Я давно думал о том, чтобы опубликовать мемуары нашего сотрудника. О том, что происходило на Кавказе написано много статей и книг, сняты документальные и художественные фильмы. Возможно, кому-то будет интересно прочитать впечатления человека, который там был. Офицер ОМОН ГУВД по г. Москве описывает события, которые происходили в 1999 году в Карачаево-Черкессии. Фотографии к этой записи сделаны в регионе Северного Кавказа в разное время сотрудниками Московского ОМОН. Разрешение на публикацию этих материалов получено. Под катом много текста и много фотографий из личных архивов наших бойцов. Все материалы публикуются впервые. Материал большой, поэтому будет опубликован в несколько этапов.

В этом ЖЖ в несколькими постами будет выложена только первая глава из книги с рабочим названием «Дневник майора Иванова». Хотелось бы сразу обратить внимание на тот факт, что все фамилии и названия населенных пунктов в книге изменены. Эта книга не может являться документальным свидетельством каких-либо событий. Мы будем считать её художественным вымыслом автора. Поэтому и все события, о которых пойдет речь, выдуманы, а любые совпадения случайны.

И только уже в воздухе приходят мысли о Карачаево-Черкессии. Что мы знали об обстановке в Республике? Немного. Между карачаевцами и черкесами идет борьба за власть. Ситуация на грани выхода из-под контроля. На главной площади страны идут непрекращающиеся митинги. Каждый день по телевидению передаются сюжеты оттуда. Взрывы и убийства там повседневная действительность. Руководство страны решило создать трехтысячную группировку ОМОН для разъединения конфликтующих сторон. Вот и все, что мы знали. Но в день отъезда, как ни странно это было от нас далеко и казалось не реальностью. Мы летели выполнять обычную работу, и были уверены, что с ней справимся. Садились в Минеральных Водах. Сразу после выгрузки перед нами показались горы. Их пики покрытые зеленью казались совсем близко. «Красота», — протянул кто-то из ребят. Действительно смотрелись они красиво и могуче.

Сразу же обратил внимание на себя и воздух. Он отличался от московской атмосферы, какой-то чистой густотой. Дышалось очень легко и свободно. Бойцы вполголоса переговаривались, обмениваясь впечатлениями об увиденном.

Роты построили и повели к концу взлетной полосы. Вскоре подъехали какие-то люди в форме и начали разговаривать с полковником Кругловым. Беседа продолжалась минут двадцать перед строем батальона. После их отъезда нас распустили. Все расселись на траве, разбившись на группы. Кто чего-то жевал, кто просто травил истории. Я прилег на начавшую желтеть траву. Присевший рядом замполит смачно жевал кусок краковской колбасы. Расправившись с ней, он полез в недра своего вещмешка за очередной пайкой. Отказавшись от предложенного мне бутерброда, я, поправив рюкзак, закинул руки за голову. Есть не хотелось, болтать тоже. Бродившие высоко в небе облака причудливых форм завладели моим вниманием.

На аэродроме мы проторчали около пяти часов. Только когда стало темнеть подошли автобусы. За это время приземлились ещё несколько самолетов с личным составом из разных регионов страны. Колонна, сопровождаемая машинами ГАИ, тронулась в путь. Уже стемнело, и смотреть в окно было бесполезно. Ехали долго. Глаза уже начали слипаться, когда «Икарусы» подъехали к трехэтажному зданию за железной оградой. Ещё некоторое время командование Отряда распределяло места для подразделений. Нашей роте достался второй этаж. Командир «двойки» майор Титаренко, и мы два его заместителя заняли крайнюю комнату слева по коридору. В ней, как впрочем, и в других кроме мусора на бетонном полу ничего не было.

Здесь раньше был пансионат, но теперь он брошен, как половина таких объектов по всей стране. Быстро подмели мусор и расстелили на пол спальники из ватина. Везде шла суета обустройства. Было уже половина первого ночи, когда меня вызвали в штаб. Спустившись на первый этаж, где размещался мозг нашего Отряда и службы обеспечения, я, постучавшись, вошел в кабинет Круглова, и получил задачу поехать привести полевую кухню стодвадцатипятку. Мое высказывание, что я в этом ни черта не понимаю, вызвало у него приступ бешенства.

