Дзен
Телеграм
На фоне того авторского кино, которое «не для всех», особенно приятно наблюдать за тем, как режиссёры протягивают руки не к жюри или критикам (о чём был наш предыдущий материал), а к зрителям — веря в то, что и с ними возможен разговор на равных. И в то время как один размышляет «Почему я не Тарковский», другой оставляет только начало вопроса, помещая в центр своего высказывания не отвлечённую философию, а действительно важные именно сегодня проблемы.
«Почему я?» (Румыния — Болгария — Венгрия, реж. Тудор Джурджу) — детективный триллер, в основе которого — результаты реального расследования. Март 2002-го года, Бухарест. Молодой прокурор работает в столице всего полтора года, пишет диссертацию и ведёт дело проворовавшегося депутата. Но вдруг именно ему поручают сверхответственное задание: вывести на чистую воду провинциального судью, берущего взятки и давящего на подследственных. Прижучить судью непросто: приходится погрузиться в сопутствующие материалы, даже несмотря на то, что сам генеральный прокурор требует не тянуть и заканчивать всё в максимально короткие сроки.
«Я могу взлететь или шею сломать», — прекрасно понимает Кристьян Пандуру, вскоре приходя к осознанию ещё одной немаловажной истины: судья, под которого так усиленно копает центр, вовсе не преступник, а жертва. Ошибки он, возможно, и совершал, но целью его была борьба с ещё большим обманом, с хищениями в государственных масштабах. И вот тут герой оказывается перед выбором: продолжать работать на коррупционное начальство — или отстаивать Справедливость.
«Я поднял слишком большую волну», — признаёт он, выбирая для себя вторую, честную дорогу. Не слушая при этом друга, уверяющего, что если «прогнила вся система», то «в одиночку мир не переделаешь». Пандуру продолжает шагать по многочисленным прокурорским, судейским, полицейским лестницам, то поднимаясь по ним вверх, то спускаясь вниз — и продолжая верить, что подлинные враги родной страны всё-таки могут быть наказаны… Но на его похоронах те самые гниды, с которыми он так отчаянно боролся, прочтут красивую речь, вспомнив покойного как отличного и красивого парня.
Финальные титры, тем не менее, сообщают нам, что борьба героя не осталась незамеченной — и в последующие годы в результате новых расследований в Румынии посадили множество коррумпированных чиновников самого высокого уровня. Видимо, это и является ответом на мучающий нашего зрителя вопрос, почему там есть такие фильмы, а у нас таких нет. Потому что где-то взялись за коррупцию на деле, а где-то пока что борются с ней исключительно на словах.
Картина очень сильная, цепляющая, затрагивающая актуальную, болезненную тему. Но веры в то, что её заметит жюри, не было: на «Зеркале» как-то не вошло в традицию награждать режиссёров, умеющих разговаривать на нормальном человеческом языке. Однако результаты этого года порадовали: оставив Гран-При «авторскому-авторскому» «Райскому уголку», прочие свои призы судьи раздали именно что «зрительским картинам». Фильм «Почему я?» в этом раскладе удостоился Специального упоминания, как было дополнительно отмечено — за работу с актёрами.
Награду же за профессиональные достижения — в частности, за сценарий и его оригинальное воплощение — жюри присудило ленте «Суд» (Индия, реж. Чайтанья Тамхане), которая заодно получила и Приз зрительских симпатий. Так бывает нечасто — чтобы совпали мнения матёрых профессионалов и «простой» публики. Но «Суд» завладевает всеобщим вниманием не только потому, что это мощное кино, но и потому, что это ещё один фильм как будто бы совершенно про нас — снятый при этом почему-то не в России, а далеко за её пределами.
Мирный концерт — так в Индии организуют акции протеста — прерывают полицейские: с собой они уводят поэта, только что со сцены призывавшего публику подняться и восстать. Причиной ареста стала гибель молодого рабочего — который, якобы, покончил с собой, излишне внимательно прислушавшись к одной из песен поэта; тому теперь грозит до десяти лет тюрьмы.
