…Итак! Мне тогда было лет восемь, мне очень нравилась книга питерского писателя Радия Погодина «Кирпичные острова: рассказы про Кешку и его друзей». Роскошный пример в духе советского дидактического романтизма — дворовые мальчики, мечты о каравеллах, драки «до первой крови», дружба, соперничество. Но был там один рассказ под названием «Копилка» — наиболее красочный и динамичный. Детективный.

Всё началось с обывательницы-тётки, которая натащила в дом всякого миленького барахла — салфеточек, вазочек, ковриков, однако, на вершине этой «мещанской пирамиды» оказалась громадная копилка из английского фаянса.

«На письменный стол, где Толик готовил уроки, тетка водрузила большущую толстобокую собаку с прорезью на спине — Зачем мне такое чучело? — отпихнул собаку Толик. <…> Толик ткнул пером в блестящий собачий бок. — Что ты делаешь? — Тетя побледнела… — Это английский фаянс!».

В общем, именно эта копилка чуть не затащила хорошего, но нестойкого советского мальчика в гнилое филистерское болото, а заодно и в преступную деятельность.

Кадр из фильма, снятого по мотивам…

Смысл рассказа читался сходу и был прямолинеен, как любой соцреализмовский шедевр — страсть к деньгам ведёт к духовному обнищанию. Сначала Толик хотел слегка подкопить и сводить всех ребят в кино. Потом возникла мысль о футбольной покрышке — опять же в рамках всего двора.

Но затем злая сила дьявольского Чистогана полностью подчинила мальчика — он принялся выгадывать, хитрить и думать, как бы ему заработать. На свой личный фотоаппарат. Толик ходил по квартирам, собирая баночки-бутылки, чтобы сдать их за деньги. Он бегал в металло-скупку со всякими найденными железками. Больше того — он начал придумывать занятные штуки, вроде свистулек, дабы за копейки продавать их малышам. Да. Разумеется, Толик сделался жадным и замкнутым, как, собственно, и положено быть каноническому капиталисту. Всё это невыносимо раздражало бывших (уже — бывших) друзей — Кешку и Мишку.

В общем так:

«"Изобретатель! У малышей копейки выманиваешь, жаба!.. — Мишка вызывающе сплюнул Толику под ноги. — Мы с Кешкой из парадной смотрели… Кулак ты! Капиталист! Буржуйская морда!". Мишка с Кешкой гордо отвернулись и пошли прочь. А Толик, задыхаясь от обиды, помчался домой».

А потом начинающего бизнесмена заприметили преступники и сделали его своим «связным» — Толик возил из одного конца Ленинграда в другой всякие свёртки, записки и так далее. Дело кончилось печально, однако, оптимистично — гадов скрутили доблестные милиционеры, а Толику сделали суровое внушение, ибо он не был в курсе, что помогает спекулянтам. 

Там так и говорилось: «Недаром майор говорил, что это опытный и осторожный спекулянт». 

То есть не ворам, не грабителям, а именно тем, кто перепродавал товар (в данном случае — меха) с наценкой. 

В общем, с точки зрения современной морали здесь всё перевёрнуто с ног на голову — всякая предприимчивость = зло. Социальное. Моральное. Государственное.

Поимел страсть к наживе — попал в беду. Нравится быть богатым — прощай, дружба! Прибыль — нехорошее слово, хуже любого матерного. Это — грех... 

Этот список может продолжить любой из вас. В статьях, посвящённых педагогике, предупреждалось: никогда не поощряйте своих детей материальными «подтверждениями». Приводились и жуткие историйки о неких родителях, которые сначала платили своему чаду по 4 копейки за оценку «хорошо» и по пять копеек за оценку «отлично». За прочие же «успехи» денежка не полагалось. 

Кстати, в упомянутом мной рассказе про копилку тоже присутствовала эта схема поощрения: «Двоек у него никогда не было, тройки изредка попадались. Зато за каждую хорошую отметку тетя Рая опускала в копилку двухкопеечные монеты. За четверку — четыре, за пятерку — пять. Делала она это важно и со вкусом».

Так вот! В тех около-педагогических статьях итог бывал всегда печальным — мальчик (почему-то всегда именно мальчик!) становился вором, хапугой, а если и не уголовно наказуемым элементом, то непременно гадиной и сволочем. 

К примеру, став в взрослым, сдавал своих родителей в дом престарелых. Как-то раз я попробовала сделать элементарный подсчёт — получалось, двадцатилетний сын сдаёт… сорокалетних родителей — в очерке значилось, что сынок у них родился, когда сами были на 3-м курсе и были голодными-весёлыми-студентами, тогда как в финале драмы они почему-то значились немощными, истощённо-больными стариками. Но главным-то было не это, а — мораль! 

Деньги — зло. 

И вот, когда в наш мир пришёл тот самый Чистоган с его неумолимыми законами, оказалось, что мы то ли неправильно были воспитаны, то ли… не знаю — что. Но и Чистоган пришёл не сам — дружно позвали.