За окошком несмело входит в свои владения весна, уже отгремело 8 Марта — крайне спорная, на мой взгляд, дата, как и 23 февраля. Зато накануне праздника, 7 марта, возвращаясь с работы, видел множество весьма нетрезвых людей, чего давно не случалось.

Вспомнились лихие весенние приключения родом из 1990-х в любимом Кунцево. Если с Гребным Каналом, дальними карьерами связаны, в основном, летние воспоминания, с Крылатскими холмами, фестивалями — зимние, то с Крылатским мостом и Москвой рекой по другую сторону — в Суворовском и Филевском парках, как раз именно весенние.

Крылатский мост построили в первой половине 1980-х, стало возможным из Кунцево на модном 691 Икарусе доехать через Мневники до Октябрьского поля, через Секстон, который в 1990-е был для нас неимоверно крут.

Все началось с велосипедов. У моего друга Коффа была красная Кама, модернизированная весьма необычным способом: кривой руль был снят и заменён на настоящий руль от, если мне не изменяет память, «Жигулей».

Сколько удивленных и восхищенных взглядов ловил фон Кофф, гордо проезжая по району! У меня был бордовый «Орел» с серебряными крыльями, который я хранил в прихожей дома, чтоб не сперли. Будучи по сей день с техникой на «вы», я с удивлением вспоминаю, как прекрасно в юношестве ладил с великом, меняя подшипники, проводя ТО перед сезоном.

Надо сказать, что велик сохранялся у меня практически в идеальном состоянии с 1987 года до самого взросления, когда был убран на антресоли, а потом, несколько лет назад, вынесен на помойку, так как занимал слишком много места.

Так вот на этих великах мы днями гоняли весной по Кунцево, Крылатскому, находя и исследуя такие места, которые сейчас и вызывают множество воспоминаний. Рассекали и по Гребному Каналу и около Крылатского моста. Пока не заметили, что дверь на его ближней, «кунцевской» опоре, открыта. Мы не были бы родом из 1990-х, если бы оставили это без последствий.

Была набрана штурмовая группа в лице ребят со двора, обладавших великами. Через лестницу, имевшуюся в этой опоре, мы проникли на самый верх — в металлические каркасные конструкции, проходившие под мостом. Там были специальные тропинки, видимо, для ремонтников, по которым мы прошли под мостом над Москвой рекой на дальнюю сторону.

Не исключаю, что боязнь высоты я заработал именно в ходе этого приключения. Удивительной для любознательных ребят особенностью 1990-х была, конечно, всеобщая вседозволенность, которая выражалась, в частности, и в том, что можно было незаметно пролезть на любой объект, подвал, чердак, заброшку. Охрана либо отсутствовала, либо ограничивалась алкашами из параллельных миров. Завидуйте вы, дети повсеместных камер и «облагороженных» дворов!

Был апрель 1996 или 1997 года. Весна была поздняя, стоял еще снег, ну как сейчас за окном. Черный, слежавшийся, с кучами грязи, которые никто не убирал. Машины все были одинаково серого цвета. Мы отмечали большой компанией чей-то День рождения. Возможно, и мой.

У нас было целых два ящика светлого «Очаковского» пива в банках, закупленного в «Рябинке» около станции Рабочий Поселок и пара-тройка бутылок портвейна «Цветочный» производства Очаковского завода.

Портвейн «Цветочный» обладал характерным стойким букетом и мог употребляться только в нищие дни, с закрытыми глазами, зажатым носом и предварительно проведенным молебном.

Москва-река звонко оттаивала под апрельским солнышком. Мы сидели на дальнем, противоположном от Кунцево, берегу. Напротив, по набережной прогуливались мамаши с брезентовыми колясками, старички с «петушках» и бабули, облик которых не меняется.

На нашей стороне не было никого. Река уверенно шла влево, в Москву, в сторону Филевского парка. В связи с поворотом наверх противоположный крутой берег был абсолютно свободен ото льда, на нашем, пологом, берегу, его было еще немало. Ну точь-в-точь как на фотографии.

Абордажная команда с большой палкой, которая нам впоследствии очень пригодилась, отколола большую льдину неправильной формы, длиной метров десять и шириной метра три в самой широкой части. Мы, ликуя, загрузились туда со всем пивом и портвейном, планируя немного подрейфовать вдоль берега. Никакого желания форсировать реку у нас не было!

А у Москвы-реки было. Нас начало сносить течением к середине реки в сторону Филевского парка. Команда ликовала, горланила песни «Монгол Шуудана» и «Гражданской Обороны». 

Назначенные ответственными рулевые с палкой потихонечку вели наш дредноут к противоположному берегу, а основная часть собралась в центра вокруг ящика с пивом, махала всем прохожим, кричала троекратное «Ура!». 

Какой-то дядечка с фотоаппаратом шел за нами вдоль берега, делая снимки. Почувствовав себя в объективе камер, мы возгордились и выяснили, что наши снимки появятся в каком-то журнале а-ля «Рыболов-охотник». 

Все были прелестно до момента, когда мы осознали, что берег Суворовского, а затем Филевского парков, к которому мы приближались, заделан в гранитную набережную высотой более метра, взбираться на которую с тающей льдины было очень непросто.

Тем не менее все прошло как на учениях у морских котиков. Наиболее спортивные запрыгнули первыми, потом бежали за льдиной, помогая выбраться людям более солидным, вроде меня. 

Остатки льдины отправились дальше в путешествие по страшным и неведомым районам юга и юго-востока, где жили неизвестные нам племена зюзинцев, чертановцев и капотян.

Фотографий мы, конечно, никаких никогда не увидели. Я бы очень хотел себе на память такой снимок. Это так по-крапивински, пусть у нас и не ковер-самолет был, а всего лишь исчезавшая на глазах льдина.

Жаль, что нельзя пока образы из головы на фотобумагу переносить. Хотя, посмотрел в голове, может, и к лучшему, что нельзя…