Из всего необъятного массива статистических и социологических выкладок, просмотренных и проанализированных мною при подготовке этой статьи, меня даже не поразил — не то слово! — царапнул по сердцу один непреложный факт.

Когда подводились статистические итоги единого дня голосования 13 сентября 2015 года, выяснилось, что за год количество молодых избирателей сократилось почти на один миллион — в связи с «демографической ямой» начала 1990-х годов. 

Молодежь, в том числе избирательная — наше будущее, а ее, оказывается, за год на миллион стало меньше! Как же не дорожить после этого молодым избирателем.

Как свидетельствуют научные исследования, молодых избирателей, т. е. людей в возрасте от 18 до 30 лет, в России насчитывается около 25 миллионов человек, чуть меньше четверти (23%) от общего числа избирателей. Это ведь, если позволено так выразиться, целое электоральное богатство.

И, как ни странно, в отношении столь большой группы избирателей господствуют многолетние стереотипы: они якобы и пассивны, и недеятельны вообще, и не интересуются ничем, а если чем и интересуются, то политикой и выборами — в последнюю очередь, испытывают, видите ли, чувство отчуждения от государственной власти во всех ее проявлениях. В ход идут ученые термины: «правовой нигилизм», «негативная социальная адаптация» и т. п.

И все это вроде бы подкреплено у ученых экспертов статистическими данными, социологическими опросами типа «На выборы не хожу, потому что: никому не верю — 35%; мой голос ничего не изменит — 27%; вообще неинтересно — 18%; не знаю про выборы — 20%» и так далее.

Но вот как тогда быть с тем, что в целом ряде регионов, например, в том же 2015 году молодые избиратели продемонстрировали на выборах большую активность, чем была общая явка? 

Причем на выборах разного уровня и в регионах весьма различных — и по социально-экономическому укладу, и по уровню достатка. 

Согласно статистике, молодые избиратели на выборах Президента Республики Татарстан и депутатов Казанской городской Думы составили 75 процентов от общего числа участвовавших в голосовании; на выборах городского совета муниципального образования «Городской округ город Магас» в Ингушетии — 70%; на выборах губернатора Кемеровской области — 70%.

Там что у нас — молодежь с другой планеты, вся сплошь с позитивной социальной адаптацией или чудесным образом невосприимчивая к правовому нигилизму?

А может быть, в этих и других местах с молодыми избирателями просто иначе работают? Иначе разговаривают?

Молодежь, при всей своей неопытности и «негативной адаптации», всегда остро чувствует фальшь. Когда люди видят, что с ними заигрывают,, сюсюкают, «подкупают», пытаются втереться в доверие — это как раз и оборачивается тотальным недоверием и отторжением. 

Когда к молодому избирателю подходят с мыслью, что его-де интересует весьма ограниченный круг проблем и с ним нужно разговаривать о молодежных субкультурах, да еще и на молодежном сленге — он, пожалуй, не прочь будет повалять дурака на тему: ничем не интересуюсь, никому не верю. Потому что и впрямь не поверит, что к нему пришли всерьез, а не просто затем, чтобы «завлечь» на выборы, а потом отчитаться за это.

Да помилуйте, какого же нормального человека не интересует, как и где он будет жить через пять или десять лет, кем и на каких условиях будет работать, где будут расти и учиться его дети?

И остается только одна «малость»: объяснить связь этого — или иного — будущего с конкретным поведением в ближайший выборный день. Объяснить не абстрактно, не на языке лозунгов, а вполне конкретно, с разумными аргументами, с примерами из жизни. Примерно так, как объяснял мотивы и причины тех или иных государственных решений Президент России Владимир Путин на молодежном форуме «Таврида» в августе этого года в Крыму. Там доверительный разговор шел не один час. Почитайте стенограмму, посмотрите видео — и попробуйте после этого поверить в тезисы о тотальном неверии или «негативной социальной адаптации». А так ведь тоже вовсе не инопланетная молодежь собралась.

Особой группой молодых избирателей, к которой необходим индивидуальный подход, являются, по моему убеждению, люди, впервые по возрасту принимающие участие в выборах. Особенно если это выборы федерального масштаба, думские или президентские. Ведь если вдуматься, первое участие в них — это знаковое событие в биографии любого человека. 

Почему бы нам не помочь впервые голосующим избирателям это осознать? Что мешает нам, например, в преддверии 2018 года развернуть всероссийскую акцию «Я впервые голосую на выборах Президента России»? Или «Я впервые определяю судьбу собственной страны»? С дискуссиями, с клубами, с «репетициями» выборов, с демонстрацией того, как устроен избирательный процесс, подсчет голосов, контроль за соблюдением законов и тому подобным.

Еще одно важное обстоятельство — инструментарий, площадки для диалога. Эксперты сферы медиатехнологий давно подсчитали: чтобы заполучить 50 миллионов пользователей, радио потребовалось 38 лет, телевидению — 13 лет, интернету — 4 года. А популярная социальная сеть собрала около 200 миллионов пользователей менее чем за год. 

