«Мальчик» из «Покаяния»: «Однажды этот фильм прозвучит по-другому»

Кино

Кино

«Мальчик» из «Покаяния»: «Однажды этот фильм прозвучит по-другому»

28 2 815

23 июля 2013 Максим Марков

Дзен

Телеграм

Мераб Нинидзе на съёмках фильма «ЧБ». © Антон Тушин/Ridus.ru

Как мы уже рассказывали на прошлой неделе, снимающийся сейчас фильм «ЧБ» затрагивает острую тему межнациональных отношений, но решает её не в жанре отчаянной драмы, а в авантюрном ключе трагикомедии. Вторую главную роль в картине – наравне с Алексеем Чадовым – играет Мераб Нинидзе, актёр с воистину завидным послужным списком. Уже первая его работа в кино – «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, эпохальное произведение, выписавшее своего рода «приговор» Советскому Союзу. Немецкая лента «Нигде в Африке» с его участием десять лет назад получила иноязычного «Оскара»; «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего – ряд наград Венецианского кинофестиваля; по всему миру в своё время неплохо прошёл «Лунный папа» Бахтияра Худойназарова. Но у нас артиста знают и помнят, похоже, далеко не все – потому как снимается Нинидзе в России очень редко, предпочитая работать в Германии либо в Австрии. Поэтому естественно, что первое, о чём хочется спросить актёра со сложившейся уже европейской репутацией: что привлекло его в этом новом проекте?

- Во-первых, сама история. Я никого не знал - мне просто прислали на электронную почту сценарий, совершенно незнакомые мне люди. И, начав читать, я понял, что это не просто одна из тех историй, что снимаются каждый год в каждой стране на каждом языке. Это что-то особенное. И тематика, и жанр меня задели, честно. И роль сама по себе, по природе своей - она очень необычна, она выводит меня на какие-то новые воды, можно так сказать, в более характерное направление. Я сразу перезвонил и сказал, что мне это очень интересно.

- Так в чём же заключалась эта особенность, отличившая сценарий от прочих?

Мераб Нинидзе. © Антон Тушин/Ridus.ru

- Все истории, по-моему, уже рассказаны за всё время существования кинематографа и литературы, нельзя рассказать что-то новое. Новое может заключаться только в том, как именно рассказывается история, что выходит на первый план, что важно для рассказчика. Выбор этих деталей всё и определяет. Это и есть тот критерий, когда твоя интуиция говорит: это не просто так, там что-то ещё задумано, за этим стоит что-то ещё. Вот этот интерес, я думаю, и привёл меня сюда. Когда я встретился со съёмочной командой в Москве, то понял, что попал в хорошие руки, что они «горят» этим. И это тоже задело меня - потому что энтузиазм и правда очень большой. И это не эйфория, а конкретный энтузиазм, все «горят» этим проектом, все те, кто его задумал.

- Мы уже знаем, что вы играете кавказца, но пока не знаем – ваш кавказец с «плюсом» или с «минусом»?

- Это человеческая история, там есть и плюсы, и минусы. Мы и хотим разобраться, где плюсы, где минусы, и история нам в этом помогает. Здесь есть элементы приключения, элементы драмы, элементы комедии - жанр очень смешанный. И сложно, конечно, проходить через эту грань, чтобы и не переборщить или же не доиграть, - вот ту грань, где это и смешно, и трогает, и ты видишь настоящих людей на экране. Вот в этом наша цель. А так я даже забываю порой, что играю кавказца – и, наверное, так и лучше. Потому что я не играю уже существующее клише, а стараюсь показать своего героя как человека, что-то личное в него добавить, свой опыт какой-то. И то, что он кавказец – это уже имеет второстепенное значение. А злодей у нас вовсе не я и не Лёша Чадов, а Сергей Маковецкий. Он даже шутит, называя своего персонажа «интернациональным злом».