Вот так я обруганный и злой поехал за этой кухней, будь она не ладна. Через полчаса езды мы остановились, возле каких-то боксов. Темень была, хоть глаз коли. Незнакомый тыловик, привёзший меня сюда, открыл ворота гаража, и, включив фонарик, осветил кухню. Она была новой. Даже смазка не была удалена с неё. «Ну, давай принимай», — сказал, зевая, мой провожатый. Теперь нужно было не сесть в лужу. Поэтому я потребовал опись и стал принимать всё по факту. Тот явно на это не рассчитывал, думая, что я просто подпишу бумагу и заберу её. Но не тут-то было. «Черпак. Две штуки», — громко оглашал я список, и ждал, когда он положит рядом со мной названные мной предметы. Всяких причиндалов оказалось много. Кое-чего как всегда не хватало. Эти вещи я в список приема естественно не вносил. Закончили мы все принимать через час. Тыловик злился, но ничего сделать не мог. Я расписался за имущество, и, связавшись с базой, стал ждать машину. Офицер, передавший мне полевую кухню, закрыл бокс и ушел. Я остался один. К темноте глаза постепенно привыкли, и я осмотрелся. Здесь был, какой-то двор, заваленный всякой рухлядью. За кирпичной стеной кто-то размещался. Оттуда доносились приглушенные голоса и лязг оружия. Ожидание машины затягивалось. Время тянулось невыносимо медленно. Стрелки часов показывали двадцать пять минут третьего, когда вдали появился свет фар. Это была наша «буханка». Измазавшись в солидоле, мы с водителем прицепили кухню к машине и потащили её в лагерь.

Возвратившись, я доложил полковнику Круглову, что задание выполнено. Он распорядился поднять поваров и поставить им задачу к восьми утра приготовить горячий завтрак. Пока дежурный офицер будил поварскую братию, я спустился на улицу вниз. Мимо меня прошел парный патруль. Бойцы, неспеша, обходили здание. Патруль усиливал посты, выставленные по периметру нашего ПВД (пункта временной дислокации). Через десять минут протирая глаза, появились заспанные кашевары. Им удалось поспать не более полутора часов. Я подозвал старшего, и подведя к кухне, стал передавать ему это хозяйство. Он попытался перенести этот процесс на утро, но я, в жесткой форме упоминая ненормативную лексику, настоял на приёмке немедленно.

Только после того, как я положил к себе в карман копию расписки, что у меня всё приняли без замечаний, можно было идти отдыхать. Заканчивался уже четвертый час ночи, когда я, наконец, растянулся на спальнике. Соседи по комнате уже спали. Стоял «легкий» храп. Несмотря на усталость сразу заснуть не удалось. Жесткий бетонный пол и сильный сквозняк по полу не давали уснуть. Наконец я лег на бок, засунул кисти рук в подмышки, и, поджав ноги в берцах, отключился. Проснулся от крика командира батальона. Поднявшись, сначала не мог понять, что произошло. Взглянув на часы, увидел, что только шесть утра. До сознания, наконец, дошло, что у нас в роте «двухсотый». Им оказался боец С., входивший в группу обеспечения. Его нашли мертвым на диване. «Остановка сердца во сне», — констатировал врач. Последним его видели повара, с которыми он готовил кухню на утро.

Настроение у всех было подавленное. Первая ночь, а уже потеряли человека. Зам по кадрам после составления необходимых бумаг повез тело на Родину, а мы приступили к службе. На совещании командного состава нам довели обстановку в Республике. Она была следующая: в городе очень много оружия; люди настроены агрессивно. Много провокаций. С обеих сторон есть убитые и раненные.

Моя первая задача была возглавить группу и выставить кордон на краю города на посту ГАИ. Условное его обозначение «Маяк-10». Всего под моей командой одиннадцать человек включая меня. Инструктаж перед заступлением на службу проходил в министерстве внутренних дел КЧР. Проводил его сам министр внутренних дел по фамилии Волкодав. «Сильная фамилия у мужика», — отметил я про себя. «Главная задача не пропустить в город оружие, а для этого жесткий досмотр транспорта, не взирая на лица», — подвел министр итог в конце беседы.

Враждебность между людьми двух национальностей зашла здесь так далеко, что сотрудники местной милиции тоже разделены по национальному признаку. Карачаевец и черкес вместе исполнять службу уже не могут. Хотя и те и другие мусульмане. Я уже знаю, что к черкесам в их борьбе примкнули ногайцы. Русские держат нейтралитет. За их лояльность между враждующими национальностями в республике идет война. Каждый хочет перетянуть их на свою сторону. Мы должны быть в этом конфликте беспристрастны, и стоять ровно посередине.

