Политика

«Мы не поддерживаем власть слепо»: взгляд омоновца на протесты

10 171815

Власть не намерена миндальничать со своими противниками, если те сами не готовы искать с ней компромиссы — это становится ясным по реакции московской мэрии на протесты из-за недопуска к выборам в Мосгордуму независимых кандидатов.

Главное следственное управление СКР по Москве начало уголовное дело о «массовых беспорядках» (как назвал мэр Сергей Собянин протесты граждан), имевших место 27 июля.

Такая характеристика, данная столичным мэром, имеет далеко идущие последствия для тех, кому она адресована, и может грозить лишение свободы на срок от 8 до 15 лет. Довольно жесткие наказания, вероятно, ждут и тех, кто был задержан в Москве на Бульварном кольце в минувшую субботу.

В жестком подходе к протестующим власти рассчитывают в первую (а возможно, и в последнюю) очередь на Росгвардию и спецподразделения полиции.

Офицер московского ОМОНа по имени Алексей (фамилию, звание и точную должность он просил не называть) рассказал «Ридусу» о буднях специальных подразделений, о том, как его подчиненные относятся к тем, в отношении кого им приходится применять силу и «спецсредства», а также о том, почему бойцы ОМОН редко мучаются вопросом, исполнять приказы о разгоне митингов или не исполнять.

Алексей сразу дал понять, что участвовать в разгонах массовых скоплений граждан ему лично приходилось «неоднократно», как в Москве, так и в других регионах.

Это не дело ОМОНа решать, на какое мероприятие нас отправляют — массовые беспорядки это или нет, решает Следственный Комитет уже после того, как эти акции состоялись, — пояснил Алексей. — Другое дело, что вопрос о применение спецсредств возникает именно в ходе конкретного мероприятия, но такое применение регламентируется Законом «О полиции». И когда командир дает команду на применение спецсредств, он должен оценить ситуацию на предмет соответствия этому закону — насколько оправданным будет их применение.

Никто просто так резиновой дубинкой махать не будет, не говоря уже о водометах, которые последний раз в России применялись в октябре 1993 года, напоминает он.

По мнению собеседника «Ридуса», во время протестов у московской мэрии 27 июля действия некоторых участников акций применение против них спецсредств вполне оправдывали.

Это было неповиновение требованиям сотрудников полиции, перекрытие дорог и т. д. Но на мой взгляд, назвать субботние протесты массовыми беспорядками нельзя. Некоторые люди там однозначно нарушали УК, нападая на полицию, но погромов, поджогов, насилия, в том смысле, какой подразумевает понятие «массовые беспорядки», там не было.

По словам офицера, тактика действия ОМОНа против бушующей толпы состоит в том, чтобы выхватить из нее зачинщиков и вожаков, и тем оставить массу без ориентиров.

К сожалению, в реальной обстановке, когда людское море кипит, выделить зачинщиков удается не всегда, и под руку порой попадают просто наиболее активные и громкоголосые участники акций. Но такова специфика этой обстановки.

Алексей подчеркивает, что бойцы спецподразделений не испытывают к тем, кого им приходится разгонять, никаких личных эмоций, ни положительных, ни отрицательных.

Это легко объяснить. Хотя говорят, что все люди знакомы между собой через два рукопожатия, все же мы не ожидаем, что среди участников беспорядков окажутся наши личные знакомые или родственники. Как правило, это слишком разные социальные группы, чтобы кто-то из нашего круга общения оказался в толпе протестующих или откровенных хулиганов.

С другой стороны, сотрудники ОМОНа не имеют права нарушить приказ на разгон митинга, поскольку альтернатива в этом случае только одна — увольнение из органов правопорядка. Тем не менее, настаивает Алексей, не следует считать ОМОНовцев слепым орудием в руках власти.

Приказ нельзя прямо саботировать, но его можно не исполнять с особым рвением. Хотя я сомневаюсь, что мы дождемся каких-то откровенно преступных приказов — например, бить дубинками пенсионеров или женщин с детьми. Но командир подразделения в сомнительных с моральной точки зрения ситуациях может приказать бойцам имитировать активные действия, чтобы они не причинили реального ущерба людям.

Бойцы ОМОНа ни в коем случае не демонизируют тех, против кого им приходится «работать», уверяет собеседник: «Мы же вместе с ними едем по утрам в метро, а вечерами — домой».

Участники любых акций — это ведь те же самые люди, если не брать в расчет профессиональных провокаторов. Но на моей памяти приказов применять силу в отношении действительно мирных протестов не было. Даже если люди формально нарушают какие-то пункты закона о митингах, но не ведут себя агрессивно, как это было 27 июля, то я не думаю, что кто-то возьмет на себя ответственность отдать приказ применять в их отношении силу.

Специфика работы, однако, накладывает свой отпечаток на политические пристрастия бойцов ОМОН, признаёт Алексей.

Я не думаю, что кто-то из моих коллег ставил подписи в поддержку независимых кандидатов, к примеру. Поэтому моральной дилеммы — вроде как приходится по долгу службы противостоять тем, кого ты политически поддерживаешь — не возникает. Но это не значит, что все мы слепо поддерживаем власть.

Согласно опросу ВЦИОМ, 61% жителей Москвы одобрили жесткие действия властей во время акции; среди россиян этот показатель составляет 69%. Однако и со стороны противников власти некоторые оппозиционеры не собираются «миндальничать».

Некто Макс Стеклов (это псевдоним 30-летнего жителя Подмосковья Владислава Синицы) написал у себя в Твиттере 31 июля, что омоновцам, избивающим демонстрантов, стоит подумать о безопасности своих детей.

Сейчас этот твит удален. Но остались другие твиты «Стеклова», в том числе «Понимаю, как вы за 100 лет истосковались по большой гражданской войне».

Через неделю, тоже в Твиттере, появился ответ от имени некой группы сотрудников полиции, в которому оппозиционерам угрожают «кровью» уже их детей.

По мнению Алексея, это ответ почти наверняка — фальшивка.

Этому «документу» верить нельзя. Он без подписи, он шит белыми нитками. Меня больше всего удивляет то, что федеральные СМИ бросились распространять это заявление, не проверив его на подлинность, — говорит он.