Мераб Нинидзе, Алексей Чадов и Игорь Жижикин на съёмках фильма «ЧБ». © Антон Тушин/Ridus.ru

- Список ваших прошлых ролей создал вокруг вас образ, можно так сказать, интеллектуального актёра, актёра авторского кино. Данный проект - это авторское кино или направленный на широкого зрителя мейнстрим?

- Я думаю, тут есть направление на широкого зрителя. И это меня тоже очень радует, потому что хотелось попробовать себя и в этом плане. Мне говорил один умный режиссер, Сергей Параджанов, что артисту мешает интеллект - надо быть тупым и дураком. Это шутка, конечно, но в этой шутке есть и какая-то правда. Потому что когда ты анализируешь всё вокруг, смотришь на всё - и на себя самого - критическим взглядом, то очень сложно при этом порой оставаться актёром. А насчёт того, насколько я «артхаусный артист», то вот когда я начинал, мои первые фильмы в Грузии все были более-менее «артхаусными» - но на них ходил зритель. Это было другое время. Тогда мы не ощущали себя «артхаусными» или «мейнстримовыми». Хотя то, что я через этот артхаус вышел в итоге на сцену европейского кино – это было очень интересно, я начал играть роли совершенно другого плана, которые до этого мне не предлагали. Так что артхаус позволяет тебе больше экспериментировать с самим собой - и готовиться к предложениям от мейнстрима.

- Насчёт «другого времени» вы, кстати, абсолютно правы: в советскую эпоху хорошие грузинские фильмы, например, спокойно собирали по пять миллионов зрителей – и считалось, что они «для узкого круга». Сейчас же это цифра, за которую бьются нынешние блокбастеры.

- Да. Вот в 86-м году, когда картину «Покаяние» выпустили на экраны, мы всей группой приехали в Москву на премьеру. И я такого ни до этого, ни после не видел - что там творилось!.. Сколько зрителей ходило на этот фильм, какие очереди стояли в кино, в особенности в Москве и в Ленинграде!.. А мне тогда было 17 лет, удивительно просто….

- «Покаяние» ведь, по большому счету, развалило Советский Союз. Фильм стал одним из тех «гвоздей», что были вбиты в «гроб» этого государства. И получается, что вы, пусть и совсем молодым, сыграли в картине, ставшей частью даже не истории кино, а всемирной Истории с большой буквы. И как вам живётся с этим ощущением спустя тридцать лет после съёмок?

- С этим ощущением живётся очень неплохо. Было сложно в самом начале, когда всё это произошло, когда я только начинал свою актёрскую судьбу в кино. Потому что после «Покаяния» мне предлагали только «бунтарские», мрачные роли, роли аутсайдеров. Я ведь сыграл самоубийцу, это была роль-протест, самоубийство было протестом против всего того, что задевало и угнетало молодого человека. Я помню, как спрашивал у Абуладзе и у сценариста фильма, почему они написали такой мрачный финал для поколения, которое только-только начинало жить. Причём они меня, 17-летнего, на полном серьёзе воспринимали, сажали рядом с собой, обсуждали это. Я говорил, что нельзя, чтобы он умер, надо просто уйти из этой семьи, оставить всю эту историю с дедом, оставить таких же родителей, оставить всё их прошлое, уйти - открыть дверь, выйти в большой мир, оставить эту страну. То есть, это как раз то, что потом сделал уже я сам, Мераб. Но персонаж фильма «Покаяние» не сделал этого, не смог. И мне объясняли тогда, что это очень важно для фильма, для этой истории - что вот именно человек, который ни в чём не виноват, юноша, который только-только начинает жить, платит своей жизнью за грехи отцов и дедов. Логика в этом есть, конечно. Тогда я в максимализме своём не понимал этого, а сейчас, когда мне уже 47 лет, понимаю больше, конечно… И вот отделаться от этой роли тогда было очень сложно. Мне помог в этом театр, где нужно было и комедию сыграть, и всё прочее… Но даже сейчас, уже через столько времени, когда я бываю в Грузии, для всех поколений я по-прежнему мальчик из «Покаяния». Ну, я с юмором стараюсь к этому относиться, потому что понимаю - я просто не смогу уже от этого никак отделаться.