В голове бродят мысли: «Карачаевцы пособничали немцам во время войны и за это были выселены Сталиным в казахские степи. Черкесы не переходили в массовом порядке на сторону врага. Этот факт немного склоняет меня в сторону последних. Хотя и среди русских были предатели, например власовцы», — говорю я себе. Эти факты вертятся у меня в голове, пока мы едем к месту службы. На каждом перекрестке стоят группы людей по пятнадцать, двадцать человек. Они угрюмы и напряжены. На нас смотрят явно не доброжелательно. Возможно, с ними придется сражаться, и я присматриваюсь к «вероятному противнику». То, что рядом в домах спрятано оружие, которое по команде появится у них в руках, я нисколько не сомневаюсь.

Приехали. Автобус, доставивший меня и бойцов, разворачивается и уходит. Теперь нас сменят здесь только в двадцать один ноль-ноль ночная смена. Подходит старший сотрудник поста ГАИ — сухощавый среднего роста черкес с погонами старшего лейтенанта. Здороваясь, называет свое имя. На лице «приклеена» фальшивая улыбка. Отвечаю ему тем же и называю своё имя «Саша». Первым делом надо оценить обстановку. Слева вдоль дороги идет глубокий овраг. «Там надо поставить секрет», — прикидываю я. Справа, наоборот, в метрах ста от поста высокая горка, поросшая чахлой и пыльной травой. Туда сразу отправляю трех человек. Пулеметчика Жукова со вторым номером и снайпера Петрова. Задача оборудовать позиции и вести наблюдение за дорогой, окружающей местностью, а в случае необходимости прикрыть нас сверху огнем. Оставшиеся шесть человек вместе со мной работают на дороге. Гаишники наблюдают за нашими действиями из будки. Они вообще не выходят на трассу. Направление в город с этой стороны идет из черкесских сел.

Четверо бойцов вместе со мной останавливают машины и проверяют документы и перевозимый груз. Двое на прикрытии за блоками, сложенными вдоль дороги. Работать тяжело. Скапливается огромный хвост транспорта. Все недовольны. Но мы невозмутимо делаем свое дело. С каждым часом растет на дороге гора арматуры и бейсбольных бит изъятая у местного населения. Попадется кое-что и посерьезней. Ружья без регистрации, переделанные под боевые патроны газовые пистолеты и револьверы. Их хозяев передаем оперативным группам, которые подъезжают к нам из МВД. Становится жарко. И погода и обстановка накаляется. К обеду мы похожи на негров от дорожной пыли. Вода во флягах подходит к концу.

Горячие кавказские парни начинают наглеть. Многие высокопоставленные чиновники считают себя на положении неприкасаемых. Идут на встречку и пытаются проскочить без досмотра. Их остановка вызывает у них бурю эмоций. Беспардонность таких граждан меня возмущает. Даю команду бойцу Ионову справа растянуть дорожку с шипами. Буквально через пять минут горячий джигит, пытавшийся обойти нас, пропарывает у своей девятки все четыре колеса. Вжик и его расфуфыренная машина беспомощно замерла на ободах. Крик, шум, проклятия до небес. Мы, скрывая улыбки, как ни в чем не бывало, работаем дальше. Нас его проблемы не касаются. Наконец из будки появляется старшина ГАИ. «Кто разрешил вам ставить заграждение на дороге. Это делается с разрешения дежурного по городу», — грозно спрашивает он. «Я разрешил. Здесь я принимаю решения», — с беспечным видом отвечаю ему. Посмотрев на меня, гаишник, обескураженный моими словами, и наглостью уходит к себе и звонит кому-то по телефону.

Водители, поняв, что спорить с нами бесполезно и прорваться можно только ценой пробитых колес послушно ждут своей очереди. Некоторые машины, не доезжая до нас, разворачиваются и уходят. Скорее всего, везли в город, что-то запрещенное.

«Двадцатый Анна», — запрашивает меня по радиостанции снайпер-наблюдатель. «На связи». — отвечаю я ему. «По мосту по встречной идет колонна из пяти джипов», — докладывает он. «Серьёзные люди едут. Так же по взрослому надо их и встретить», — мелькает в голове. «Внимание всем приготовиться», — командую я, видя приближение кортежа.

Два моих бойца рядом со мной вскидывают автоматы и целятся в лобовое стекло первого автомобиля. Это американский джип «Хаммер». Секунду, раздумав, он начинает сбрасывать ход и останавливается напротив нас, а за ним и вся его колонна. Сразу захлопали дверцы и со всех сторон машин показались вооруженные люди. Они одеты в дорогие костюмы, а в руках у них пистолеты и помповые ружья. «Что за публика?», — задаю я себе вопрос. Вперед выходит седовласый мужчина. По его поведению видно, что он самый главный в этой компании. Весь вид его говорит: «Кто посмел?».

