«Франкофония» (Francofonia)

Франция — Германия — Нидерланды, реж. Александр Сокуров, в ролях: Луис-До де Ленскесаинг, Беньямин Утцерат, Венсан Немет, Джоанна Кортальс Альтс, Александр Сокуров.

Завершая очередной фильм, Александр Сокуров сидит дома, отвечает на телефонные звонки, пытается связаться со знакомым капитаном попавшего в шторм сухогруза и размышляет о судьбах ХХ века. Особенно его печалит тот факт, что в ходе Второй мировой войны Франция так легко сдалась оккупировавшей ее фашисткой Германии, видя в ней не агрессора, а вековую сестру-союзницу; враг у них был один, общий — большевистская Россия.

Трейлер фильма «Франкофония»

Фон, на котором идут вступительные титры, поделен на две полосы, черную и белую, — словно намёком, что к каждому мнению всегда можно относиться двояко: можно голосовать «за», можно высказаться «против». И хотя дальше Сокуров говорит, казалось бы, очевидные вещи, трактовать их тоже можно по-разному.

Вглядываясь в лица, из глубины веков смотрящие на нас с золотых рам Лувра, он восторгается ими («Французы — порода Европы») и признается, что вот такой народ хотел бы сегодня видеть. Вспоминая музейную лихорадку Старого света, делает одним из героев самого Наполеона (тот подводит камеру к своему портрету), превратившего Лувр в национальный музей. «Я воевал ради искусства!» — заявляет тиран, но оправдывает ли его такая «задача»? Таким же призраком бродит по величественным галереям сама Марианна, пленительное лицо Франции, неизменно предрекая одно и то же: «Свобода, равенство, братство». Но какова цена этой свободы — и что ж за равенство с фашизмом?..

Кадр из фильма «Франкофония»

Франция купила тот мир, руками правительства Виши заключив сделку с Гитлером. Осмотрев опустевший Париж, фюрер остался видимо доволен, прекрасный город избежал бомбардировок. Киношники продолжили снимать кино, и даже Лувр не перестал устраивать выставки, хотя вся основная коллекция и была уже перепрятана во дворцах столичных предместий, а в залах оставалась только классическая средневековая скульптура.

«Что Лувр, когда Франция проиграла войну?» — восклицает рассказчик, и сам себе отвечает: а ничего, как стоял, так и стоит. Высокообразованные фашисты оказались прекрасно осведомлены о его непреходящей ценности. Не имеющими художественного значения тогда были признаны разве что памятники Восточной Европы — которая и оборонялась не в пример французам. «В России бились за каждую деревню, за каждый город», — напоминает режиссер, включая под пионерскую песенку страшную хронику ленинградской блокады и вновь напоминая, что в залах Эрмитажа в то время была обустроена мастерская по изготовлению гробов. «Как хочется всё это забыть», — вздыхает он, при этом всем свои фильмом недвусмысленно говоря: как бы ни хотелось, забывать о прошедшем ни в коем случае нельзя.

Кадр из фильма «Франкофония»

«Франкофония» — картина необычная. Не ждите от нее стандартного повествования, некоего попадающего под привычные рамки сюжета; это иная форма кинематографа. Здесь достаточно хроники, против которой не поспоришь; немало кадров из лент той эпохи (фраза «Закрыть газ!» читается нынче куда актуальнее прежнего). После слов «А если представить, как это было…» начинается реконструкция былых событий с нарочитыми «царапинами» на пленке. Автор рассматривает домашний архив немецкого дворянина, почти подружившегося с республиканцем-французом, рассказывает своим героям об их будущем и не устает спрашивать: «Почему искусство не хочет обучать нас предвидеть?..»

Если «Русский ковчег» — другой «музейный» фильм Сокурова — был не столько экскурсией по Эрмитажу, сколько путешествием в историю России, то новая работа — как будто бы кружение хаотичных мыслей вокруг одной неоспоримой идеи, отправной точки в виде Лувра, выстоявшего в самые смутные времена на радость и к пользе будущих поколений. «Может быть, этот музей стоит дороже всей Франции. Кому нужна Франция без Лувра?..» — вещает Сокуров, и уже хочется с ним радостно согласиться, как он продолжает: «…Ну, или Россия без Эрмитажа», — и тут, наверное, все-таки найдутся доводы возразить.

Кадр из фильма «Франкофония»

Здесь много размышлений вслух — и поначалу они отдают несусветной фальшью. «Что он так смотрит?.. — спрашивает автор, демонстрируя нам фотографию Льва Толстого. — Как будто знает, что нас ожидает». Но Толстой, как и также показанный нам Чехов, уснул вечным сном (фотографии «заснувших»), что дает повод для пышной фразы: «Двадцатый век начался с того, что отцы уснули», — портреты классиков сменяются групповыми фото народа. А что народ? Он как стихия морская, «нет ни смысла, ни совести», — или Сокуров вслед за Чеховым имел в виду нечто другое?.. «У народа океан вокруг, у человека — океан внутри», — поди расшифруй, что это значит.

Но даже известные натяжки, вероятно, нужны ему для чего-то большего — быть может, для того, чтобы зритель прорвался к некоему откровению даже через первичное неприятие фильма. «Вам еще не надоело меня слушать?» — лукаво интересуется режиссер, предвидя, вероятно, отрицательный ответ всего зала. Пролетая над крышами Парижа, он, возможно, всего лишь хочет сказать, что мы часто не задумываемся о подлинной ценности тех или иных вещей, кажущихся нам частичкой обыденного. Или то, что «темная» Россия и сейчас общий враг просвещенной Европы? Дорого ли стоит мир? Не дороже ли газа?.. Или же послание фильма в другом — сохраняйте музеи, пытающиеся любой ценой выжить посреди ураганного шторма?..

Трактовок сказанного может быть много, поводов для размышлений Александр Николаевич дал своим фильмом предостаточно.

Кадр из фильма «Франкофония»