Спустя пять лет главный редактор «Ридуса» снова побывал в зоне боевых действий Донбасса. Что изменилось с того момента и чего ожидать в будущем? Обо всем этом в репортаже Андрея Гулютина.

Впервые я здесь побывал в сентябре 2016-го, это была поездка в Горловку буквально одним днем. Минский протокол на тот момент действовал уже два года, но обстрелы — как с одной, так и с другой стороны — велись регулярно. 27 июля прошлого года Донецкая и Луганская народные республики объявили о переходе к полному бессрочному прекращению огня.

С тех пор прошло более полугода и еще пять лет с момента моего последнего посещения, и могу с уверенностью сказать, что не изменилось практически ничего. Разве что Донецкая республика теперь на полном карантине и через границу пропускают только местных граждан и официальные делегации.

Ну и погода еще. Тогда светило яркое солнце и зеленела трава, и невольно создавался позитивный настрой. В этот раз над Донецком и окрестностями нависло свинцовое февральское небо, свистел промозглый ветер, под ногами хлюпала грязь.

Нет, разумеется грязно там далеко не везде. Донецк довольно чист и опрятен, натурально — город контрастов. Быт рядовых дончан помещается между грязным киселем прифронтовой линии и благородным центром столицы, сочетающим в себе смесь сталинского ампира и хай-тека из стекла и бетона.

Расстояние от многочисленных уютных кафе и ресторанов, коими усеян центр города, до зоны боевых действий — не более пары десятков километров, а местами и менее того.

Так вот на линии фронта не изменилось ровным счетом ничего. Ежедневные обстрелы продолжаются так же, как и шесть лет назад, и пять, и полгода, прошедшие с момента объявления полного прекращения огня.

Спикер украинской делегации в Трехсторонней контактной группе Алексей Арестович неделю назад фактически признал, что никакого перемирия нет, что минские соглашения не работают и, видимо, так и не заработают.

Глава республики Денис Пушилин в своем интервью «Ридусу» за день до нашей поездки в окопы Горловки сказал, что в ДНР «готовы к обострению на линии фронта». Но подчеркнул, что «ждать Украину не намерены».

«Мы строим свою республику, укрепляем свою государственность, работаем над идеологией, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что мы движемся ровно тем курсом, который был выбран в 2014 году», — заключил Пушилин, указывая на доктрину «Русский Донбасс», которую утверждали в эти дни.

Проводивший нас сквозь усыпанные черноземом, чавкающие под ботинками грязные траншеи молодой лейтенант-политрук, представившийся Сергеем, прямо сказал, что даже еще не интересовался доктриной. «Но ознакомлюсь, конечно, проведу соответствующую работу среди личного состава», — добавил он. Оптимизма там, очевидно, не питают. Да и откуда ему взяться.

По словам Сергея — бывшего пиарщика, вставшего в 2014-м на сторону «Антимайдана», уличные столкновения в итоге вынесли в эти окопы. С тех пор он там, в режиме 24/7.

Великая Отечественная длилась четыре года, здесь война продолжается уже седьмой год.

В тот день в эти самые окопы снова прилетало. Обстреливали из крупного калибра, наверняка обстреляют завтра, послезавтра и так далее.

В серьезное обострение, впрочем, Сергей тоже не верит. «Крупномасштабных боевых действий не будет, — полагает он. — Но обстрелы усилятся». И так до бесконечности, пока что-то в мире не изменится, возможно даже, пока не сменятся поколения.

Мы о многом успели поговорить, часть нашей беседы вошла в видеосюжет.

Разумеется, не все, о чем говорили, и не все, что снимали, можно показать. Но своих бедненьких условий бойцы не стесняются — ни поношенной за семь лет «цифры», ни фонарей, соединенных проводами-времянками, ни приборов наблюдения, собранных на манер перископов из фанеры и карманных зеркал.

С особой гордостью наш собеседник показал нам изобретение, называемое «лисьей норой» — индивидуальное укрытие, где можно пересидеть очередной обстрел. «Мы завели сюда трубку с поверхности, даже если завалит, можно дышать», — пояснил лейтенант.

Мирное население Донбасса тоже иллюзий больших не питает. Мой коллега Дмитрий Стешин, который с 2014 года здесь побывал уже десятки раз, отметил, что впервые из уст местных стало звучать ранее еще не произносившееся слово «апатия».

«На этих консилиумах, что прошли, звучали хорошие слова, — говорит о принятой „русской доктрине“ известный донецкий художник Равиль Акмаев, большое интервью с которым „Ридус“ вскоре опубликует. — Я, естественно, себя причисляю к народу и не очень просвещен в политике, рассуждаю житейскими, бытовыми понятиями. И вопрос у меня: почему же ничего не произошло? Почему все застопорилось?»