Откуда есть пошло
На самом деле, в современном мире полным-полно древних или редких народов: в России и Скандинавии живут древние угро-финны – саамы, на Украине проживают так называемые караимы – уникальный тюркский народ, исповедующий нечто, похожее на иудаизм. И по всему миру разбросаны ассирийцы – ветхозаветный этнос, корнями уходящий в самую колыбель индоевропейской цивилизации - Месопотамию. В России они представлены не так широко и живут здесь сравнительно недавно.
Первые ассирийцы бежали со своей исторической родины (нынешний Ирак и некоторые территории Ближнего Востока) еще в первой трети XIX века. Затем численность их на территории нашей страны пополнялась дважды: после Первой мировой войны, а затем и на исходе Второй. Разумеется, ассирийским гостям нужно было где-то работать. Однако по-русски они говорили плохо, землями не владели и умели только хорошо трудиться руками: в частности, с древности ассирийцы славились своим умением выделки кожи.
Так еще тем, из XIX века, ассирийцам сама собой пришла в голову мысль заняться в Москве и Петербурге обувным делом. Никаких помещений для этого не требовалось, инструменты в двух столицах достать было несложно. И принялись сначала взрослые, а потом и их дети чинить туфли, мастерить набойки и выделывать кожи для дамских босоножек.
Пионеры дела
Наверняка каждый помнит такую картину: важный господин в фойе гостиницы или просто на углу центральной улицы садится в высокое кресло. Проворный мальчонка, чуть темный кожей, шустро хватает в руки по щетке и начинает с жаром натирать господину ботинки. Трудится, пока не заблестят. А в награду получает свой законный медяк. Но мало кто знает, что этими самыми мальчиками были дети тех самых ассирийских переселенцев. И никто уж не догадывается, какую власть имели простые сапожники над московской элитой тех лет.
Поговаривают, что у гостиницы «Метрополь» (локация в этой истории постоянно меняется от рассказчика к рассказчику) стояла когда-то скромненькая то ли лавочка, то ли будочка. И обитал в ней старик-ассириец, начавший по приезду в Москву выделывать кожи. Молодые люди, желавшие попасть в высший свет начала XX века, отчаянно хотели посетить ресторан в «Метрополе». Но швейцар никого не хотел пускать: мест, мол, нет, господа хорошие, и не будет. Те, кто похитрее, впрочем, знали один верный способ. Нужно было подойти к старику-обувщику, сунуть ему трешку и многозначительно улыбнуться. Старик тогда делал незаметный жест швейцару, и тот уже охотно пропускал гостя в искомый ресторан.
Так и пошло: ассирийцы чинили обувь, выделывали кожи, торговали шнурками и были важнейшими проводниками в мире богатой жизни. Ведь чистильщик обуви знает о своих постоянных клиентах куда больше, чем, пожалуй, их окружение.
Одна история
Как и все хорошее, ассирийская монополия на производство и ремонт обуви закончилась с приходом больших фабрик и развития магазинов, торгующих теми же самыми шнурками. Но маленькие ларечки в центральных районах Москвы и Питера никуда не делись.
Постоянные клиенты сменялись на протяжении поколений так же, как сменялись содержатели этих лавочек. Традицией стало в пятницу вечером сдавать свои ботинки на поправку дяде Хаммурапи, традицией стало спрашивать у него о семье и погоде. И самому жаловаться на жизнь.
В Ассирийской церкви Востока один из прихожан рассказал такую историю. Знал он в детстве ассирийского обувного мастера, обитавшего в типовой будочке «Ремонт обуви» где-то в переулках старой Москвы. И мастер этот дружил с соседом того самого прихожанина, который был тогда еще мальчишкой. Сосед каждую среду неизменно приносил свои поношенные, но крепкие ботинки старому мастеру. А тот исправно чинил их, латал и придавал первозданный вид, насколько позволял возраст кожи.
Однажды постоянный клиент пришел не в среду, а едва ли не на рассвете во вторник. Старый мастер удивился: «Верно, что-то случилось у вас?» - «Да, вот порвались здесь, на боку», - едва ли не плача, сказал мужчина. Ассириец покачал головой и вынес приговор: починить не выйдет, только выкинуть. И как ни просил, ни уговаривал мастера сосед, тот был непреклонен и с сожалением вернул клиенту его погибшую обувь.
В конце концов убитый горем клиент оставил ботинки у старого мастера и собрался было домой. Старик вдруг заинтересовался: отчего же ему не справить новую, хорошую пару? Можно было бы выбрать кожу подороже и скроить настоящий шедевр. Но тот, покачав головой, отвечал, что ботинки эти достались ему от погибшего отца. И что каждый месяц он ездит в них к отцу на кладбище, так как обувь эту родитель купил с превеликим трудом. И в знак памяти о том, что вещи надо хранить бережно, как единственную память об отце, сын надевает эти ботинки.
«Приходи через некоторое время, сынок», - отвечал старик. И на свои собственные гроши, вырученные на ремонте обуви, старик сладил мужчине хорошие ботинки, один в один те самые, отцовские. И отдал их клиенту по цене обычного ремонта. «Носи, сынок. И вспоминай двух своих стариков», - говорил обувной мастер, никогда не имевший детей.