Свои первые двенадцать дней задержанный получает, когда судья ещё даже не выслушал сути дела; далее слушания проходят с интервалом минимум в месяц. Торопиться некуда: особенность местной системы такова, что человека могут годами держать в тюрьме даже без предъявления обвинений. И никого не волнует, что ту самую «крамольную» песню никто вроде как даже не слышал и её записи среди улик нет: к делу легко пришить нарушение закона 1876-го года о драматических выступлениях и найденную в доме героя книгу, запрещённую более века назад…
Аналогии настолько очевидны, что их даже нет смысла озвучивать. Когда человека надо «закрыть» — его «закрывают». Повод не обязателен: если нельзя посадить за дело — можно за слова, нельзя за слова — можно за мысли. «Просто киньте его в тюрьму на двадцать лет!», — советует прокурорша, в обычной жизни — вполне себе даже милая женщина. Они вообще все здесь жутко милы — и следователь всегда готов вежливо предложить посетителям чаю…
Такие фильмы должны бы выходить у нас в широкий прокат — хотя бы в знак борьбы с оккупировавшей кинотеатры голливудской продукцией. Как жаль, что судьба честного и актуального кино на наших просторах — исключительно фестивальные показы…
Наверняка многим понравилась бы и комедия «Где-то там» (Германия, реж. Эстер Амурами), и было бы хорошо, если б комедии начали нравиться и членам большого жюри — серьёзным, конечно, людям, но ведь людям же. Тем более что данная лента затрагивает сразу несколько пластов — и в первую очередь она не про то, чтобы посмеяться, а про отношения и взаимопонимание. А это необыкновенно важные вещи, мы часто забываем об этом.
Прекрасной Ноа 33 года, она живёт в Берлине, пока не замужем, но парень есть. Милый такой арийский друг — на последнее, конечно, не следует обращать внимания, если бы не оставшиеся в Израиле родственники. К ним Ноа и приезжает на короткие каникулы: мама, папа, бабушка, брат-солдат, невыносимая сестра, служанка-азиатка. А Йорг вскоре прилетает к ней в гости — познакомиться со всеми. К умирающей в больницу, впрочем, его не пускают: «Последнее, что нужно бабушке, так это немец у её постели».
За комедию тут большей частью отвечает Рахиль; еврейская мама — это всегда смешно, особенно когда дело касается незамужней дочери. Нет бы та выбрала добропорядочного врача — а то не понять какого чужака, да к тому же музыканта!.. Успокаивает лишь то, что у дочки тот ещё характер: «Он скоро всё поймёт и бросит её», — так что просто надо продержаться какое-то время. Но многие шутки сами собой вырастают из ситуаций, нормальных для Израиля, но со стороны выглядящих и правда забавно. Так, в День памяти погибших солдат здесь по сирене останавливаются все машины, из которых все выходят, чтобы застыть в минуте молчания; традиция, иностранцу кажущаяся странной. А смешно ли то, что отец героини построил собственное бетонное бомбоубежище?.. А шутка про Освенцим в адрес немца из уст еврея?.. Позволительно ли такое, не кощунственно ли?..
Автор фильма не забивает себе голову такими условностями просто потому, что она, несомненно, любит всех своих героев — что чувствуется в каждом кадре. А любовь — это, опять же, честность. Когда будешь думать, как бы кого не обидеть, как бы не задеть чьи-то чувства — действительно можешь ничего и никого не задеть. Кино рождается именно благодаря зрительской реакции — которая невозможна в стерильном, с отбеливателем прокипячённом произведении. Да, он немец, она еврейка — но война ведь уж как семьдесят лет закончилась!.. Мудрее всех в этом смысле оказывается бабушка, выжившая в ту страшную пору: если человек хороший, если о тебе заботится, то остальное неважно, — улыбается она в ответ на нелегко давшееся внучке признание.
Понять настолько простые вещи не всегда просто — о чём говорит и тема диссертации, которую пишет героиня: она собирает словарь непереводимых на другие языки слов. Например, «магоне» — чувство тяжести в животе; «стам» — универсальный ответ типа «отвяжись». «Токборни» — буквально: можете меня похоронить, но смысл: хочу умереть раньше тебя, так как не хочу сама тебя хоронить. «Матье» — буквально: брань на улице, смысл: объект проклятия «теряет лицо», будучи ославленным криком на всю улицу. Из русского языка нашлось слово «отстранение» — вот кто бы мог подумать… Но если задуматься, не это ли отстранение характеризует нас в мировом кинематографе?..
В одном из эпизодов фильма лежащая на смертном одре бабушка просит: «Открой дверь, там Чернович». Ноа просьбу выполняет. Нам не показывают, что там за дверью — хотя, естественно, там нет ничего, кроме больничного коридора. Но каким-то совершенно необъяснимым образом вдруг создаётся магическое ощущение, что там — за кадром — и правда можно было увидеть далёкую родную деревню. Для этого ничего, в принципе, не сделано — но степень зрительского вовлечения в происходящее такова, что мы готовы поверить во что угодно. Такова магия кино — и потому не стоит удивляться тому, что для этой комедии нашлось место на фестивале имени Андрея Тарковского. В его картинах за любой дверью точно так же мог открыться мир, невидимый нами доселе.