Я угрюмо жду его приближения. Разговор сразу начинается на повышенных тонах. Остановленный гражданин представляется родным братом первого лица, ведущего борьбу за власть в КЧР. «Посмотри майор, кого ты остановил», — тычет он мне удостоверение. Я сначала пытаюсь ему объяснить, что у меня приказ министра МВД Республики не пропускать никого без досмотра. «Проверим ваши машины и людей на право носить оружие и отпустим», — втолковываю ему. «Пусть ваши люди опустят оружие. Даже если они первыми откроют огонь вам не уйти. Взгляните на горку. Там снайпер и пулеметчик. У вас никаких шансов», — объясняю седовласому господину. Увидев залегших на пригорке бойцов, готовых продырявить их всех вместе взятых, он, скрипя зубами, приказывает своим людям разрешить досмотреть машины и проверить документы. Я киваю бойцам, и два Дмитрия с каменными лицами, начинают проверку. Но господин не унимается. Начинаются угрозы в мой адрес. «Послушайте, мужчина», — говорю я ему не громко: «Я человек служивый. Мне все равно кто Вы. Скажут вашу персону охранять, буду охранять. Скажут застрелить, застрелю». По моему выражению лица он видит, что я не шучу.

Наконец проверка закончена. Перед посадкой в автомобиль главарь смотрит мне в глаза. Наша дуэль продолжается секунд пять — десять. После чего он молча захлопывает дверь и машины, с пробуксовкой, обдав нас кучей пыли, срываются с места. Остальные автомобилисты видевшие эти разборки уже не ропщут на досмотр. Они убедились, что мы не делаем исключений ни для кого. Через минут десять ко мне подходит гаишник. «Отойдем в сторонку. Есть разговор», — кивает он мне. «Сколько ты получаешь?», — заходит он издалека. Усмехнувшись, отвечаю: «На жизнь хватает». «Брось нам всем государство платит крохи», — продолжает он. «Короче», он хлопает меня по плечу: «Пять тысяч зелени. Водка, еда. Хочешь, привезут тебе женщин», — улыбаясь, заканчивает сотрудник ГАИ. «Что взамен?», — вопрошаю я. «Не останавливай машины, на которые укажу. Всего то и делов. Ну, по рукам?», — протягивает он мне руку. Так же дружелюбно улыбаясь в ответ, говорю ему: «Нет, дружище, мы не продаемся». Развернувшись, возвращаюсь обратно на рабочее место.

Но разговор не закончен. Через некоторое время гаишник уже сухим, официальным тоном со злым лицом требует списки личного состава несущего службу со мной на этом посту. Мой ответ приводит его в негодование: «А ты кто такой, чтоб тебе давать списки» и дальше по тексту. Через стекло в будке вижу, как он опять кому-то звонит, и размахивает рукой, разговаривая по телефону. Мне кажется, что изо рта у него летят брызги.

Тянется время ожидания. Через полчаса моя рация «оживает». Комбат запрашивает, что у нас случилось. Я коротко объясняю. После минутной паузы командир дает распоряжение продиктовать наши фамилии этим чертям.

Подзываю сержанта Михайлова: «Иди, скажи гаишнику „наши“ фамилии. Только придумай их посмешнее», — напутствую я его.

Вернувшись, он докладывает: «Ваше приказание выполнил. Фамилии обхохочетесь. Оказывается у нас здесь даже есть Озяб Степаныч Пиджаков. Гаишник все схавал». «Молодец», — выношу ему свое поощрение.

До вечера никаких больше приключений. Уставшие и грязные мы сдаем смену ночникам. Объясняю ребятам с первой роты сложившуюся здесь обстановку. Прибывший старшим громила взводный Бузилов, слушая меня, меланхолично жует огромную булку. Что ж он и сам весит около ста сорока килограмм при двухметровом росте. Через полчаса мы уже на базе приводим себя в порядок. Теперь у нас в комнатах стоят койки. И мы после ужина заваливаемся отдыхать. Завтра с утра снова на «Маяк-10» будь он неладен.

На следующий день опять останавливаем вчерашнюю колонну джипов. На этот раз чуть не доходит до рукопашной. Но мы снова выигрываем войну нервов. Напоследок мне брошена фраза: «Хорошо, майор. Мы с тобой разберемся по-другому». На следующий день меня перебрасывают на другой участок без объяснения причин. То, что я не продался за эти деньги, до сих пор вызывает у меня приятные чувства, и повод собой гордится. Очень непросто избежать соблазна в наше трудное время, когда многое в основном продается и покупается.

