Это перекрытие части Киевского проспекта, ведущего к аэропорту, проезд колонн «республиканской» бронетехники в нескольких местах центра. А также эвакуация жителей из 15-го участка Киевского района, что находится непосредственно у моста, разделившего лишь относительно безопасный Донецк и зону аэропорта.

Наблюдая за центральной улицей через витрину одной из недавно открывшихся кофеен, расскажу о вчерашнем и сегодняшнем дне.

Вот деревянная будка с распахнутой дверью, посреди пустыря. На горизонте — терриконы, холмы из отработанной шахтной породы, поблизости двухэтажные хрущёвки и частный сектор. Проём в будке уводит в глубину, откуда выходят несколько мальчишек лет 8 — 12-ти. Здесь же несколько вооружённых бойцов ДНР. Нет сомнений, что местные. Одеты кое-как, обувь — кроссовки, разношенные старые ботинки, на паре парней потёртые, грязные камуфляжные бушлаты, ещё на двух вовсе ветровки. Никаких знаков отличия. Говорят, что из этого же района, с шахт «Трудовские». Показывают в сторону, через дома:
— Укропы всего в паре километров. Из Марьинки лупят.
Спрашиваю:
— Ну, а как, ребят, сколько бы вы простояли, если бы даже гуманитарки от России не было?
— Не знаю, честно, не знаю. Россия помогает, конечно. Вот, это Россия — показывает на потёртый, явно не первой свежести «калашников» парень с грязноватым лицом, совершенно простецкий по характеру. Рассказывает, что в ополчении с августа, что здесь охраняет бомбоубежище.

Будка рядом и ведёт в это самое убежище, старейшее в Донецке, 37-го года постройки. На ступеньках встречаю ещё пару мальчишек, метров 20 вниз и вот, довольно тёплый бетонный зал. На топчанах, раскладушках преимущественно женщины средних лет и совсем пожилые дамы. На стенах изобилие плакатов брежневских времён о гражданской обороне. Картинки с «Градами», гаубицами. Инфографика со способами укрытия от пожаров и взрывных волн частично завешаны пуховиками, халатами. Любопытно, какими бы глазами посмотрели строившие и оформлявшие это укрытие на события сегодняшних дней, на то, кто и от чьих снарядов здесь прячется.

Спрашиваю двух женщин: 

— Чем питаетесь, откуда продукты?
— Ребята ДНР-овские приносят. У нас на улице костры, печка, там и готовим.
— А новости как-то узнаёте?
— Новости. Так телевизор же здесь не работает. Ребята ДНР-овские раз в неделю приносят газеты. Как их там. А, «Новороссия». Вот, их читаем. 

Политическая позиция здесь, среди женщин и детей, на глубине в 20−30 метров шахтёрской земли однозначная. Клянут «карателей», просят Россию помочь. А узнав, что сюда явились и европейцы, просят помочь и весь остальной мир. Про выборы в Украине знают, но никакого интереса они не вызывают: «Порошенко покрыл себя кровью, зачем нам его власть?».

Обходя кровати, застеленные кое-как, тумбочки с банками солений, сумки, электрочайники, проходим в другой угол убежища. Здесь ворота с толстыми, закручиваемыми створами. В 1937-ом к авиаударам здесь подготовились основательно. Наверху сушится бельё, сделана походная плитка: несколько кирпичей, да решётка с кастрюлями, под ними огонь. 

Редко увидишь в Донецке женщин с Закавказья. Но вот, очередь готовить у Тараны из Азербайджана. Говорит, что живёт уже полтора десятка лет в Марьинке, взволнованно жестикулируя рассказывает, что сейчас там «грабит дома нацгвардия». 

В жилете популярной здесь сети супермаркетов «АТБ» она единственная, кто говорит с большой долей украинских слов в языке:
— Уже четыре месяца, как мы все прячемся здесь. Как только начинают летать снаряды, бежим вниз, перестают — выходим помешать еду на плитке, затем снова тикаем. Бывает, что и пули над головой в это время свистят.

В её речи много горечи: 

— Сколько живу здесь, я никогда не замечала, чтобы русские с украинцами ругались. Все жили дружно! А сейчас что происходит! С нами в бомбоубежище такая женщина хорошая жила, три месяца… Вышла ненадолго пройти по посёлку, и её убило осколком. Как её жалко, такая хорошая была…

Неподалёку наивно рассуждают о том, когда же выплатят пенсии за несколько месяцев,
Дама лет шестидесяти, с аккуратно покрашенными в красноватый волосами говорит:
— Я ополченцам говорю, вы нам выдайте пенсии, мы сами поедем и купим в центре, что нам нужно. Некоторые же магазины работают. И не надо нам никакой «гуманитарки» тогда.

Когда я вновь спустился вниз, шла выдача очередной, этой самой «гуманитарной передачи». На кровати рассыпаны штук 15 банок тушёнки, вокруг них скопился десяток женщин. Рассуждают, как делить. Остро не спорят, не ругаются. Почти сразу решают раздать тем, у кого есть дети. 

