Стоимость рабочей силы в России недооценена и не соответствует квалификации кадров. Об этом в понедельник заявила вице-премьер Ольга Голодец в ходе обсуждения вопросов повышения производительности труда на инвестиционном форуме в Сочи.

По ее словам, сегодня в России 4,9 млн человек получают за свой труд оплату на уровне МРОТ. Это в разы ниже прожиточного минимума.

Голодец добавила, что у субъектов экономики нет мотивации в долгосрочных инвестициях: предприятиям выгоднее положить деньги под проценты в банк, чем делать ставки на долгосрочные вложения.

«Сегодня нарушены основные экономические принципы работы экономики», — добавила вице-премьер.

С Ольгой Голодец можно спорить относительно того, почему бизнесам невыгодно вкладываться в мероприятия по росту производительности труда. Но с тем, что Россия по этому показателю «позорно отстает от всех развитых стран мира, спорить невозможно». Именно так характеризует проблему президент Межрегиональной ассоциации содействия обеспечению безопасных условий труда Олег Косырев.

«Причин тому много — и экономических, и исторических, и климатических. И все они вместе взятые сформировали менталитет в равной мере и российского работника, и российского работодателя», — сказал он «Ридусу».

Почему, к примеру, в Финляндии работник предприятия создает определенный продукт за единицу времени, а работник такого же по размеру и типу продукции предприятия в Ленинградской области выдает за то же время продукта в разы меньше? При том что температура воздуха и продолжительность светового дня одинакова и в Выборге, и в Котке?

На первый взгляд кажется — и Голодец про это упомянула, — что дело в разных зарплатах (не в пользу российского работника). Однако, как поется в одной песенке, «деньги — это не главное, Маша».

«Для роста производительности труда не меньшую, если не большую роль играет обстановка на производстве, условия труда, атмосфера в коллективе в частности и стране в целом. Одно дело — работать в светлом цехе, на современном оборудовании, среди цветочных кадок, под приятную фоновую музыку. И другое — провести рабочий день в здании позапрошлого века постройки, с бойницами вместо окон, в окружении ржавых конструкций и под шум устаревшей вентиляции. Даже если в первом случае зарплата будет немного меньше, чем во втором, лично вы какое предприятие выберете?» — говорит Косырев.

Беда российской экономики также и в том, что руководителям предприятий (в силу как экономических причин, но чаще — той самой, «прошловековой», ментальности) трудно понять и монетизировать эти нематериальные факторы. Как говорил один персонаж Ильи Ильфа, «я не художник слова, я начальник».

«Все это описывается одним термином: эргономика. Если работник работает в таких условиях, когда ему ни минуты лишней не хочется пробыть на рабочем месте и он при каждой возможности выбегает в коридор покурить, то при чем здесь Финляндия! За те же самые восемь часов финн даже чистого времени тратит на производительный труд больше просто потому, что не бегает постоянно в курилку. Японец вообще готов умереть на работе. Хотя это уже другая крайность», — объясняет собеседник «Ридуса».

Ситуация в российских производственных отношениях вообще-то типична для эпохи раннего развития капитализма: Англия, например, испытала все это 300 лет назад. Так что повода комплексовать у россиян нет: примерно к 2300 году они тоже будут работать, лежа средь цветов, и под такую медитативную музыку, что финны умрут от зависти. 

Потерпите немного, это не очень больно.