Дзен
Телеграм
Российское конкурсное кино на ММКФ — всегда вне конкурса. Можно долго рассуждать и думать, чем мы не похожи на остальных, но наглядным подтверждением этому каждый год становятся пышные столичные премьеры в окружении скромных европейский, азиатских и латиноамериканских показов. Тут не ставится вопрос «хуже / лучше» — наши фильмы просто другие, и в фестивальном контексте это видно особенно отчётливо.
Москва уже пережила печальный период, когда год из года главными призами награждались свои участники конкурса — и не потому, что так уж были хороши, а благодаря совсем никудышным соперникам. На фоне слабых картин наше кино, конечно же, — впереди всей планеты: и сюжет есть, и артисты знакомые, а амбиций — хоть завались. Но вот конкурс Московского кинофестиваля выправился, в нём стали появляться хорошие, отличные, а подчас даже однозначно сильные иностранные работы. И всё — очарование «родной картинки» куда-то сразу исчезло. Не то что бы мы теперь проигрываем в сравнении — просто очевидно, что сравнивать наше кино с другим довольно-таки трудно. Это зачастую несравнимые вещи.
У нас «особенная стать» — что ставит жюри конкурса в затруднительную ситуацию. Если можно выбрать лучшую картину из более-менее одинаковых (Болгария или Испания? Иран или Япония?..), то что делать, когда фильм разительно выбивается из общего ряда?.. Причём выбивается не «вундеркиндом», а скорее «белой вороной»?..
Ярчайший и свежайший тому пример — «Арвентур» Ирины Евтеевой, выполненная в сложной технике фантазия, соединяющая темы произведений Александра Грина с мотивами даосской притчи. Описать этот фильм непросто — как и рассказать, как он сделан. Это чрезвычайно оригинальный сплав игрового кино с анимационным — выполненный совсем не по голливудским канонам. Это именно что свой стиль — стиль Евтеевой: сперва были отсняты эпизоды с актёрами, после чего режиссёр принялась аккуратно и чуть ли не вручную обрабатывать каждый кадр, превращая его в произведение искусства, по ряду параметров приближенное к мультфильму…
Понятно, что сюжет при такой задаче — дело вторичное. Картина разделена на две части, и уловить связь между ними смогут лишь самые проницательные.
Действие первой половины «Арвентура» разворачивается в петроградском декабре 1921-го: герой выходит из дома на Фонтанку в 27 градусов мороза — знакомый попросил купить одну картину. Печальные свидетельства времени: «толпа интеллектуального люда» в очереди за недельным пайком, друг-ресторатор просит подобранного леща, какие-то испанцы приехали в голодающий город со своими дарами… Золотые пиастры, цыгане, карты — и к своей Лизе Саша возвращается уже только в мае 23-го, каким образом — чудеса и магия.
Вторая история посвящена китайскому художнику, обвинённому императором в том, что его картины уж слишком не похожи на окружающую их действительность: они прекрасны, но в подлинном мире такой красоты не найти. За наглое «враньё» и следует отрубить автору руки да выколоть глаза — дабы неповадно было…
Разумеется, за всем этим стоят некие «высшие смыслы»: фильм требует внимательного прочтения и дополнительной расшифровки. Отвлекает, несомненно, и способ подачи материала — да, оригинально, но как-то… Опять же: как это сравнивать с остальными — «простыми», обычными — лентами?.. И позволительно ли соединять несоединимое в рамках одного конкурса?.. Международные фестивальные прецеденты подобного рода уже были: в Канны приезжал «Шрек», в Берлине побеждал Миядзаки — чем Москва хуже?.. Что ж, почему бы и нет.
Интервью режиссёра фильма «Арвентур» Ирины Евтеевой на 37-м Московском кинофестивале
И эта «непохожесть», конечно, повлияла на итоговый призовой расклад: большое жюри могло бы и отмахнуться от российской «оригинальности», но умасленное почётными наградами (их получили и Жан-Жак Анно, и Жаклин Биссет) решило поощрить «загадочную русскую душу» вторым по значимости Специальным призом. Также «Арвентур» удостоился Специального упоминания жюри российской кинокритики и приза жюри NETPAC. Посмотрим теперь, как это скажется на его дальнейшем международном признании.
