Самый эпатажный, веселый и загадочный актер, писатель, режиссер Иван Охлобыстин рассказал все о своей жизни без утайки в своей автобиографической книге «Записки упрямого человека. Быль». В легкой манере автор рассказывает о своей жизни. Это сборник рассказов, которые Иван писал около двадцати лет. В книге откровенно рассказывается и про алкоголь, и про веселые выходки в юности, и про семью, и про творчество. Но давайте дадим слово самому Ивану. 

Иван Охлобыстин: «Я не скажу, что это автобиография, но получилась самая откровенная и обнаженная книга. В 20-летнем возрасте у меня были определенные градации бытия, которые либо дополнялись в будущем, либо какие-то сегменты для меня закрывались. Я писал книгу в общей сложности лет 15—20. Не то, что я писал, я записывал то, что со мной происходило, и придавал этому либо один жанр, либо другой. Все хорошо, что создается искренне. Вот я искренне убежден, что я лишь составная часть массового сознания, хорошего, творческого. Я по сути геоцентрист. Я верю в это. И самое высокое в жизни — это любовь».

Про выдвижение в президенты в 2012 году

«Это не была шутка. Это было так: мы презентовали фильм „Соловей-разбойник“. Это был 2012 год. Было много шума относительно выборов президента., и кто только не хотел идти в президенты. И меня один из ваших коллег спросил: „А вы?“ Я сказал: „Я подумаю“. Я уехал на Кипр с семьей, вернулся, и один из телевизионных каналов спросил, я ответил, что моя программа — консерватизм, национализм. Они выслушали меня, и я пошел кофе пить. А когда я попил кофе, увидел это уже в эфире. А в течение последующих нескольких дней какая только организация не попросила меня это не делать. Какой-то центр подсчетов сказал, что у меня процент премьерский, если пойду.

Я работал в разных профессиях. Я знаю, что, чтобы чего-то добиться, надо полностью отдаться, жениться на этой профессии. Я не готов жениться на власти. У меня прекрасная красавица жена. У меня много детей, и вообще я другой человек. В период Пунических войн я не был бы Агамемноном, я был бы лучником-контрактником.

А потом в шутку, в шутку и уговорили меня, что не надо. Я говорю: „Ну не надо и не надо“. Но с тех пор все обсуждают, на творческих вечерах говорят: „Жалко. Мы бы за вас проголосовали“.

В магазине бытовой техники ко мне подошел молодой человек и говорит: „Зря! Я бы проголосовал“. Понравился мой изоляционизм. Вот такие у нас царят настроения в обществе. Так что это было и серьезно и несерьезно. Я понял, как много организаций заинтересовано, чтобы я был просто писателем».

«Я человек грешный, слабый, и я пытаюсь максимально отдать Оксане [жене] что могу. Мне нравилось служить в церкви. Я надеюсь, что в будущем так и будет. Я надеюсь, что это будет, когда пройдет киносъемочный период. Я люблю церковь искренне. И для Оксаны был страшный удар, что я не служу, что я занимаюсь какой-то ерундой, по ее мнению.

Эта книга не сознательная провокация. Просто, если бы меня спросили: „Была ли у тебя единая линия?“ — хороша в одном литературном произведении. А человек — существо составное. Если изъять из моей жизни семью, друзей, то останется пятилетний мальчик в деревне, идущий под грозовым небом три километра в школу. Останутся только воспоминания о детстве, потому что я весь составлен из людей».

«Я никогда не рассчитывал на роль любовника, всегда безумцев каких-то играл. Хотя как бы хотелось Штирлица сыграть, но каждому свое».

Я, как коренной тушинец, зная, что Иван жил на «Войковской», а его жена Оксана жила как раз в Тушино, недалеко от меня, задал вопрос: «В книге упоминается тушинский идеализм „пацан сказал, пацан сделал“, а были ли у вас случаи в конце восьмидесятых — начале девяностых годов, когда вы гуляли по Москве и к вам подходили пацаны с других районов, чтобы подраться, и на вопрос „Ты откуда?“ вы отвечали: „Из Тушино“. Они говорили: „Ок, вопросов нет. Иди дальше“. И вы спокойно гуляли дальше. У меня, например, такие случаи были».

Иван Охлобыстин: «Почему я считаю, что Тушино — это самый безопасный район? Потому что идешь в центре вечером, и навстречу тебе группа подвыпивших подростков, и ты думаешь: „Переходить улицу или не переходить? Доставать нож или не доставать? Бежать или нет?“ В Тушино так не думаешь. Как только видишь, достаешь нож. Поэтому уровень преступности маленький. Оно осталось частью деревни. Там район Комсомолка замкнутый. В магазине слышу: „У меня сегодня выходной, я в город поеду“. Несмотря на то, что это давно серединой города считается, все равно „в город поеду“. Отделены очень.

Я попал в Тушино в период тетеревиных токов, когда влюбился в тушинскую красавицу Оксану Арбузову — „Аварию — дочь мента“, влюбился, женился, по-честному справил всё, и детей родили. То есть в этот момент, когда ко мне Тушино могло иметь претензии, я сразу влился.

А я сам с соседнего района, с „Войковской“. А „Войковская“ всегда с Тушино дралась в парке, там, где родник «Лебедь». Я вспоминаю в детстве Игоря Ивановича Сукачёва, возглавляющего одну из тушинских ватаг, которые дерутся с нашими из параллельного класса, и там был наш одноклассник, Рома Лебедев. Он бас-гитарист „Коррозии металла“».

«Я как чукча, я не читатель, а писатель. Я все время где-то снимаюсь. Слава Богу, милостью Божьей у меня большая семья. И сейчас ТВ-3 снимает об этом шоу. В октябре это выйдет в эфир. Мы рок-н-ролльно-православная семья».

«У Лёши Учителя я снимался и не удосужился внимательно прочитать сценарий „Мания Жизели“. В середине съемок выяснилось, что я играю не только Сержа Лифаря, которого знал как художественного руководителя „Гранд Опера“. Он был на содержании у баронессы. Он вообще был шалун. Но выяснилось, что он еще и мужиков любит. И у меня это в диалоге. И я попросил продюсера, покрывшись холодным потом, далекий от таких дикостей: „А можно я возьму псевдоним?“ Он говорит: „Бери. Какой?“ Я придумал самый глупый псевдоним — Леопольд Роскошный. Ну что может быть еще глупей? Только Ляля Жемчужная. И самое обидное, что это записали. Я же не знал. Что появится в „Википедии“. И теперь когда меня спрашивают, есть ли псевдоним, то я говорю: „Да. Леопольд Роскошный“».