Некоторые мужчины любят смотреть футбол. Некоторые не любят. Но большинство, я думаю, любят конкурсы красоты. Я из большинства. Мне интересны не только мировые или национальные конкурсы красоты, но также и региональные.

Так, в декабре 2015 г., проходил конкурс «Мисс Республика Саха (Якутия)». Конкурс выиграла 18-летняя красавица Александра Павлова. Когда журналисты после объявления победителей и вручения наград обратились к ней с вопросами, она ответила: «Извините, я не говорю по-русски"[1]. Есть, о чём задуматься, не правда ли?

В данной статье я хотел бы сравнить в самом общем виде различные национальные и языковые политики, которые применялись на территории России в течение последних ста лет.

Я скажу совсем немного о Российской империи, много о Советском Союзе и кое-что о современной России. Невозможно говорить о политической устойчивости Российской Федерации в отрыве от гармоничной национальной политики, избегающей ошибок прошлого.

В своей статье о национальной политике Владимир Путин, на тот момент премьер-министр, пишет: «Для России — с ее многообразием языков, традиций, этносов и культур — национальный вопрос, без всякого преувеличения, носит фундаментальный характер… Одним из главных условий самого существования нашей страны является гражданское и межнациональное согласие"[2].

Эпоху Российской империи, особенно на поздних этапах, называют эпохой насильственной русификации. В настоящее время эта идея является доминирующей в историографиях Польши, Финляндии и стран бывшего СССР. Русификация, и в форме госполитики, и в форме саморусификации, шла в разное время на разных окраинах империи, с разной интенсивностью и с разными результатами[3]. Достаточно сказать, что в Российской империи не исчез ни один из населявших её народов. Включая и украинский народ, к которому в последние два с половинойгода, по понятным причинам, приковано у нас особое внимание.

Во времена Российской империи «украинского вопроса» в государстве фактически не стояло по причине отсутствия у населения Малороссии стремления к этническому или государственному обособлению от Великороссии. Когда во второй половине XIX в. появились небольшие кружки украинофилов (как собственно в Малороссии, так и в столичном Петербурге), которые хотели издавать книги на малороссийском наречии, государство ограничило их в том, что им было запрещено печатать их латиницей (была такая идея). В латинице власти справедливо видели проводника польского влияния на население Малороссии[4].

События Гражданской войны XX в. на территории Украины показали, что их участников также мало интересовал национальный вопрос — в отличие от вопроса земельного. Даже Павел Скоропадский, гетман Украины в 1918 г., в своих воспоминаниях признавался, что использовал «украинство» из тактических соображений, надеясь под новым знаменем переждать революционную бурю в Великороссии и после снова объединиться в рамках общего государства[5]. В то же время австро-венгерское и германское командование ещё в начале Первой Мировой войны рассматривало «проект Украина» — а тогда Украина была именно проектом — как возможный фактор ослабления Российской империи. В составе австро-венгерской армии был и легион из западноукраинских добровольцев, воевавших на восточном фронте.

Победа большевиков в Гражданской войне привела к расцвету в рамках СССР украинской и иных национальных квазигосударственностей, большинство из которых существует и поныне. В начале 1920-х гг. в новообразованных «национальных» республиках начался санкционированный Москвой процесс «коренизации» (или, в случае с Украиной, «украинизации» [6]). В обязательном порядке насаждался «национальный» язык, даже если большинство, особенно среди городской интеллигенции и рабочего класса, на нём не говорило, на государственные должности назначались «национальные» кадры. Происходил процесс узаконенной территориализации этничности: губернии, в имперский период называвшиеся по имени центральных для них городов, получали названия этнических групп, живущих в них[7].

Такая политика обосновывалась большевистской идеологией борьбы с остатками «великодержавного русского шовинизма», который, якобы, угнетал национальные окраины страны в имперскую эпоху, не давая им возможности развивать как экономику, так и свою культуру. Одновременно «коренизация» служила и внешнеполитическим задачам. В частности, с 1920 по 1939 гг. до 30% населения Польши составляли украинцы, в значительной степени чувствовавшие себя ущемлёнными в «чужом» национальном государстве. «Украинизация» советской Украины могла вызвать у польских украинцев симпатию к СССР и сделать проводниками интересов страны в Польше. То же касалось и тюркских народов, которые советское руководство хотело путём создания режима наибольшего благоприятствования сделать менее подверженным пантюркистской пропаганде, исходившей из националистической Турции.

