К моему удивлению, в этот раз на митинге практически не было оппозиционных активисток. Обычно они первыми разворачивают плакаты так, что их можно заметить издалека. В этот раз всё было по-другому. Девушек вообще было заметно меньше, чем на прошлых акциях, возможно потому, что организаторы не смогли согласовать мероприятие с властями. Тем не менее, я нашел несколько интересных собеседниц.
Эта девушка отказалась представляться. Она пришла сюда, чтобы выразить своё недовольство прошлогодними выборами и поддержать узников 6-го мая. Она считает, что протест никто не сливал, а даже наоборот – некоторые ее друзья впервые вышли на площадь только этой осенью после принятия закона о защите детей от вредоносной информации и лишения Геннадия Гудкова депутатского мандата.
Эту симпатичную блондинку зовут Марина, она учится на журналиста. Так же как и первая девушка, пришла поддержать узников 6-го мая. На фото она пытается дозвониться до своего друга, который состоит в «Солидарности» и когда-то приобщил ее к протестному движению.
Девушка в платке отказалась со мной разговаривать, сказав только, что они с подругой пришли сюда «просто на всё посмотреть». Больше она ничего не сказала, кроме того, что боится грубого разгона акции. Подруга вообще спряталась от камеры.
Эту девушку с счастливым взглядом и замерзшими губами зовут Саша. Она оказалась самой разговорчивой. Пришла на митинг, «потому что не могла не прийти». Саша не состоит ни в одной из существующих партий, хотя симпатизирует «Народному Альянсу». Впрочем, ей не нравится это дробление на множество партий – она считает, что всем надо объединиться. Ей было очень холодно, поэтому она не могла долго стоять на одном месте и продолжать разговор.
Возможно, я смог бы поговорить еще с кем-то, но где-то с 17:00 полиция начала вытеснять людей из сквера, и через полчаса оставшиеся 60-70 человек, прижавшись друг к другу, стояли на тротуаре рядом с Политехническим музеем. Какая-то часть из них решила погреться и переждать давку в книжном магазине «Циолковский». Я зашел с ними и повстречал там наверно главную героиню этого репортажа. Она категорически отказалась фотографироваться, но зато проговорила со мной минут десять, а потом согласилась выпить чашечку кофе в месте поспокойнее.
Оказалось, что ее тоже зовут Мария. Ей двадцать лет, у нее очень красивые светло-русые волосы и карие глаза. Она курит черный Dunhill и носит татуировку «No one here gets alive» на правом запястье. В протестном движении она дольше других встретившихся мне девушек - впервые вышла на площадь 31 декабря 2010 года, вместе с Эдуардом Лимоновым, Борисом Немцовым и их соратниками.
Тогда она решила просто убедиться собственными глазами в том, что туда приходят не единицы, а сотни людей, и что полиция действительно пускает в ход дубинки. Это закончилось тем, что ее, мирно стоящую рядом с журналистами, задержали, и родителям пришлось забирать ее из ОВД «Арбат» за четыре часа до Нового Года. После этого Мария ходила на митинги «Стратегии-31» еще полгода и не раз попадала в автозак. Потом она поступила в институт и вновь пришла на митинг только 5 декабря, чтобы выразить своё недовольство думскими выборами. С тех пор она посещает все крупные акции, но примыкать к какому-либо движению не торопится:
- Да, я недовольна этой властью, недовольна выборами, недовольна тем, что значительная часть умных и талантливых людей стремится уехать за рубеж. Но в то же время я не довольна и оппозицией. Мне не нравится ни Навальный, который заболевает во время Русского Марша, ни Удальцов, который хочет очередного передела, ни Лимонов, возомнивший себя мессией и проповедником. Я не считаю, что у оппозиции должен быть лидер...Впрочем, политика – это вообще неблагородное дело. Сейчас я взяла книгу Мишеля Фуко об обществе, государстве и политике, и не знаю, приду ли я после ее прочтения на следующую акцию...
Мы поговорили еще минут двадцать. Оказалось, что оппозиционность у нее в крови – отец в 1991 отстаивал демократию, а в 1993 защищал Белый дом, о чем, впрочем, позже жалел. Как только она сказала об этом, у нее зазвонил телефон - папа начал волноваться. Тогда, попрощавшись, она ушла.