Другой необычный российский фильм отмечен большим жюри «Серебряным Георгием» за лучшее исполнение женской роли — Елена Лядова в «Орлеане» Андрея Прошкина и правда весьма хороша, хотя сказать, что лучше всех — всё-таки изрядное преувеличение. Награда ММКФ — после россыпи «Золотых орлов» и «Ник» — в очередной раз подтверждает её нынешний статус «главной» отечественной актрисы своего поколения (в декабре — 35). Конечно, следовало бы порадоваться, только вот успех Лядовой как-то прикрывает, затмевает тот факт, что хороших актрис у нас много — но вот фильмов и хороших ролей на всех не хватает. Елене везёт на одарённых режиссёров и «выстреливающие» проекты; впрочем, везение — это тоже часть актёрской профессии.
В «Орлеане» она не такая, как в «Географе» и «Левиафане» — совсем другой образ. Мини-юбка, крашенные волосы, вызывающий макияж — в миру таких девок зачастую обзывают нехорошими словами. Начинается фильм с того, что героиня делает аборт — несмотря на то, что «нам не хватает людей для войны с американцами». Для Лиды всё просто, ей и одного сынишки более чем достаточно: уходя из дома по делам, она засовывает его в шкаф, буквальным образом вешая на крючок за лямки. Пытаясь нащупать её отсутствующий пульс, доктор (похоже, отец удалённого плода) с некоторым удовлетворением отмечает: «У тебя нет сердца, девушка, но это нормально»…
Доказать, что это не так уж и нормально, намерен некий экзекутор (в колоритном исполнении Виктора Сухорукова), отвечающий за «морально-нравственный роуминг» под вывеской «ИП „Немезида“». Его методы могут показаться странными, даже страшными — но ещё страшнее то, как берутся за борьбу с ним его «жертвы»: доходит даже до распиливания на части. Но избавиться от Совести, своеобразным представителем которой выступает экзекутор, не так-то просто, как ни старайся…
Картина любопытная, небезынтересная, неординарная. Решена в непривычном для нас жанре гротеска, когда намеренный перебор воспринимается нормой. Режиссёр самонадеянно позволяет себе свечку из «Ностальгии» и украшает изобразительный ряд зажигательными композициями группы «The Tiger Lillies» — участники которой мораль «Орлеана» не одобрили, но лишать Прошкина саундтрека всё же не стали. Кино вышло на любителя — но таких любителей на фестивале оказалось полно, и фильм получил высший балл при голосовании, проводимом региональными представителями Федерации киноклубов. (Кстати, свой приз в отдельно стоящей российской программе данная Федерация присудила «Ангелам революции» Алексея Федорченко — нашего делегата в большом фестивальном жюри этого года.)
Пресс-конференция фильма «Орлеан» на 37-м Московском кинофестивале
Новая работа Александра Миндадзе тоже была как будто «вне конкурса» — но уже по несколько иным причинам. Во-первых, Миндадзе — классик, пусть даже режиссёром он ещё считается «молодым»: всего лишь третья картина. Во-вторых, язык, которым он оперирует, отличается от языка всех прочих конкурсантов не столько тем, что он другой, сколько тем, что он на порядок более высокого уровня. В связи с чем даже странно, что фильм «Милый Ханс, дорогой Пётр» оказался именно на Московском кинофестивале — он вполне достоин и Канн, и Венеции, и Берлина, это Большое Авторское Кино самой высшей марки.
Скорее всего, именно это и стало причиной того, что фильм остался ни с чем (приз от «Kommersant Weekend’а» не считается). Вариантов у жюри было всего два: либо давать ему Гран-При, либо не давать ничего — потому что любое «серебро» казалось бы тут неприличным. Но и главный приз был бы в какой-то степени нечестным: он сводил бы на нет весь остальной конкурс — в котором, как уже говорилось ранее, были отличные картины, чьи авторы не виноваты в том, что их поставили в один ряд с шедевром (возможно, ещё рано употреблять это слово, подождём лет десять — но всё-таки есть основания полагать, что эта лента останется в летописях именно в таком статусе).
Поэтому то, что жюри сделало свой выбор в пользу «простого» (в самом положительном смысле этого слова) кино, легко объяснимо. К тому же велика вероятность того, что «Милого Ханса» иностранцы просто не поняли — как в своё время каннское жюри элементарно не врубилось в «Хрусталёв, машину!» Германа. Но ничего, время рассудит.