Последний услышанный здесь рассказ был Валентины Филипповны, 65 лет:
— Мы недавно вышли с детишками на свет, поиграть в футбол, воздухом подышать. Как же хорошо было, под солнышком! И тут опять громыхать начало. Мы и убежали вниз. Вот так и живём, солнца не видим. Какого цвета листва не знаем.

Мы покинули шахты «Трудовские» и проехали в другой конец города, в Куйбышевский район. Двигались уже в сумерках перекрёсток за перекрёстком и встретили лишь несколько человек. 

— Приезжайте утром на рынок, там и поговорите. И про гуманитарку, которая никому не нужна, и про всё остальное расскажут, — говорит женщина в одном из дворов.

Ночью случился первый заморозок. Ёжась от холода в ещё не согревшейся машине, последовали в том же направлении. На улице минус 3, прохожих не особо прибавилось. На окраине открыты хлебные киоски, будки по ремонту ключей, мелкие лавочки, супермаркеты не просто закрыты, но и прикрыты фанерой. Многие окна в домах заклеены бумажным скотчем крест на крест, некоторые разбиты. То тут, то там посечены осколками стены.

А вот и Куйбышевский «рынок». На повороте стоит около десятка торговок, рядом развороченная ещё августовским миномётным снарядом остановка. Овощи, свечи, мясо, рыба. Покупателей несколько человек, все заявляют, что стреляют вокруг «постоянно, каждый день».

Рядом есть и настоящий рынок. Вот только треть его разбита. Рассказал о произошедшем 1 октября главный врач, ветеринар рынка Степаненко Александр. Эмоционально посетовал, что вся его лаборатория, все микроскопы побиты взрывной волной. Рядом с нами окна его «кабинета» и совершенно разбитый, изрешечённый осколками павильон «Мясо».

«Здесь же нет и не было никаких военных, почему они стреляли по рынку?!», — говорит Александр.
«Как можно утверждать, что мы сами себя обстреливаем, что за чушь?!», — продолжает его спутник, лет сорока.

С пустующего, закрытого рынка выходим вновь через ворота на маленький стихийный. Василий Семёнович, 90 лет, приглашает нас домой. Угощает жаренными творожниками. Здесь, в отличие от нас «сырники» зовут именно так, как приучила меня и моя бабушка. Показывает на стол: упаковка сахара, две бутылки подсолнечного масла. «Это вот из помощи от Ахметова. Ещё свечку подарил, одну…», — улыбается бодрый старик.
На все вопросы о ходе войны, о политике, уклоняется, также улыбаясь: 

— Да я же ничего не знаю… Включили бы электричество, уже было бы хорошо. У меня бы котёл заработал, в доме бы тепло стало. А сейчас вот газовой плиткой обогреваюсь.

От политических оценок не уклоняется один из электромонтёров, по совпадению работающих в этом же переулке. Говорим с ними, выйдя от Василия Семёновича. Сниматься на видео не хотят. Парень лет 30-ти посмеивается надо мной, над тем, что я из Москвы, спрашивает, а почему же здесь нет украинских журналистов. «Всё закончится, когда русские уйдут. Будем жить нормально в единой Украине. Но вы ведь это не покажете, не процитируете», — ухмыляется он. 

Когда я называю своё имя, удивляется, улыбается и говорит, что следит за моим твиттером и материалами давным-давно, со времён Майдана. Жмёт руку, благодарит.
Однако, это необычное ощущение, когда тебя узнаёт и благодарит электромонтёр на окраине морозного Донецка… 

Тем временем, его коллеги сматывают порванный кабель, из мачты-кабинки навешивают, закрепляют новый. Вдалеке всё это время громыхает артиллерия. 

— Трудно работать под эти звуки, — говорит ещё один электриков. Только начинаешь концентрироваться на работе, а тут эти канонады. Сложно работать, сложно. 

Эти ребята — тихие герои этой войны. Они, как пожарные, именно там, где совершенно плохо и где надеются только на них. Когда они получали зарплаты и спрашивать не стал, ответ очевиден.

К обеду Киевский проспект Донецка перекрыли, по нему проехали танки ополчения. Несколько бойцов признались, что получен сигнал тревоги, что ждут наступления. В части Киевского района действительно объявлена эвакуация. Сомневаюсь, что ей следуют много жителей. 

А в центре, парадоксально, но открываются кафе, закусочные, закрытые летом. В одном из них я — третий посетитель. Из больших, московских по виду (но не по ценам, конечно) меню предлагают лишь четверть пунктов. Служащие невероятно приветливы. 

Кафе закрываются в 18−19 часов, не позднее. Уже темнеет. На улицах бигборды, зовущие на выборы 2 ноября, где-то с портретом премьера Захарченко, где-то просто с флагом ДНР. По улице Артёма машин ездит больше, чем летом, но всё равно ничтожно мало. Многочисленные розы на клумбах сменили на большие светодиодные, закреплённые на столбах. Розы здесь — это, вообще, что-то особенное. Вспомнился парень, молодой отец, с кем говорил позавчера в Славянске. На вопрос о «Партии регионов» он ответил: 

— Они тоже много хорошего делали. Розы на площади, например, посадили.