Для начала спустимся в колодец души фотографа и философа Майкла Аккермана. Надеюсь, так или иначе статья окажется полезной и поможет лучше понимать авторский стиль в том или ином искусстве. Впрочем, читать лучше тем, кому не претит анализ чей-то личности, помимо своей.
Долгое время считалось, что фотоизображение может копировать окружающую реальность независимо от человека. Теоретик фотографии Андре Базен пишет в своей книге:
«Снимок — это единственное творчество, которое получает неоспоримые преимущества от отсутствия человека».Но со временем исследователи стали замечать, что «изображаемый объект предстает перед нами не таким, каков он сам по себе, а таким, каков он в субъективном преломлении авторского восприятия, переживания, его духовной оценки», — слова Кагана из книги «Эстетика и художественная фотография».
Мне хотелось бы начать свое повествование о субъективной фотожурналистике Майкла Аккермана.
«Ничего лишнего» в фотографиях Майкла Аккермана
В начале пути каждый фотограф ищет свой путь в фотографию, и авторский почерк рождается в тот самый момент, когда фотограф обретает этот путь. Аккермана сложно перепутать с другими фотографами, также экспериментирующими с техническими настройками, стараясь задать нужный тон образу. Процесс фотографирования — это порой процесс визуализации своего экзистенциального опыта, и жизнь Аккермана только подтверждает мою мысль. Живя в Олбани в США, фотограф начинает свой творческий путь, бродя по барам, окраинам, снимая бездомных, проституток, городских сумасшедших. Внедряясь в иную атмосферу и не прекращая снимать, он создет картинки тех самых жизненных сюжетов, которые обычно не выставляются на показ.
Потусторонний мир на до боли живых фотографиях Аккермана сопровождается крупным зерном, размытием или резким контрастом. Сам Аккерман говорит, что фотография — это единственное доказательство того, что чувствовал. Для передачи чувств не хватает фактов самих по себе, тут возникает необходимость в спецэффектах. Как иначе показать возможное отсутствие различия между правдой и вымыслом?
Его удача — это случайные кадры. Случайность — это не только случайность фактическая, это и психологическая неожиданность. Моментальный снимок того, что совершенно внезапно тебя заинтересовало, рождает то реальное чувство, что фотограф испытывал в момент съемки. Фотография — продолжение ощущенияВозможно, от этого многие снимки Аккермана создают впечатление эскизов, зарисовок, мутных и ирреальных задумок.
Большая часть его снимков черно-белые, он практически не работает с цветом. Некоторые фотографы полагают, что, несмотря на то, что мы видим цветное изображение и оно нам привычно, черно-белая фотография точнее передает идею, потому что чаще всего «цветность» отвлекает от снимка, особенно, если автор не умеет с ней работать.
Аккерман нарочито рушит композицию кадра. Таким образом у зрителя создается особое ощущение. Получающийся геометрический диссонанс способствует передаче пугающего состояния угнетенности, отчаяния, безвыходности. Можно привести в пример фотографию, снятую в Польше в 2003 году. То же самое читается и в портретах.
Обратим внимание на аккермановский подход к портрету: крупное зерно, эффектное движение в кадре и, чаще всего, общая нерезкость снимка, фрагментарность. Зритель погружается в переживание чувств героя. Герои Аккермана видятся одинокими и противопоставляют себя окружающему миру, фотограф снимает только людей, близких себе по духу. Большая редкость, если на фотографии видно отчетливо лицо. Оно либо скрывается во мраке тени, либо находится в пол-оборота, либо выходят из полуоборота и черты смазываются в движении. Часто у него можно заметить обрезанную макушку головы персонажа.
Многие люди, которых снимает Аккерман — обнажены. Как он сам говорил на одном из своих мастер-классов по поводу процесса съемки:
«Не было какого-то определенного процесса работы с натурой, люди вели себя так, как ощущали. Кто-то боялся или, смущаясь, закрывался руками»Учитывая случайность попадания людей в истории Аккермана, можно прийти к выводу, что чаще всего главную роль играет постоянное наличие с собой камеры. Пусть она будет невзначай, неприметно висеть на плече или шее, но в тот самый момент она сделает свое дело. Вывод такой напрашивается неспроста. Например, сюжет, на котором изображен человек, собирающийся вкалывать себе наркотик, встретился фотографу абсолютно случайно. Аккерман рассказывал, как он шел по улице и увидел наркомана в процессе, сделал кадр издалека, на что услышал в ответ:
«Подходи ближе, я не кусаюсь»Или другая ситуация, когда он сделал фотографию, несущую сумасшедшую энергетику. Майкл Аккерман также рассказывал, как однажды на вечеринке один мужчина очень сильно выпил и начал вести себя как сумасшедший, пытался прыгнуть на шкаф и в какой-то момент сел на пол и начал кричать, хватая себя за голову. Аккерман оказался рядом, камера висела на шее.
Сальвадор Дали был удивительным художником-сюрреалистом не только оттого, что создавал именно такие шокирующие и будоражащие восприятие картины. Он сумел реализовать свое непередаваемое восприятие в искусстве. Его признали великим, не осуждая его наркоманию и «ненормальность». Во многом Дали был именно актёром, жаждущим демонстрации и эпатажа.
Как ни странно, я полагаю, что в фотографии сейчас происходит то же самое.
Чем страннее твой собственный характер, чем ненормальнее твое мировосприятие, чем неадекватнее твоя реакция на мир — тем ближе ты можешь подойти к потенциальному зрителю. Теперь зритель хочет получить опыт из фотографии, а не фотограф хочет насытить себя. Возможно, процесс вывернулся наизнанку, и каждый стал потенциальной книгой, требующей раскрытия.
Нет нужды находить что-то особенное вокруг, достаточно углубиться в недра себя самого и суметь выразить.
Такие фотографы как Аккерман, рассказывая нам о своих персонажах, в первую очередь рассказывают о себе. Это то, чего не было в художественно-документальной фотографии раньше. Сейчас не нужно быть профессионалом, не нужно иметь особенную аппаратуру. Исследование окружающей действительности — это то, чем занималась фотография раньше. Исследование самого себя, визуальный самоанализ, поиск соответствующих образов — то, что я вижу в фотографии теперь, и в чём нахожу её перспективы.
Экзистенциальная фотография — словно запоздалая реакция на все то, что человечеству пришлось испытать. Послесловие тревожных настроений и предчувствий.
Впрочем, как только что-то становится устоявшимся, возникает жажда некоего противоположного явления. Может быть в знак протеста, может быть, таким образом, происходит расширение наших рамок познания. Не суть, но важен факт, что за одним открытием следует другое. И человеческий аппетит растет в геометрической прогрессии.
С одной стороны это звучит парадоксально, но с точки зрения человеческой иррациональности — это абсолютная норма. Поэтому аккермановская фотография становится самым неподдельным учебником для познания безграничности нашего мировосприятия.
Продолжение следует.