Дзен
Телеграм
Когда британский режиссёр Питер Гринуэй раз за разом заявляет, что кино в его привычном виде уже умерло, слушаешь это с некоторым сомнением: как же, как же. При всей аргументации слова мэтра кажутся лишь словами – сказанными намеренно громко, чтобы произвести впечатление. Но оказавшись в эти дни в «Манеже», вы поймёте, что конкретно он имеет в виду.
В корне неверно называть новую работу Гринуэя и его супруги, театрального режиссёра Саскии Боддеке, «выставкой». Но и слово «инсталляция» обозначит не всё. Куда вернее воспринимать «Золотой век русского авангарда» как новый фильм мастера – снятый в соответствии с его представлениями о том, в каком направлении будет развиваться киноискусство. Это «мультиэкранное кино», интерактивное, «единое атмосферное произведение». Сказать проще – это кино будущего.
Вход в чёрный зал предваряет предисловие. Спеша увидеть ЭТО, его можно пропустить – но потом обязательно следует к нему вернуться.
«Мы хотели современными средствами воссоздать тот импульс, который искусство русского авангарда подарило западному миру, дав ему возможность войти в, вероятно, самый богатый и грандиозный для искусства ХХ век – самый великий век из всех возможных».Таковы, опять же, слова. Что же за ними?
Белейший обычно «Манеж» сплошь укрыт чёрным. В огромном пространстве – восемнадцать больших экранов. По три - справа и слева. Посередине – прямоугольник из четырёх экранов. Позади него и спереди – экраны, стоящие ромбом. Постаментом для них служат три чёрных квадрата. «Чёрный квадрат» - это образ, который затмевает здесь все остальные. По периметру расставлены кубы, на которых можно сидеть, - даже там чёрный квадрат. В одном углу стоят два огнетушителя (дань пожарной безопасности), при входе – четыре компьютера (часть задуманного?). Но это ещё – только описание «кинозала».
Сам фильм идёт где-то 26 минут, но смотреть его можно бесконечно (в рамках музейного расписания), показ закольцован. Нет традиционного начала сеанса и его финала. Можно войти в зал в любой момент – и в любой момент выйти. Но лучше задержаться подольше: фильмом следует наслаждаться из разных точек. Он не приемлет неподвижного сидения. Он подразумевает движение. Хотя в центре и имеется помост с подушками – и некоторые смотрят лёжа, становясь таким образом не только зрителями, но и «экспонатами». Полежать, конечно, можно, но потом перейти к другому экрану – обязательно. Тем более что сперва восхищённо ахаешь от формы – и лишь потом проникаешься содержанием.
«Золотой век русского авангарда»: трейлер
Перед нами – мужчины в костюмах, женщины в платьях. Двенадцать героев: Кандинский, Малевич, Родченко, Татлин, Филонов, Эйзенштейн, Мейерхольд, Маяковский, Лиля Брик, Вера Ермолаева, Любовь Попова, Эль Лисицкий. В ролях – молодые российские актёры: Павел Попов, Антон Шурцов, Олег Филипчик, Алиса Дмитриева, Анастасия Клюева, Анна Шепелева, Александр Пацевич, Олег Дуленин, Всеволод Яшкин, Максим Виноградов, Григорий Багров. Только Кандинского, долго жившего за рубежом, играет иностранец, Хендрик Аертс.
Сюжет условен. Точка отсчёта - Лиля Брик вспоминает свою первую встречу с Маяковским. Едва ли не единственное действие – все напевают: «Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай», - но при этом почему-то водят не хоровод, а играют в ручеёк (специально – или Гринуэй не чувствует разницу?..) Самый яркий образ: художница падает в белое молоко (или в краску?). Всё прочее - цитаты, манифесты, исповеди, высказывания.
- «Наше творчество должно служить всему народу и всему новому обществу!»- «Наше искусство – это веление нашего сердца».
- «Слово «Искусство» должно быть вычеркнуто из повседневной жизни».
- «Задача в том, чтобы вознести всех, а не сбить с ног».
- «Театр принадлежит нам всем».
- «Искусство – это не зеркало, отражающее реальность, а молот, её формирующий».
- «Господь был концептуалистом, почему же нам нельзя?..»
«Уверуйте в то, что ново», - как мантру повторяет Малевич. «Ты шарлатан, Малевич!» - смеётся на французском Кандинский. «Художник обязан быть глашатаем перемен, - провозглашает Лисицкий. - Высоколобому любованию уже нет места. Мы должны экспериментировать и раздвигать границы восприятия». «Мы должны расчистить дорогу для новой российской жизни», - убеждает Родченко, добавляя: «Но мы должны быть искренними. В полном объёме». «Мне нужны люди, а не марионетки», - словно просит Мейерхольд. «Я современнее современности, для меня это вредно», - улыбается Маяковский. «Маяковский, вы безнадёжный романтик!..»
