На Украину я съездила в 2017 году. Посоветовал друг, влюбленный в Киев и в украинскую культуру. Мне нравился язык и песни «Океана Эльзы». И ещё я чувствовала такой журналистский зуд: сейчас я своими глазами увижу, как там русских притесняют, и всем расскажу.

Ехала одна. Очень боялась, что не смогу там общаться с людьми, элементарно спросить дорогу, заказать что-то в кафе. Вдруг люди будут делать вид, что не понимают русского, а украинский не пойму уже я. Поэтому решила экстренно выучить украинский. Послушала несколько обучающих подкастов. Помню оттуда слова «Прывит», «Як справы?» («Как дела?»), неожиданное «чоловик» (мужчина) и ласковое «жинка» — женщина.

Но это мне не помогло, и в первый же день в киевском кафе я начала ломиться в дверь с надписью «Туалет для чоловикив», потому что человек я или где?!

Граница

Ехала на поезде. Границу проезжали ночью. В основном в вагоне были пожилые женщины — ехали к родственникам или возвращались от родных из России. У бабушек, и русских, и украинских, пограничники проверяли только паспорт. Меня досматривали чуть строже: спросили цель визита, заставили выложить все вещи из рюкзака, проверили бронь отеля — я знала, что ее нужно распечатать. Общались достаточно сурово, но мне казалось, суровость эта была, скорее, напускная. Реальной угрозы я не чувствовала. В целом проверка прошла быстро.

Киев

В Киеве говорят и на русском, и на украинском. Если ты спрашиваешь дорогу на русском, скорее всего, тебе и ответят на русском. Или на суржике — смеси русского и украинского. Иногда я вслух переводила для себя же самой, но, наверно, звучало, как будто я поправляю собеседника. 🤦

— Не подскажете, где здесь аптека?

— Вот прямо до угла дойдете, дальше запытаете.

— Спросите.

— Возьмите вот этот тариф, две гривны хвилина.

— Минута.

Удивило, что очень много людей свободно говорят на английском, по ощущениям, даже больше, чем в Москве. Даже бабушки в лавке Киево-Печерской лавры шпарят на трёх языках, в зависимости от того, на каком им задают вопрос. Помню, меня как гуманитария это восхитило.

В целом люди в Киеве более разговорчивые. Наверно, как наши южане.

В хостеле я одна была из России. Другие жильцы — из Ужгорода, Харькова и других украинских городов. Ко мне относились доброжелательно и с любопытством. В первый мой вечер в Киеве на кухне за столом собралась компания молодежи. Всем было интересно, пойму ли я украинские фразы. В итоге мы проболтали до двух ночи, то ржали как кони, то грустили, вспоминая рассказы бабушек и дедушек про войну.

Пожалуй, за всю поездку со мной произошел только один неприятный момент. В хостеле я забронировала общий номер. Почему-то я думала, что общий — значит женский, просто на несколько человек. Так как был не сезон — апрель, жильцов было мало, и я две ночи спала одна.

На третье утро в номер зашли два огромных и шумных львовянина. Они не поздоровались, сразу стали греметь чемоданами, громко разговаривать и застилать постели. Один из них что-то сказал мне, но этот украинский я не понимала вообще. Он повторил, я снова не поняла, и потом он возмутился на чистом русском: «Что мы, по-китайски, что ли, разговариваем?»

Я пошла к администратору и попросила переселить меня в другой номер. Мужчинам сказала, что так всем будет удобнее. Мне показалось, что они немного обиделись: «Мы что, вас напугали, что ли?»

Львов

Во Львове началось какое-то волшебство. Там практически не говорят на русском. Было ощущение, что я оказалась в другой стране. Вроде бы со мной разговаривали на том же украинском, что и в Киеве. Но я не понимала ничего. Не слышала, где кончается одно слово и начинается другое. Меня тоже мало кто понимал. При этом люди внимательно слушали, переспрашивали, искренне пытались помочь.

Уже потом я узнала, что во Львове украинский смешался с польским. Насчёт смешивания не уверена, но что фонетически там немного другой язык — подтверждаю.

Я с интересом разглядывала лица людей. И во Львове, и в Киеве много красивых девушек, при этом тип внешности совершенно разный. Киевлянок я запомнила как ярких и весёлых. Львовянок — как более скромных, темноволосых, светлокожих и ясноглазых. Между мужчинами из двух городов разницы почему-то не заметила.

Трудности перевода

Первый день я гуляла по городу и удивлялась, насколько он не похож на Киев. Во второй день поехала на экскурсию в Карпаты. Гид снова говорила только на украинском. Я спросила перевод какого-то слова у своего соседа — черноволосого парня лет 30. Тот традиционно удивился тому, что я из России, и охотно мне все перевел.

Впереди нас сидели его жена и друг семьи из Германии. Так и ехали: жена переводила экскурсию немцу на английский, муж — мне на русский. Я уже начала понимать язык, но прервать переводчика как-то не решалась.

Напротив ехали двое итальянцев. Один был очень похож на русского. Другой — на стереотипного итальянца: в шарфе, пальто и, что меня особенно впечатлило, в бархатных перчатках. Переводчик нашелся и у них — молодой инженер из Херсона Ваня.

Глядя на это безобразие, одна из пассажирок, которой переводчика не досталось, начала возмущаться, что экскурсия проходит на украинском. «Ничего не могу понять», — жаловалась она, чуть растягивая слова. Женщина оказалась латышкой, по-русски говорила свободно, немного с акцентом. Но, видимо, украинский давался ей с трудом. Гид в ответ просто пообещала говорить медленней.

Уже в поезде «Львов-Москва» я схлестнулась с проводницей. Она мне из-за чего-то нагрубила, отказалась выдать одеяло и неожиданно поинтересовалась:

— А вы гражданка какой страны?

Я по-прежнему боялась, что меня будут дискриминировать по национальному признаку, поэтому, едва сдерживая возмущение, прошипела:

— А вы что, только украинским гражданам одеяла выдаёте?!

— Мне вообще без разницы, мне надо в документах отметить, — неожиданно спокойно сообщила проводница и принесла одеяло.

В общем, никакого национализма на Украине я не нашла. Нашла таких же людей, как у нас: добрых и грубых, красивых и отзывчивых. Увидела плохие дороги и множество красивых церквей, роскошный вид на Днепр и богатейшую культуру, гордость за свою страну и общую с нашей историческую память.

Есть такой прием — расчеловечивание (дегуманизация) врага. Ведь гораздо проще бороться с нацистами и бандеровцами, чем с людьми, до боли похожими на нас, с людьми, говорящими на родственном нашему языке. С народом, роднее которого у нас, пожалуй, нет никого на планете.