Для восприятия фильм и правда не самый простой — хотя всё же куда проще «Арвентура», ибо содержит историю, рассказанную пусть и небанальным образом, но ведь рассказанную. Предваряющий повествование титр напоминает зрителю о том, что после подписания известного пакта 1939-го года между СССР и Германией установилось двухстороннее дружеское сотрудничество. Мы поставляли им сырьё, они нам — оборудование и инженеров для его отладки. Четверо таких специалистов, засланных на советский завод для производства оптического стекла, и находятся в центре истории: Вилли, Отто, Гретхен, Ханс. Нынешняя командировка для них — вовсе не за счастьем, у каждого — свои проблемы, долги, дети, жить не на что. Для выживания им нужно работать — а работа не клеится: увеличительные линзы — «чтобы видеть совсем далёкое совсем рядом» — выходят пока что бракованными, с пузырями. От этого — и от окружающей их тягостной обстановки (неотступные «провожатые», непрерывный контроль, режимная зона) — они постепенно «сходят с ума», что в один из дней приводит к трагедии. Но именно авария подсказывает инженерам правильный путь. На дворе между тем конец мая сорок первого…
Эта дата и послужила два года назад поводом для большого скандала: Миндадзе обвинили в том, что он искажает реалии предвоенных лет, и отказали в финансировании. Но судили по сценарию — в самом фильме преобладают крупные и средние планы и особых «реалий» нет вовсе: камера сосредоточена в первую очередь на лицах героев и следит за достоверностью не исторической, а психологической — что для кино подчас много важнее.
Вовсе без намёков, конечно, не обходится — но именно что намёков: герои между делом вспоминают факельное шествие, Гретхен не отрицает для себя будущего в партии, англичан называют «лютые друзья», а белый шахматный король оказывается лучше чёрного, потому как «настоящий ариец». Советский быт показан также без подробностей — хватает фона: серая одежда рабочих, в гробовом молчании едущих на работу, постоянный гул завода (звуковое решение фильма заслуживает отдельной похвалы!), фраза «Тут конвоиров, что перхоти на башке». И всё равно — кино не про это.
Вернее, не только про это. Оно про то, что незримо витало в воздухе в те годы:
— Эти двое — две первые жертвы.
— О чём ты?
— Ни о чём, но ты всё правильно понял.
Трейлер фильма «Милый Ханс, дорогой Пётр»
«Давай простимся, пока не поздно», — поёт с пластинки Пётр Лещенко, и долго-долго потом трясутся на грузовике Пётр с женой и Хансом, пока мы упёрлись взглядом в их спины, гадая, кто же из них спрыгнет и спрыгнет ли вовсе. Финальную часть предсказать нетрудно: мы знаем, что немцы сюда ещё вернуться. Но окончательную точку в одной из самых невыносимых сцен в мировом кино последних лет режиссёр ставит уже за кадром — давая тем самым повод для дополнительных размышлений.
Пресс-конференция фильма «Милый Ханс, дорогой Пётр» на 37-м Московском кинофестивале
Под конец данного материала имеет смысл привести слова президента ММКФ Никиты Михалкова, сказанные им на финальном брифинге в последний день фестиваля. Они не касаются данных конкретных картин — Михалков не мог их комментировать в силу своего официального положения, — но касаются современного российского кино в целом:
Я думаю, что есть определённая тенденция: оно мимикрирует, оно сдвигается. При всём том, что есть вещи, которые мне, так сказать, не дороги, не близки, — оно всё равно сдвигается к попытке очеловечивания проблем. И несмотря на очень порою жёсткую форму, всё равно за этим я лично прослеживаю личную заинтересованность художников, режиссёров в том, чтобы тем, о чём они говорят, достучаться до людей и помочь людям в этих тяжёлых условиях существовать.
Я всё равно думаю и остаюсь при своём мнении… Дело в том, что форма, возможность кликнуть и получить любую информацию о форме монтажа, кино, новых веяний в кино — именно формальных, — очень часто заглушают суть того, о чём говорится. {…} Мне кажется, что сегодня проблема нашего кино заключается в том, что формальное мастерство опережает внутреннюю суть. На мой взгляд, это моя субъективная точка зрения. Умение, так сказать, ремесло того, как — опережает суть того, что я хочу сказать и как я отвечаю за то, что я хочу сказать, и чего так или иначе я хочу добиться от зрителей в качестве результата просмотра моего фильма.
Окончание следует.