Подобной магии лишено «Исчезновение Созополя» (Болгария, реж. Костадин Бонев), хотя попытки ввести в повествование её элементы очевидны. Главный герой — Чаво — возвращается в родной город с десятью бутылками водки. Допьёт их — либо покончит с жизнью, либо что-то случится. Лето, но дикий холод; в море плещутся дельфины; мобильник выброшен в ведро. Разумеется, начинаются воспоминания — об отце-художнике, о погибшем брате, о брошенной жене и сбежавшей любимой… Между тем начинается дождь, с неба падают слизни, Созополю грозит самое настоящее затопление. «Думаешь, дождь идёт из-за меня?» — «Такую возможность нельзя исключить».
Здесь есть своя перекличка и с «Зеркалом», и с «Ностальгией», режиссёр не скрывает влияния Ларса фон Триера и признаётся, что включил в саундтрек песню из «Острова» Павла Лунгина (напомню — президента фестиваля). Не вызывает сомнения, что автору, довольно свободно говорящему по-русски, хорошо знакомы и знаменитые строчки Шпаликова:
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Но полностью получившейся назвать картину нельзя. Хотя зрители её смотрели хорошо, с пониманием и вниманием — что лишний раз доказывает: частное может быть общим, личные переживания могут разделить с тобой и другие.
Из общего ряда необыкновенно выделился в этот раз российский участник «зеркального» конкурса. Хотя бы потому, что фильм Евгения Коряковского «Читай, читай» — это не совсем даже как бы и фильм. Во всяком случае, не фильм в привычном понимании этого слова. О нём даже нельзя сказать, игровой он или документальный, авторский или зрительский — он вообще другой, ни на что не похожий, тем и замечательный.
Это кино уникальной задумки. Вот есть молодые артисты — профессии они учились в Ярославле, в Москву приехали за работой и славой. Сперва они представляются, держа в руках табличку со светящимся именем. Потом рассказывают о себе. После чего зачитывают с листа тексты, написанные известными писателями. Те придумали будущее как для самих героев, так и для нашей страны (первое — разное, второе — более-менее одинаковое). Затем актёры высказывают о прочитанном своё мнение. Кто-то из них согласен, что получилось очень похоже и «такой вариант вполне может быть»; другие уверены, что «это всё неправда», «ерунда» и «полное говно».
Сделан каждый портрет просто, но не без изящества, в свободной, раскованной манере. Смотрится — или вернее будет сказать: слушается — очень легко. Потому что увлекает идея. «Читай, читай» — пример того, как Идея замещает собой все прочие достоинства. Которые тоже есть, но они — на втором плане. Этот эксперимент показывает преимущества Текста над Кино; результаты, конечно, можно оспорить — но само наличие этих результатов ценно.
Не достигшие пока зрелости настоящие биографии любопытны разве что искренними эмоциями: всё впереди, человек только в начале пути. Придуманное развитие актёрской жизни веселее: кому-то предрекли любовь с иностранцем, кому-то — два венецианских «Золотых льва»; не побоялись писатели напророчить даже кончину близких — отца, наставника (я сомневаюсь в этичности подобного хода). Но веселее всего, конечно, слушать о будущем России — с учётом того, что картина делалась долго и все тексты были написаны ещё в 2011-м году.
Ярослава Пулинович провидела тогда некие «события» в стране и как-то связанные с этим взрывы в Лондоне; у нас «власть себя отстояла», хотя для многих пришла пора эмиграции. Михаил Дурненков оказался конкретнее: в его «шоу огня» американский дирижабль стрелами сбивают над Красной площадью, русских не пускают в Шенген, а с Китаем случается «вольное объединение народов». Но самый выпуклый прогноз дал Захар Прилепин: «Время обмануло всех», — говорит он из своего будущего, где после распада империи началась гражданская война, все стали питаться грибами и устремились на восточные земли (так массово, что билет на поезд по стоимости сравнялся с квартирой), а главным праздником «мобильное правительство» объявило День модернизации. Писателем поставлен и вопрос: если прав лозунг «Россия святая», то значит ли это, что она утонет первой или последней?..
Жюри не стало гадать и призов российскому участнику конкурса не выделило.
Конкурс девятого фестиваля «Зеркало» убедительно показал, что не стоит воспринимать последователей Тарковского исключительно как «скучных» творцов, интересных только узкому кругу кинолюбителей. Тарковский успел снять разные картины, некоторые из которых вполне попадают под жанровые определения: военный фильм, исторический эпос, фантастика. Тут ведь главное, как расценивать этот «жанр», для каких целей он нужен автору и как используется. Одно дело — пустышка, целью которой является основанный на рекламе мгновенный кассовый успех, совсем другое — лента, сюжет которой увлекает, но при этом заставляет задуматься. А увлечь зрителя «обычным» фильмом сегодня уже не так просто — при всех-то соблазнах, предлагаемых Голливудом. Тем важнее задача, стоящая перед фестивалями: доказать, что кино, построенное не на спецэффектах, а на человеческой истории, ещё существует. Его просто надо находить — и показывать.