Общество СМИ

Почему нельзя брать интервью у террористов и насильников

0 3623

Это пост не для Ксении Анатольевны, она уже не поймет. Так, вдруг пригодится кому-нибудь.

В девяностые-нулевые в правоохранительные органы пришло много бывших военных. Вроде тоже люди, умеющие держать оружие, привыкшие ходить в форме, способные рисковать жизнью. Но все-таки не понимающие некоторых вещей, которым учат в любой школе милиции.

Например, что полицейскому ни в коем случае нельзя одним участникам инцидента раскрывать личные данные других участников инцидента. Полицейский — буфер между сторонами конфликта. На месте происшествия он должен проявлять беспристрастность и в некоторых вопросах хранить молчание. 

Военные этого не понимали. В результате случались такие, например, ситуации: соседи слышат за стеной инфернальные крики, вызывают милицию, приезжает наряд, заходит по адресу — и криминала не обнаруживает. Проводят разъяснительную беседу. «А кто это на нас настучал?!» — интересуются возмутители спокойствия. «Да соседи из 15-й квартиры», — отвечают бывшие военные в милицейской форме. И через полчаса снова звонок в дежурную часть, уже от других соседей, которые сообщают, что теперь уже пьяные мудаки ломятся с топором в 15-ю квартиру, сделайте что-нибудь! 

В нулевые-десятые в медиа пришли много хайпожоров из шоу-бизнеса. Вроде тоже люди с узнаваемыми лицами, умеющие держать в руках микрофон и задавать вопросы. Но все-таки не понимающие некоторых вещей, которым учат если не на журфаке, то в любой редакции. 

Например, что ни в коем случае нельзя давать слово маньякам, педофилам, террористам. И не только в момент совершения ими теракта. Нельзя вообще. Потому что даже в отношении маньяков, педофилов, террористов действует «эффект очеловечивания».

Когда перед тобой не человек-поступок без лишних сантиментов, а человек со всеми своими подробностями и аргументами, это волей-неволей вызывает душевный отклик у значительной части аудитории. Подспудно, непроизвольно, но все-таки производит — так устроена психика человека. И тем самым происходит частичное размывание жесткой моральной установки: так поступать нельзя. Нельзя захватывать заложников. Нельзя держать в подвале двух девушек и три года их насиловать. И нельзя называться журналистом, если ты даешь слово нераскаянному преступнику, совершившему чудовищное преступление и теперь откровенно бравирующему своим поступком. 

А Ксении Анатольевне уже давно можно пожелать только одного — здоровья. Будьте здоровы, Ксения Анатольевна. Говорю это без иронии и без шуток.