Примерно 70% «межнациональной» уголовщины, с которой приходилось иметь дело во времена ДПНИ (запрещенная в России организация — прим. ред.) и РОДа, начиналось так:
— Э, слушай, он меня оскорбил!
То, что какой-нибудь русский оскорбил (грубо ответил, обозвал, толкнул и т. п.) какого-нибудь джигита, джигит считал достаточной причиной, чтобы:
- избить до полусмерти, напав впятером на одного;
- пырнуть ножом;
- избить или пырнуть ножом не самого обидчика, а кого-нибудь из его окружения: друга, родственника, знакомого, до которого удалось добраться;
- избить или пырнуть любого, кому не повезло оказаться рядом.
При этом даже не всегда было понятно, имело ли место, собственно, оскорбление. Мы об этом знали только со слов джигитов. Потерпевшие могли совершенно иначе рассказывать о том, что там было и кто первый начал.
Оставшиеся 30% составляли изнасилования и попытки изнасилований. Тут уж никак нельзя было сказать, что девушка (а то и ребенок) кого-то оскорбили и вообще начали первыми — но джигитам это совершенно не мешало. Тут включался второй безотказный прием: «Э, она шлюха и сама хотела!»
Что я хочу сказать? Это тактика.
— Зачем ты старушке в церкви голову отрезал?
— Э, слушай, они тут на Мухаммеда карикатуру нарисовали, обидно, да!
Человека христианской или пост-христианской культуры, привыкшего сочувствовать и входить в положение, для которого эмпатия — ценность, такой аргумент может парализовать, хотя бы ненадолго. «В самом деле, — подумает он, — как же этот бедолага был, должно быть, потрясен и возмущен, какая буря у него в душе разразилась, что даже до карикатуриста он не дошел, а принялся кидаться на первых встречных!..» И пока он стоит на месте и пытается себе вообразить такую степень душевного расстройства, «бедолага» отпиливает головы еще пятерым.
Не будь карикатур — нашлось бы что-нибудь другое. В России никто не печатал карикатур на Мухаммеда; но взрывать людей в Питере и в Волгограде, или расстреливать православных в церкви в Кизляре исламским террористам это совершенно не мешало. Это их тактика — при любой возможности объявлять себя «обиженными» и резать головы уже не просто так, а с видом оскорбленного достоинства и защиты ценностей.
Как и любой террорист старается доказать, что режет людей от «безысходности» того или иного сорта — и стремится прямо среди тех, кого режет, навербовать себе группу поддержки. Их он, разумеется, тоже зарежет. Но чуть позже.