Трагически погибший 32 года назад поэт и музыкант Александр Башлачёв так и не стал нигде своим. При жизни. После смерти, конечно, все о нём заговорили. Друзей у него сейчас — как у Высоцкого.
Вспоминают, восхищаются, сетуют. Но мне в упор не верится, что все, кто сейчас называется его друзьями, таковыми являются. Требовать от них «преданной дружбы» тоже не правильно. Потому что в музыкальном цеху никто никому ничего не должен. Все кенты и братаны — до поры-до времени. Чаще — за бутылкой, и когда у тебя все хорошо. И полагаться в этом мире лучше не на чью-то помощь, а только на себя.
Кем бы ты ни был — монтажником-высотником или виртуозным музыкантом — никто с тобой нянчиться не обязан. Есть разница между помогать и возиться. Помочь могут — раз, два. Но возиться не будут.
Сказать, что Башлачев был везде гоним — неправильно. Его знали. Для него много делали. И Парфенов, и Троицкий, и другие. Были люди, кто организовывал ему квартирники и концерты. Были люди, которые заботились о нём, «вписывали» в Москве и Питере. Был свой слушатель, безусловно.
Человек приехал из провинции. Писал и пел удивительные песни, с текстами космического уровня. Но барды его не приняли в свой ламповый круг у костра — для них он был инородцем. А в Ленинградском рок-клубе все роли уже были разобраны. Конкуренции никто не отменял. И сложно представить Башлачева в электричестве — с накрашенным лицом и в манерной позе, изображающего трагический надрыв. Тем более, Александр Николаевич едва ли питал амбиции завоевать какое-то пространство на сцене, с кем-то конкурировать.
Встраиваться в существующую матрицу и петь про перемены? И получать право обгладывать заветную кость дохлой собаки (Союз уже развалился почти — и разрушить его много смелости не надо было)? Бунтовать, когда позволили? Это не его уровень.
Башлачев не был «либералом» и «общественником», «героем» в понимании восторженных поклонников рока (того времени). И не был «конъюнктурщиком». Конъюнктурщиками в то время были как раз не те, кто «ленин-партия-комсомол», а те, кто начал рубить бабло на теме протеста, почуяв сладкий «ветр с цветущих берегов» далекой гудбайамерики. Башлачев вряд ли смог бы играть с этими «энергиями».
Его нельзя записать в патриоты СССР или в диссиденты. Он не был ни правым, ни левым. Он был в ином измерении. Но едва ли считал себя «брахманом» или «гуру». Там без него таких было — хоть отбавляй. И у них там уже был свой уютный загон, свой вигвам.
Одно могу сказать с полной уверенностью: Башлачев был самым русским автором того времени. Корневым русским автором. А не маскарадным в красных сапогах. Он был простой начитанный парень из глубинки.
Уверен, что наивный, как многие провинциалы, чьим слезам Москва не верит. Вырвался из Череповца (точнее, вырвали) — из привычной среды обитания -, начались проблемы с поиском крыши над головой, с заработком. И перестали писаться песни. Наверняка, рефлексировал.
А дашь слабину — и полчища вампиров облепят, предложат в качестве утешения водку или чего покрепче. Помыкался он — и «своих» не нашел. Потому что «своих» не было. Таким людям на роду написано быть в одиночестве. Демиургам. А остальные «творцы» от них искры подбирают.