- Да, не сможете, потому что «Покаяние» - это действительно величайшая картина. И хорошо, что вас так помнят в Грузии. Но нет ли у вас ощущения, что нынешнее поколение российского зрителя вообще не знает, что есть вы, что есть вообще такой фильм «Покаяние»?

- Не знаю... Думаю, это судьба артиста, судьба каких-то произведений, которые живут и возрождаются через какое-то определённое время. Мы не знаем причин, почему, но настанет, наверное, однажды день, когда этот фильм прозвучит по-другому. И вновь будет интересен молодому поколению не только как кино, но и как исторический факт - потому что там есть ключ к очень многим вопросам нашей тогдашней страны, Советского Союза.

- У меня такое ощущение, что он становится вновь актуальным прямо на наших глазах…

- Да, у кино есть такое свойство. Какие-то фильмы возвращаются через десятилетия, приобретая какой-то другой контекст – и вдруг становятся интересны и новым поколениям. А то, что я не живу в этой стране, не попадаю в русскую прессу - не думаю, что это большая потеря. Что имеет значение – так это работа. Я снимаюсь здесь очень редко - допустим, «Лунный папа», «Бумажный солдат», в прошлом году была «Любовь с акцентом», - но это все очень достойные фильмы, интересные роли. И кто меня помнит, а кто нет – я даже не думаю об этом.

- А как всё-таки складывается ваша европейская карьера? Вот три года назад в конкурсе Московского кинофестиваля участвовал австрийский триллер с вашим участием «Убийца с камерой», но прочих ваших работ мы, к сожалению, в нашем прокате не видим…

- Моя карьера складывается определённо очень интересно. Она началась, когда я переехал жить в Австрию, а прорыв случился, когда снятая в 2001-м году картина «Нигде в Африке» получила зарубежный «Оскар». Я ведь был как гастарбайтер, можно сказать, немецким владел немножко – и тут попалась такая роль. Это фильм про семью немецких евреев, эмигрирующую в Кению во время Второй мировой войны. И материал, и роль были очень интересными – я играю человека, который ощущает себя немцем, но при этом он не совсем немец. И вот совпадение моей внешности и этой истории, мне кажется, и сыграло на то, что в эту картину позвали меня, а не какого-либо немецкого артиста, который справился бы не хуже. Хотя потом меня всё же переозвучил другой актёр – из-за моего сильного акцента. Но я счастлив, конечно, что тогда выбрали меня, потому что это дало мне очень много. Я вырос как артист, передо мной зажёгся зеленый свет – фильм вывел меня из массовки в какой-то другой ряд, повлиял на всю мою европейскую карьеру, на меня обратили серьёзное внимание.

- Но это было уже десять лет назад, а что сейчас? Вас можно назвать «европейской звездой»?

- Ну, вы же сами знаете, что «звёзды» бывают только в Голливуде, я таковой себя не ощущал никогда… Я пока ещё скорее «артхаусный андеграунд», но чувствую большое уважение со стороны своих коллег. Мы все друг друга знаем. Я уже второй год член Европейской киноакадемии, и там приходится смотреть фильмы, которые не выходят на экраны, которые никогда не будут показываться в коммерческих кинотеатрах. И вот это тоже связывает нашу актёрскую дружину - потому что регулярно смотрим работы друг друга.

Тут, к сожалению, нашу беседу прерывают – артисту пора и делом заняться: идти на площадку. Что ж, остаётся только пожелать ему, чтобы фильмом «ЧБ» появление Мераба Нинидзе на российских экранах в будущем не ограничилось. Выросший «мальчик из «Покаяния» это желание, судя по всему, разделяет.

См. также:

«В преддверии третьей мировой внутри страны не должно быть конфликтов»: Алексей Чадов играет скинхеда»