Таким образом, в СССР политика affirmative action, то есть «позитивной дискриминации» так называемых национальных меньшинств, стала государственной задолго до того, как это стало мейнстримом на либеральном Западе[8].

Эта политика базировалась на предпосылке о негативном влиянии русских на нерусские народы бывшей империи, а любые восстания или иные нестроения в истории этих народов интерпретировались как национально-освободительная война местных трудящихся против великорусских «эксплуататоров».

У самих же этнических русских «эксплуататоров» в Советском Союзе даже не было своей коммунистической партии. Компартии были в союзных республиках, была общая Коммунистическая партия Советского Союза, а компартии РСФСР — не было.

Во время Второй мировой войны, как и в Первую мировую, оккупационные немецкие власти стремились разрушить единство Советского Союза за счёт центробежных сил, делая в своей пропаганде упор именно на мнимые исторические обиды нерусских народностей Союза на московских «эксплуататоров». В ряде случаев использовалась и антисемитская риторика. Парадокс состоит в том, что, набирая коллаборантов, немцы использовали те же самые тезисы, что и большевики, проводившие ранее «коренизацию"[9].

После окончания войны национально-гуманитарная политика СССР несколько видоизменилась. Продолжая «позитивную дискриминацию», государство стало делать больший упор на общесоветский патриотизм. Такая расколотая, двоякая политика, не способствовала устойчивости государства. В 1990 г. тогдашний председатель Верховного совета РСФСР Борис Ельцин сказал национализированным окраинам: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» [10].

А через год произошло событие, которое президент Владимир Путин назвал «трагедией» [11] и даже «крупнейшей геополитической катастрофой века» [12], — крушение Советского Союза. Союз распался ровно на те национально-территориальные образования, которые коммунистическое государство само создавало и поддерживало в течение 70 лет.

Политика, начатая большевиками в 1920-е гг., «заложила атомную бомбу под здание, которое называется Россией, и потом она рванула», сказал недавно президент[13].

На момент распада государства этнические русские составляли не более 50% жителей СССР, т. е. национальная дискриминация, на этот раз не «позитивная», а настоящая, касалась половины граждан страны. «С распадом страны мы оказались на грани, а в отдельных известных регионах — и за гранью гражданской войны, причем именно на этнической почве», — пишет Владимир Путин в уже цитированной ранее статье о национальном вопросе[14].

Общим знаменателем в гражданских войнах на постсоветском пространстве была ненависть к этническим русским.

Примечательно, что проводниками новых региональных национализмов являлись люди, до этого встроенные в партийные или военные структуры СССР.

Вспомним хотя бы советского генерала Джохара Дудаева, ставшего лидером этносепаратистов Чечни.

Добавим также, что случай распада СССР и последовавших за ним этнических чисток не является уникальным. Если мы возьмём, например, печально известную войну Алжира за независимость от Франции, то увидим схожие закономерности.

Просвещённые алжирцы, которых французское государство обучало в духе идей свободы-равенства-братства и построения национального государства, вернувшись из Парижа домой, начали заниматься ровно этим — борьбой за свободу и национальное государство. Иными словами, за Алжир без французов.

В развитии большинства, если не всех так называемых национально-освободительных, антиколониальных движений второй половины ХХ в. прослеживается такая же логика. На мой взгляд, ни Российскую империю, ни тем более СССР никак нельзя обвинить в колониализме. Но у новой национальной аристократии независимых республик было иное мнение.

Обретшие независимость после распада Союза страны стали создавать (или воссоздавать) национальный миф и писать новую историю. Если мы возьмём, например, учебники по истории Украины, одобренные министерством образования страны и выпущенные после 1991 г., то узнаем общий ход национально-освободительной мысли[15].

