«Ода ко дню рождения водки» от непьющего ее человека

Общество Фоторепортаж

0 19 509

31 января 2014 Вадим Сидоров

Правильно — сходить в музей русской водки и попробовать ответить на вопрос, мучавший не одно поколение: это все-таки наша беда или радость? С такой возвышенной целью и отправился корреспондент «Ридуса» в историческое логово зеленого змия. Одновременно с этим наш специальный корреспондент Андрей Краснощеков провел опрос «Чем отличается русская водка от горилки?» на баррикадах Майдана и улице Грушевского в Киеве.

Осмотр экспозиции отодвинул этот философский вопрос на второй план, поставив во главу угла основной: а что, собственно, изобрел Менделеев 31 января 1865 года, если еще при Иване Грозном ключница делала анисовую на зависть всем современным ликеро-водочным, а Петр Первый, не выпуская из рук стакан с беленькой в немецкой слободе, допился до таких розовых соплей, что поехал на северные пограничные болота строить себе новую столицу?

И, продолжая экскурс в историю, от витрины к витрине ловишь себя на мысли, что каждый стенд — это эпоха, воспетая в частушках, стихах и анекдотах.

«Хор наш поет тебе любимый и вино течет рекой…» — это стенд с первыми лафитничками, четвертями и ведрами пузатыми, квадратными и даже конусообразными. Здесь же прошения, ходатайства и сертификаты на изготовление под строгим надзором государства казенного или столового вина, как тогда называли водку.

Отдельный стенд посвящен первопроходцам дела Менделеева — смешивания спирта с водой в определенных пропорциях до крепости 40 градусов. Производителю оставалось лишь подсыпать для аромата в стандартный напиток всяких травушек и прочей «колдуй-бабы», и именно с этим лучше всего справились известные теперь на весь мир Смирновы.

Водку долго не принимали офицеры и студенты для любимого русского занятия — разгуляя. Возможность гульбанить до утра офицерам давали лишь слабые напитки типа сухого вина и шампанского. Тем более, что открытое под песни и тосты за прекрасных дам игристое попусту выливалось на 2/3, что позволяло гусарам при дамах требовать: «Еще шампанского!». А на балах следующего дня правдиво хвастать, мол «вчера соизволил выкушать полтора ящика французского!» А гражданские слушатели ломали голову, как можно выпить 30 бутылок по 0,7 литра за вечер и не только не лопнуть, но и находиться на утро в прекрасной форме.

Студенты же, кто победнее, и вовсе устраивали веселые пирушки с пивом и сбитнями и выдержанными до 3−4 градусов квасами — попросту говоря, квасили. Водка считалась жестким напитком и использовалась в малых дозах как аперитив для аппетита, и в больших количествах для жесточайшего запоя. Вспомним у Гиляровского: лавочка мелкого купца, который сам себе и поставщик, и продавец, могла быть неделями закрыта, а на заколоченных ставнях висела искусно выполненная табличка — «Болен душою» — таким высоким штилем сто с лишним лет назад и обозначался запой. И если это была лавка с продовольственными товарами, которые через пару дней начинали гнить, такого горе-бизнесмена по возвращению крепко били и выгоняли из своих рядов.

А за 200 лет до этого при появлении в России первых аналогов крепкого алкоголя царь Петр и вовсе негуманно обращался с пьянчугами высшего сословия, вешая им полупудовую медаль «За пьянство» и не разрешая снимать, «пока не станет появляться при дворе в виде надлежащем!» В свою очередь, бояре и купцы, принимая челядь на работу, брали за основу народную мудрость, почему-то сегодня стыдливо замалчиваемую или просто забытую в отделах кадров — «Кто бражничать умеет, да дело разумеет — тому двойная цена!»

И заканчивая первую часть истории становления культуры пития — предреволюционную — надо отметить, что она — наша беленькая и очищенная, не просто выжила, но и ушла глубоко корнями в народ, в его традиции и фольклор. А вот почему, сейчас попробуем разобраться. Пользуясь привилегией авторского текста, попробую высказать свое личное предположение, что все дело в нашей тысячелетней генетической памяти и закуске. Звучит, на первый взгляд, странно, тем более, что это наиредчайший случай, когда вторичный продукт (закуска) буквально рождается и поднимает на заоблачные высоты первый (водку).

Чтобы это наглядно осознать, давайте закроем на минутку глаза и представим русский хлебосольный стол. Для начала — соления и мочения всех мастей — огурчики, капусточку с клюквой и яблочками. Вон переливаются на свету соленые грибочки — маленькие опята и лисички буквально кочевряжатся среди крупно порезанных беляков и груздей — «Съешь меня, если вилкой на тарелке догонишь!»

Слева от них благоухают гречневые каши со всевозможными потрошками, справа — селедочка обложилась лучком и, глядя тебе в глаза, делает вид, что «ей пофиг». К ней поставим незаменимо вписавшуюся с петровских времен рассыпчатую картошечку. Еще из рыбного — расстегайчиков с пылу с жару, из мясного — пару увесистых кулебяк, сальцо с чесночком и молочный поросенок с моченым яблочком в пасти. Из запивок — сбитни, квасок, пивко и хреновушка. Представили? А теперь поставьте во главу стола лучшие в мире коньяк, виски или ром!

«Все, хана столу!» — воскликнет агрессивный эстет. «Да уж, «неалёша»," - подтвердит более сдержанный ценитель гармоничной трапезы.

Теперь представьте тот же самый стол, где в центре, как ось земли, стоит пузатый запотевший литр ЕЕ, голубушки! И все сразу станет на свои места. Садимся, человек 5−6, не более, за этот нарядный стол… ммм… А, нет, стойте, забыл! Выходим на улицу, зовем Михайло Потапыча, сажаем медведя в ушанке на самое почетное место, достаем бадейку с икрой, балалайку, и вот теперь: «Опачки! Понеслась душа в рай!..»

Так что давайте коньяки с лягушками, лимонами и шоколадом, а так же мадеру с пирожными оставим французам и прочим басурманам. А себе оставим водочку — на радость или на беду, и попробуем разобраться во второй части, посвященной новейшей истории.

Вторая часть будет опубликована завтра утром и рекомендована к прочтению тем, кто на полную отметит День рождения водки сегодня.