Служба шла своим чередом. Все-таки, присутствие группировки ОМОНа и войск немного разрядило обстановку. Те, кто пытался развязать бойню, задумались о цене, которую придется за это заплатить. Ведь это были очень богатые и влиятельные люди, имевшие большую недвижимость и в городе, и в республике.

Я теперь с десятком людей на окраине города держал под наблюдением трехсторонний перекресток. Здесь жили «карачаи». До ближайших домов было метров сто пятьдесят.

Каждый вечер ближе к ночи к нам подходил старик из дома напротив. Около ноля часов открывалась калитка и этот почтенный старец с клюкой, одетый в рубаху с безрукавкой из овчины и плотные штаны, заправленные в шерстяные носки не спеша, подходил к нам. Опираясь на палку в другой руке, он нес чайник с горячим, чаем, и теплые лепешки. Как у настоящего горца у него была папаха, и он был немногословен.

Передав нам еду, он желал приятного аппетита, и, постояв несколько минут, возвращался в дом. Утром прибегали его внуки и забирали чайник. Сначала я настороженно к нему относился, но потом понял, что он оказывает нам уважение, принося все лично. Днем мы видели, что родственников у него полный дом. И в свете костра, лежа на охапке соломы, я размышлял о превратностях судьбы людей в этих краях. «Кавказ дело тонкое», — вспоминались слова известного персонажа.

Подъезжали к нам и другие карачаевцы. Это были в основном люди среднего возраста. В беседах со мной они убеждали нас в своей правоте. «Черкесы нехороший народ. Русские здесь вместе с нами», — убеждали они. «Нам все равно, кто есть кто», — отвечал я им обычно. Мы здесь, чтобы не дать возникнуть кровавой бойне, а если она произойдет защитить невиновных людей. Что вы делите. Вы же мусульмане? Вскоре они, убедившись, что попытки вызвать моё сочувствие, к своей национальности бесполезны, отстали от нас. И только старик продолжал ночами носить нам еду…

Период затишья сменился новым обострением. В один из дней карачаевцы блокировали завод по выпуску минералки, расположенный напротив их основного села. Вот-вот они начнут штурм. Мне приказано занять с двумя десятками бойцов господствующую над этой местностью высоту, закрепиться там и действовать по обстановке. У меня возникают разногласия по перечню боеприпасов для этой операции. Комбат против выдачи мне дополнительных выстрелов к РПГ-7 и дополнительных БК (боекомплектов). После недолгих препирательств получаю все, что требую.

Нас укладывают на пол двух автобусов с местными номерами. Только так можно проехать через встревоженное, как улей село и не ввязаться в заваруху. За ним нас высаживают на высоте, и мы бегом разгружаемся и переносим все имущество и боеприпасы от дороги наверх. Автобусы, развернувшись, уходят, а мы лихорадочно начинаем окапываться, строя оборону.

И село, и завод внизу как на ладони. Толпа людей около предприятия человек триста. Оружия в руках не видно, но рядом стоят несколько машин, в том числе грузовых. Скорее всего, оно там. Ясно, что все это не стихийно. Людей собрали здесь по чьей-то команде. Они явно ждут приказа. В бинокль мне отлично видно, как они напряжены. Завод же, который хотят захватить, представляет собой небольшую крепость. На вышках видны люди с помповыми ружьями. За забором наверняка есть что-то по-круче. 

«Двадцатый Анна — Таймыру», — запрашивает снайпер-наблюдатель. 

«Связь», — коротко бросаю я, нажав тангенту. 

«Нас заметили» — докладывает снайпер, который скрытно занял позицию в стороне и старается не выдать своего присутствия. Это и сам я хорошо вижу. 

Люди тычут в нашу сторону руками. Через пятиминутное рассматривание нашей высотки в бинокль от них срывается «шестерка» и уходит в сторону села. Будем ждать развития событий. Быстро обхожу свою оборону и подгоняю людей, но они и так молодцы многое успели. За них я спокоен. Все старые, обстрелянные бойцы, прошедшие ещё первую Чечню. Ага, вот и гости. Черная двадцать четвертая волга выехала из села и движется в нашу сторону. Она останавливается, и из неё выходят три аксакала в папахах и человек одетый в форму сотрудника милиции. Мой часовой из охранения останавливает их метрах в двухстах от нашего расположения. Делать им здесь у нас нечего. Поправив форму, иду им навстречу. Они молча разглядывают меня. Подхожу и уважительно здороваюсь. Мне так же степенно отвечают. Впереди три старца. Милиционер в звании полковника держится немного позади и в разговоре не участвует. Небольшая пауза и мы все присаживаемся на траву. Они не спешат начинать разговор. Их пытливые глаза сверлят меня буравчиками…

Продолжение следует…