Фразы повторяются, варьируются, смешиваются, один экран подхватывает реплику другого. Многоголосие, полифония – но ничего не путается, ничего не пропадает. Герои могут говорить одновременно – и ты сам выбираешь, кого из них тебе в данный момент слушать. Но когда надо – на весь зал транслируется одна мысль, ставится выразительное ударение.
Параллельно с боковых экранов звучат имена, даты, подробности: Нико Пиросмани, Марк Шагал, Владимир Лебедев, Варвара Степанова, Наталья Гончарова, Ксения Богуславская, Дзига Вертов, Александр Довженко, Всеволод Пудовкин, Лев Кулешов, Григорий Александров, Евгений Вахтангов, Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, Алексей Ремизов, Евгений Замятин, Осип Брик, Владимир Стенберг, Роберт Фальк, Николай Суетин, Константин Мельников, Владимир Шухов… Всего более ста имён – и в приложении к ним картины, фотографии, кадры, компьютерные фигуры… Пара часов в этом пространстве заменит самую увлекательную лекцию: история авангарда здесь буквальным образом оживает.
«Недостаточная сюжетность и экспрессивный монтаж гарантируют моему кинематографу место в пантеоне современных средств выражения», - говорит тем временем Эйзенштейн, к которому у Гринуэя, как известно, особое отношение. А потом ещё: «Я мечтаю о таком обществе, которое полностью возьмёт на себя заботы о художнике, избавив его от тирании начальства и бюджета, дав ему возможность заниматься исключительно творчеством». И сокрушается, что «мир ничего не знает о России» - за границей его перепутали с Эйнштейном, в связи с чем Сергей Михайлович гримасничает, высовывая язык.
«Никогда художник не был значим, как теперь», - соглашаются герои. В целом они приняли революцию, хотя их отношение к советскому строю имеет не только свои «за», но и «против». Как футуристам, супрематистам, авангардистам отнестись к тому, что «всё русское искусство должно быть социалистическим по содержанию и реалистичным по форме»?
- «Новая российская политика выделяет четыре категории неприемлемого искусства. Политическое искусство запрещено. Вторая категория: религиозное искусство запрещено. Третья категория: любое эротическое искусство запрещено. Четвёртая категория: любой формализм в искусстве запрещён, в том числе – абстракция».«Никакой свободы политической мысли», - звучат к этому комментарии. «Слишком холодно в России для эротики». «Держите хер под одеялом».
Групповой портрет – герои смеются. Но вступает задумчивая музыка – а вместе с нею и новая тема: «Искусство под дулом пистолета» или «Ты не замечаешь свободу, пока не потеряешь её». Вера Ермолаева со всех экранов рассказывает сказку про хитрого лиса, в которой безошибочно угадывается Сталин. Возникает трагическая интонация, появляются подвалы охранки, 18-часовой допрос, «следователи применяли силу», «они убили мою жену!..». «Не забывайте: все тираны умирают, а герои воскресают вновь», - утешение справедливое, но слабое: жизнь-то дана одна. «Всякая революция пожирает своих детей, как бы преданы они ей не были», - подводит черту Павел Филонов. Съела революция и их. Герои застыли и смотрят на нас. Их долгие молчаливые взгляды – словно напоминание нам об этом. Ударная точка, финал: всё внезапно белеет, светлеет, потом на зрителей обрушивается темнота... Но через несколько секунд всё начинается заново.
Вот такое кино. Более чем своевременное – о повышении общественного интереса к русскому авангарду свидетельствует и церемония открытия Олимпийских игр, и выход фильма «Шагал – Малевич». И невероятно современное – нет, даже опережающее своё время.
Потому как сегодня это кино возможно только в выставочном пространстве. Пока что. Но теперь мне легко представить, что если не через десять лет, то через двадцать, по миру начнут открываться кинотеатры, предназначенные для показа уже именно таких фильмов. И какой-нибудь Нолан, или Снайдер, или кто-то из ныне совсем молодых будет снимать новых «Бэтменов» или «Трансформеров» не в 3D, не в 4D, не в IMAX – а так. Чтобы можно было смотреть справа, слева, издали, вблизи, а то и вовсе заходя внутрь этого квадрата из экранов…
Интересно, сколько на такие сеансы будут стоить билеты?.. Сейчас заглянуть в будущее стоит 350 рублей – почти сравнимо со стоимостью похода в традиционный кинозал. А ощущений, смысла и восторга – несравнимо больше.