Всё это означает, что диалоги с молодежью об избирательном процессе мы должны вести там, на популярных у молодежи ресурсах. Только опять-таки не казенно, не для галочки. Один по-человечески работающий, продуцирующий эксклюзивный контент, сайт или блог может принести больше пользы, чем 50 однотипных и «правильных», но казенных Интернет-представительств.

Еще одна особенность выборов, о которой нельзя забывать молодежи- тот факт, что важно не только избирать, но и быть избранными. А это ведь не просто абстрактное право, но и конкретные результаты.

Статистика все того же единого избирательного дня свидетельствует, что, например, на выборах депутатов законодательных (представительных) органов государственной власти 11 субъектов РФ всего было избрано 24 депутата в возрасте до 35 лет. Даже на парламент одного региона не наберется. А на выборах муниципальных депутатов в центрах субъектов РФ всего 128 депутатов в возрасте до 35 лет, что составило 15 процентов от общего числа избранных депутатов.

С одной стороны, этому есть логичное объяснение: массы избирателей доверяют-де кандидатам, умудренным опытом, с длинной биографией и т. п. Это резонно, но, с другой стороны, как же тогда доказать молодым избирателям и кандидатам, что их участие в выборных процессах не является формальностью, что они могут иметь в органах власти своих — во всех смыслах слова — представителей?

Здесь имеет смысл обратиться к мировому опыту, из которого можно почерпнуть немало полезного. В конце концов, проблемы социализации молодежи и ее вовлечения в реальные процессы управления общие для многих стран мира, и наша тут не исключение.

Есть несколько фактов и институций, к которым стоит как минимум присмотреться.

Почти в половине государств — членов Межпарламентского союза — действуют молодежные парламенты, причем многие из них имеют рабочие связи с «настоящими» национальными парламентами.

В некоторых странах экспериментируют с понижением возраста, с которого возникает избирательное право. Например, в Аргентине с 16 до 18 лет участие в голосовании является факультативным, а с 18 до 70 лет — обязательным. В Боснии и Герцеговине минимальный возраст участия в голосовании установлен с 18 лет, но если человек работает — с 16-ти. А это ведь логично: если работать может — то голосовать-то почему нет? Бытие определяет сознание.

В некоторых государствах участие в голосовании является не просто правом, но объявлено патриотическим или гражданским долгом. А в некоторых (Греция, Люксембург, Бельгия) — конституционной обязанностью, за уклонение от которой предусмотрены меры ответственности. Скажете, это чересчур? Но ведь никто не сомневается в демократических устоях этих европейских государств. 

А разве само понятие конституционной обязанности не повышает градус ответственности гражданина? Аналогичные нормы, кстати, действуют и в ряде государств Латинской Америки. В некоторых странах, например, на Кипре, на граждан возложена обязанность зарегистрироваться в списках избирателей, то есть, самим предпринять шаги по реализации своего избирательного права.

Пассивное избирательное право (право быть избранным) в ряде стран для молодежи подкреплено системой возрастных квот. И в Европе, и в Азии, и в Африке, что лишний раз подчеркивает общность проблем избирательных систем планеты.

В Шри Ланке, например, установлена единая 25-процентная квота для представительства в парламенте женщин и молодежи. 

В Марокко из 395 депутатов Палаты представителей квота в 30 мест предоставлена лицам не старше 40 лет. В Швеции, Хорватии, Люксембурге политическим партиям дано право устанавливать молодежные квоты для списков своих кандидатов.

А в Греции граждане, которые еще не имеют права участвовать в выборах, могут работать в молодежных секциях политических партий.

Привлечению молодежи к участию в выборах способствует и специальная тематика предвыборных дебатов. Молодые люди видят, грубо говоря, что выборы — это про них. Например, в Испании в 2015 году одним из основных вопросов предвыборной агитации всех политических партий был вопрос о молодежной безработице. То же было и в Македонии в 2016 году.

В ряде государств молодежи, в том числе и не достигшей еще «избирательного возраста», предоставлено право участвовать в выборах в качестве наблюдателей. Так делают, например, в Латвии и Великобритании, где молодежных (с 16 лет) наблюдателей официально аккредитует национальная Избирательная комиссия.

Этот перечень можно продолжать, но уже и так, я думаю, ясно: осознавая важность проблемы участия молодежи в выборах, в самых разных странах мира используют богатый инструментарий стимулирования — интереса и к выборам, и к участию в них.

Наверное и мы могли бы позволить себе поэкспериментировать с какими-либо из вышеприведенных примеров. На уровне, например, муниципальных выборов, на уровне отдельных регионов или даже отдельных избирательных участков. И посмотреть, как те или иные новшества скажутся на участии в выборах наших молодых избирателей.

Понятно одно: выборы — дело молодых, и терять молодых избирателей на дальних и ближних подступах к ящикам для голосования — слишком расточительно для страны.