Мы узнаем, что национальное противостояние между московитами и украинцами началось с середины XII в. — с похода владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского на Киев; что геноцид великороссами украинцев начал Пётр Первый, вывозя лучший генофонд украинцев на северные болота строить Санкт-Петербург; что само название Россия тот же Пётр украл у нынешних украинцев, поэтому им и пришлось переименоваться.

Чем ближе к современности, тем выше уровень геноцида, достигшего пика во время Голодомора 1932−1933 гг., якобы инспирированного Кремлём для уничтожения украинского этноса. Согласно этой же историографии, во время Второй Мировой войны единственной легитимной украинской военной силой была коллаборационистская Украинская повстанческая армия.

Тот факт, что подавляющее большинство украинцев сражалось в рядах Красной Армии, объяснялся тем, что их ввела в заблуждение имперская московская пропаганда. Враг украинства всегда находился на востоке.

Это, подчеркну, не чья-то особая точка зрения. Это — официоз, это годами в школах, вузах, заявлениях лидеров общественного мнения. Поэтому, как только начались первые столкновения на Майдане и первые жертвы в ноябре-декабре 2013 г., прогрессивная украинская общественность уже знала, кого винить, — Россию[16].

А в самой России, к сожалению, все эти годы не знали или не хотели знать, что происходило на Украине в отношении государственной идеологии. Говорили на автопилоте о «братских народах», о единстве русских и украинцев, но без понимания того, что братство — это чувство взаимное.

А что происходило в самой России в начальный период независимости? Единой национальной, национально-объединяющей политики не было, государственной идеи не было не только эксплицитно, но и имплицитно. С одной стороны, была критика СССР, а с другой — абсолютное непонимание причин распада государства.

Новую историческую общность советских людей вяло собирались заменить сверхновой исторической общностью — россиянами. Один за архитекторов этой идеи академик Валерий Тишков до сих пор говорит, что «сила России — в многонациональности» [17].

Хотя Советский Союз был ещё более многонациональным, чем Россия, что, по этой логике, должно было сделать его ещё более сильным и устойчивым. Но многонациональный Союз распался на национальные государства. Почему «россияне» должны быть более устойчивой общностью, чем «советские люди», не совсем ясно.

Постепенно, однако, стало появляться понимание, что объединить людей на основе абстрактной многонациональности или наличия российского паспорта — проблематично. Это понимание стало заметно не только в риторике первых лиц государства, но и в документах, определяющих политику страны.

В стратегиях государственной национальной политики как 1996 г. [1], так и 2012 г. [2], говорилось о позитивной роли русской культуры и русского языка как связывающих воедино народы России. Говорилось также о государствообразующей роли русского народа.

Одновременно с этим подчёркивалась необходимость государственной поддержки языков и культур коренных народов России. Пусть расцветают сто цветов, говорил Мао Цзэдун.

Здесь капитальную важность представляет соблюдение баланса между общероссийской и национальной идентичностями, которые поддерживаются государством в рамках соответствующих программ. Ни в коем случае нельзя углублять и усугублять ту заложенную большевиками территориализацию этничности, которая уже один раз привела к расколу страны.

Мы уже так привыкли к «национальным» названием регионов, что уже представляется, как столетия назад страна под названием Россия расширялась, присоединяя к себе страну под названием Карелия, которую создали карелы, страну Коми, которую создали коми, страну Татарстан, которую создали татары, страну Дагестан, которую создали дагестанцы, и т. д.

Хотя всё это создавалось усилиями централизованного советского государства, которое сейчас неактуально, исходя из целей, которые в настоящий момент также неактуальны, и базируясь на идеологии, которая уже не является идеологией российского государства[3].

Но, повторюсь, нынешняя стратегия государственной национальной политики — шаг в правильном направлении.

С особым вниманием следует также прочесть и принятую в самом конце 2014 г. концепцию патриотического воспитания[4], которая наполняет смыслами стратегию национальной политики.

А принятая в конце 2015 г. стратегия национальной безопасности[5], например, указывает на «снижение роли русского языка» и «качества его преподавания» как на одну из угроз нашей безопасности в культурной сфере.

И здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали. С конкурса красоты в республике Саха-Якутия и о незнании победительницей русского языка. Эта вещь, наверное, не совсем серьёзная, поэтому закончить статью следует по-серьёзному — цитатой из Священного Писания. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25).