Новый геноцид
Может, эта история и вовсе не трогательная, однако то, что стало с ассирийцами и их бизнесом теперь – без преувеличения трагедия. Говорят, в Петербурге мастеров не трогают, оставляя им их будочки. А вот в Москве с приходом Собянина палатки стали уничтожаться. И под раздачу попали те самые потомки ассирийцев-обувщиков, чьи крохотные ларьки, никому не мешая, десятилетиями стояли на привычных местах.
Мы отправились в одно из воскресений на перекресток Никитского Бульвара, Малой и Большой Никитских улиц. Там стоял ларек, в котором женщина-ассирийка годами торговала шнурками и выделывала набойки. Воскресенье оказалось выходным днем, и мы пообещали себе вернуться сюда на неделе. Однако в понедельник вместо привычной будочки на ее месте зияла дыра и выделялся некрашеный кусок стены от когда-то стоявшей палатки.
Сотрудники соседнего ювелирного магазина пожимали плечами. «Я слышала, бомж пьяный разбил. Ну, а потом полиция приехала и увезли этот ларек», - рассказала нам продавщица. Впрочем, ни в полиции, ни в градостроительном комитете информации об этом инциденте нам получить не удалось.
Но что интересно, на улицах поглавнее – Тверской и Большой Дмитровке – палаточки остались. Правда, торгуют там уже не ассирийцы, а сами ларьки – лишь часть большого бизнеса, принадлежащего некому «хозяину», как таинственно называют его продавцы.
Типичная лавка на Тверской. «Ремонт обуви, чистка за 3 минуты, срочное изготовление ключей». В палатках такого типа теперь помещаются популярные раньше магазинчики «Тысяча мелочей». Купить, кажется, можно и правда что угодно.
Продавец явно скромничает и неохотно делится с нами историями обувного дела. До работы в «ремонте» он работал на фабрике по пошиву обуви. Делом этим занимается в первом поколении. «Я обувщик четвертого разряда. Просто дело это очень нравилось, вот и пошел учиться. Отучился и посвятил себя профессии».
По словам нашего собеседника, в дорогих обувных он не бывает, но ради интереса в гипермаркеты иногда заходит. Говорит, что с легкостью отличит на ноге качественную обувь от явной подделки. А что покупают чаще всего? «В основном – шнурки. Ну, еще постоянные клиенты постоянно набойки делают. Особенно часто в пятницу обувь приносят. Перед выходными что-то подлатать или после недели обувь подтянуть, привести в чувство».
Вот так, значит. Никогда бы не подумал, что наши граждане уделяют столько внимания своей «нижней одежде». Это приятно.
Великий труд
Идем на Дмитровку. Здесь палатка притаилась напротив Камергерского переулка. Стоит она скромно и издали больше напоминает покосившуюся милицейскую будку, какие стоят у посольств и важных административных зданий.
Торговец – уроженец солнечного Ташкента по имени Рустам. Ему явно скучно в воскресный денек, да и заказов почти не было. Только вот забрали вчерашний ремонт и еще одну пару туфелек он намерен отдать сегодня, но клиент что-то не едет.
«Я в Москве с февраля. А обувью уже 20 лет занимаюсь. И отец мой был обувщиком. И дед тоже. Отец на фабрике работал, а я вслед за ним – там же. Теперь в Москву переехал, здесь хозяин ларек держит. А я все чиню, сам все чищу и вот так работаю».
Рустам плохо говорит по-русски, но рассказывает об обуви с упоением. «Меня папа на фабрику привел в 12 лет. Очень было интересно. Конвейер, все едет. Пахнет кожей. Он на фабрике просто делал обувь. А дома на заказ готовил яловые сапоги. Очень популярны были у русских офицеров».
Яловые сапоги – это обувь из качественной кожи молодого теленка. Примечательно, что для особого шика в таких сапогах использовались когда-то деревянные гвозди. Сапоги такого метода изготовления очень мягкие, к тому же довольно практичные. А делаются они вручную.
«Очень жалею об одном только. У меня же дом семейный сгорел. Я на новый зарабатываю. А в старом была отцовская мастерская. Весь инструмент сгорел, ничего не спасли. Очень обидно. Память об отце, и у него там были очень хорошие вещи, чтобы кожу обрабатывать».
У Рустама есть свои постоянные клиенты. Вряд ли они знают про ассирийцев, но работой уроженца Ташкента очень довольны. В день приходит два-три человека. Самая популярная услуга – новые набойки. Еще просят почистить обувь.
«А еще я понял, что в Москве работать с душой надо. Весь мир сюда смотрит, в этот город. И надо чистить хорошо, за качеством следить. У нас в Узбекистане очень часто брак пропускают. А тут надо следить. Обувь – она же как лицо. Всегда чистым носить надо».
Просим Рустама вспомнить какую-нибудь мудрость обувного мастера или изречение отца. Он долго пытается сообразить, как это сказать по-русски. В итоге выходит не совсем про обувь, зато жизненное. «Труд – да. Труд – это хорошо. Есть много профессий. И в каждой надо работать для себя хорошо. Трудись – и будет награда».
Рустам упорно трудится для своей семьи. В Ташкенте его ждет брат, у него с приятелем свой маленький цех по пошиву обуви. И когда-нибудь Рустам обязательно приедет помогать брату. И уже своего сына будет учить делать яловые сапоги, как показывал ему отец. Тоже династия. Пускай и не ассирийская.