Дзен
Телеграм
Я вернулась из окопов Донбасса — и узнала, что, согласно повестке СМИ, вот-вот начнется война. Москвичи в панике: кто-то сочувствует несчастным украинцам, кто-то готовится вторгаться. В окопах же куда спокойнее, чем в столице: там не везде есть интернет-связь.
Подробнее — в фоторепортаже «Ридуса».
— Знаешь, вот я почитал-почитал в выходные блогеров, СМИ, вот этот весь психоз, а потом пошёл на службу... И внезапно люди в будущем эпицентре самого адского ада ведут себя куда адекватнее тех, кому на это всё, по крайней мере первое время, смотреть со стороны и страдать в основном от экономических последствий войны. Люди все уставшие, но совершенно спокойные. «Вега» «Озорника» угощает бездрожжевым хлебом домашним и мёдом. «Озорник» автомат чистит, магазины проверяет. Замполит спрашивает, как там в госдуме России обсуждается вопрос признания Республик, — говорит знакомый ополченец одного из луганских батальонов территориальной обороны.
Несколько дней назад: я на позициях в районе Бахмутской трассы. Рация трещит, время от времени сообщая о незначительных нарушениях режима тишины. То сообщают про одиночный выстрел снайпера, то про очередь из автомата. Насколько я знаю, подобная «мелочовка» даже не попадает в сводки.
Белыми призраками ходят по белым окопам белые ходоки в маскхалатах.
— В какой-то момент нам разрешили давать ответку, — говорит сержант территориального батальона, в расположении которого нахожусь. — Не каждый раз. Нам нужно зафиксировать факт обстрела по нам, доложить «наверх» и там примут решение, что нам делать. В каких-то случаях приказывают молчать и продолжать наблюдение. В каких-то разрешают ответить огнем, симметрично или «на понижение».
Здесь, в окопах, можно встретить самых удивительных людей. Вот, например, Рустам с позывным «Высота» — он узбек, приехал из Узбекистана. Потому что на четверть украинец. Потому что надо защищать нашу родину. Какую родину? Советский Союз, ясное дело. Рустам немолод, явно застал еще ту родину.
Здесь совсем молодые парни, с полудетскими улыбками и светлыми глазами, которые читают что придется — и от скуки, и от тоски по информации, хоть какой-то; говорю же, тут совсем нет связи, приходится приобщаться — когда к великой русской литературе, когда к литературе поменьше.
Здесь печки-буржуйки согревают подземные блиндажи на тех позициях, что ближе к линии боевого соприкосновения. А те, что подальше от нее — те могут быть и в домах; здесь удивительно смотрятся робкие украшения из елочного «дождика», несмелое напоминание о том, что где-то бывает Новый год.
— У меня седьмой Новый год в окопах, — говорит ополченец Вацек. — Здесь какой праздник? Отстоял дежурство, наутро смотришь — уже год сменился. Тушенки поел, чаю выпил — вот тебе и праздничный ужин. Да что ты улыбаешься? Не праздную я.
Здесь самая надежная фронтовая связь — допотопные проводные телефоны с трубкой; по ним передается самая важная информация и по ним будут звонить в Луганск, если ВСУ пойдут в масштабное наступление.
Здесь на позициях живут звери — где-то пара добродушных хаски, где-то — звонкоголосая дворняга, и почти везде — кошки, их здесь любят не только как мышеловов, но и как напоминание, что где-то есть дом и уют. Об этом очень легко забыть, когда у тебя три выходных в месяц.
Я люблю это пространство, оно честное.