[1] Мисс Республика Саха (Якутия): «Я не говорю по-русски, вернее плохо говорю» // Asia Russia Daily. URL: http://asiarussia.ru/news/10332/ (дата обращения: 23.01.2016)

[2] Путин В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета. URL: http://www.ng.ru/politics/2012… (дата обращения: 20.01.2016)

[3] Миллер А. Империя Романовых и национализм. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. — 248 с.

[4] Миллер А. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). — СПб: Алетейя, 2000. — 260 с.

[5] Скоропадский П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918. / Головний редактор Я. Пеленський.— Київ — Філадельфія, 1995. — 493 с. (Інститут української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Інститут східноєвропейських досліджень НАН України; Східноєвропейський дослідний інститут ім. В. Липинського)

[6] См., напр.: Борисенок Е. Феномен советской украинизации. 1920−1930-е годы / Институт славяноведения РАН. — М.: Издательство «Европа», 2006. — 256 с.

[7] Ремизов М. Русские и государство. Национальная идея до и после «крымской весны». — М.: Эксмо, 2016. — 340 с.

[8] Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923−1939. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2011. — 664 с.

[9] См., напр.: Баринов И. Украинский вопрос в пропаганде и политике нацистской Германии // Проблемы национальной стратегии № 2 (11) 2012, с. 155−169

[10] Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить // Обещания.ru. URL: http://www.obeschania.ru/documents/promises/berite-stolko-suvereniteta-skolko-smozhete-proglotit (дата обращения: 23.01.2016)

[11] Путин об СССР, его распаде и коммунистах. Архив 1991 г. // ВСЁ PRO ПУТИНА. URL: https://youtu.be/xNGubG0LylM (дата обращения: 23.01.2016)

[12] Владимир Путин: «Распад СССР — крупнейшая геополитическая катастрофа века» // ИА REGNUM. URL: http://regnum.ru/news/polit/444083.html (дата обращения: 23.01.2016)

[13] Путин возложил на Ленина вину за распад СССР // РБК. URL: http://www.rbc.ru/politics/21/01/2016/56a0dff99a7947088366e0e6 (дата обращения: 23.01.2016)

[14] Путин В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета. URL: http://www.ng.ru/politics/2012… (дата обращения: 20.01.2016)

[15] См., напр.: Дещинський Л. та iн. Історія України та її державності. Курс лекцій: Навч. посібник. — Львів: Видавництво Національного університету Львівська політехніка, 2009. — 476 с.

[16] Бышок С., Кочетков А. Евромайдан имени Степана Бандеры: От демократии к диктатуре. Второе издание. — М.: Книжный мир, ФРИГО «Народная дипломатия», 2014. — 512 с.

[17] Валерий Тишков: «Сила России — в ее многонациональности» // Azerros. URL: http://azerros.ru/intervju/15929-valeriy-tishkov-sila-rossii-v-ee-mnogonacionalnosti.html (дата обращения: 23.01.2016)

[1] Указ Президента Российской Федерации от 15.06.1996 № 909 «Об утверждении Концепции государственной национальной политики Российской Федерации» // Министерство образования и науки Российской Федерации. URL: http://www.russia.edu.ru/information/legal/law/up/909/2051/ (дата обращения: 23.01.2016) 

[2] Указ Президента Российской Федерации от 19.12.2012 г. № 1666 «О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» // Официальный Интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&firstDoc=1&lastDoc=1&nd=102161949 (дата обращения: 23.01.2016) 

[3] Ремизов М. Русский национализм и российская геополитика // Россия в глобальной политике. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/Russkii-natcionalizm-i-rossiiskaya-geopolitika-15596 (дата обращения: 23.01.2016) 

[4] Об утверждении государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации» на 2016−2020 годы // Правительство России. URL: http://government.ru/docs/21341/ (дата обращения: 23.01.2016)

[5] Указ Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 года N 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Российская газета. URL: http://www.rg.ru/2015/12/31/nac-bezopasnost-site-dok.html (дата обращения: 23.01.2016)