягательств.
Скату после проникающего ранения легкого показан тот самый аппарат ИВЛ; когда у Вики заболела мама, он его ей отдал, в порядке дружеской взаимопомощи. Скат дополняет рассказ Вики:
— Если бы украинский офицерский корпус — от старлея и выше — не бросил своих в Дебальцево, мы бы туда долбились, наверное, до сих пор. Ведь они за осень 14-го построили там настоящий укрепрайон, мы это все наблюдали в бинокли — работали и экскаваторы, и взрывотехники, зарылись они в землю так, что никаким имевшимся у нас вооружением их было бы при грамотной обороне не взять.
Но там за дни до нашего наступления вышел офицерский состав, а потом выходил и сержантский. И рядовые попали реально в мясорубку. А еще там были реально дети. Мы зачастую брали в плен ребят лет шестнадцати — как они попали в ВСУ, я ума не приложу. Никаких законов на то нет. Рассказывали они что-то о шантаже, но чего в плену не расскажешь, — продолжает военный.— Единственными грамотными воинами там были головорезы из «Азова» — они и наших парней таскали с блокпостов, и своих кошмарили: мы потом в ставкé (пруд. — прим. «Ридус») около их позиции нашли много тел, и гражданских, и в форме без шевронов и даже без «смертников» (личных жетонов — прим. «Ридус»), — говорит Скат. — Среди взятого оружия особенно поразили пистолеты «Глок», упакованные в Библии — видимо, помощь националистам от каких-то западных сектантов.
Вика накануне рассказывала, что «правосеки»* — или, что вернее, батальон «Азов» — для острастки временами стреляли по позициям ВСУ.
На вопрос, как мирные пережили наступательную операцию военных ДНР, она ответила сухо:
— Сидели по подвалам опять. Потом вышли — город разбит, где нога валяется, где рука.
— А дальше? — спрашиваю я.
— Военные ДНР сразу принялись нас кормить. Полевая кухня работала, гуманитарку раздавали. Вскоре и я пошла работать на склад гуманитарки — магазинчик-то разбило, где я до этого стояла. А потом познакомилась со вторым мужем, он военный, доброволец из России. В 16-м родилась у меня вторая дочь. Муж иногда принимается мечтать, как мы поедем все вместе на его родину, в Сибирь, но я пока не хочу отсюда.
— Часть местных после освобождения была на нас, признаться, зла, — продолжает историю Скат. — Особенно женщины. Там же украинцы стояли полгода почти, много было женщин с пузами уже. Они на нас — вы лишили нас мужей!
Но мы постарались, как это, реабилитироваться. Кухня, палатки для обогрева. Завезли в город продукты, а все оставшееся спиртное — вывезли. Я лично со своими хлопцами следил, чтобы не было мародерства. С так называемыми казаками по этому поводу были зарубы. Бывало, они взорвут дверь гаража, типа бесхозного, выгонят машину, мы их ловим, автомобиль отбираем, загоняем обратно в гараж и заваливаем-завариваем, чтобы никто больше не покусился, — рассказывает военный.
Что представляло собой Дебальцево после котла, лучше всего наглядно показывает документальная короткометражка военкора Дмитрия Стешина.
Сейчас же Дебальцево не производит впечатления города, «разбитого войной», вокзал — краса и гордость, отремонтирован и выглядит лучше, чем его собратья на просторах России материковой.
Разве что разлитая в воздухе тоска и безысходность — с Украиной порвали, Россия, как и прежде, — далеко, словно своего рода ПТСР, накрывает его туманом.
В маленькой кафешке, где я ем перед поездом, подавальщица говорит без церемоний: «Ты — корреспондент? Тогда напиши как есть: нам обещали город-сад, а получился город-жопа…»
Когда я курю на перроне, откуда по восстановленным путям теперь отправляются поезда в Луганск, Иловайск, Ясиноватую, а раньше — по всей территории бывшего СССР, ко мне подходят два хлопца в камуфляже и требуют выбросить сигарету. Я и не думаю спорить, но они в качестве аргумента сообщают мне: «А вы знаете, как в России? За курение — сразу штраф!»
Очень, короче, хочется — если не в Советский Союз, то в Россию.
Даже если там штраф.
Кажется, главное для России по Донбассу — не повторить преступление Украины, не бросить своих под колеса. Пусть даже они будут красиво называться «колесами истории».
___________________________________________________
* члены запрещенной в России экстремистской организации «Правый сектор»